Зеркало Иблиса

– Не спишь? – раздалось над ухом. Это Каунитц повернулся под теплым одеялом на живот и с любопытством посмотрел на Богера.

– Как ты догадался? Каунитц пожал плечами:

– Почувствовал. Я вот тоже никак не могу…

– Почему?

– Все думаю… – Эмиль в нерешительности замолчал.

– О чем? – спросил Богер, подталкивая его к откровенности.

– Да так… Ты вот думаешь… мы дойдем?

– С чего это тебя на такие рассуждения потянуло?

– Ну, после сегодняшнего и не на такое потянет…

– Что ты имеешь в виду? – Богер поднял бровь.

– А то ты не знаешь…

– Боишься?

– Макс… – Каунитц приподнял голову и осторожно огляделся по сторонам. – Ты меня знаешь давно. Я когда-нибудь от пуль бегал?

– Нет…

– И не побегу, можешь мне поверить. А с нашим Артуром я куда угодно… Но тут совсем другое дело. Ты… Я тебя спрошу?

– Спроси. – Богер тихонько покашлял. Лучше от этого в горле не стало, наоборот, першение только усилилось. Казалось, что по всей глотке ссыпаются маленькие противные песчинки.

– Ты раньше… Понимаешь? Раньше, в церковь ходил?

– Ходил. Меня родители таскали каждое воскресенье. Меня и брата. Я помню, был такой забавный священник. У него глаза были как у жабы, навыкате… И он всегда говорил так: «Аминь!» и прибавлял: «Да». Он вообще вставлял это «да» где попало. Он контуженный был.

– Я не про то, – нетерпеливо пояснил Каунитц. – Я хочу спросить, ты вообще верил?

– Ты имеешь в виду в Бога?

– Ну… – Каунитц снова осторожно огляделся. – Я имею в виду в христианского Бога…

Богер молчал. Он смотрел в непроглядную темноту ночного неба и старался представить, как это – быть засыпанным песком. Наверное, как утонуть. Максу уже доводилось тонуть, в море. Вода противно заливалась в нос и горло, жгла глаза, а вынырнуть было нельзя, над головой горела нефть, разлившаяся по поверхности воды тонкой пленкой. Тогда уцелели единицы…

– Макс… – Каунитц высунул руку из-под одеяла и толкнул Богера в плечо. Тот вздрогнул и понял, что на минуту заснул. – Я говорю, ты верил?

– Не знаю, – сказал Макс. По его горлу снова покатились маленькие песчинки. – Наверное, нет.

– Почему?

– Как можно верить человеку, который говорит одно, а делает другое?

– Но ведь он не говорит, чтобы пример брали с него.

– Все равно, неприятно. Каунитц не нашелся что ответить.

– А ты, – в свою очередь спросил Богер. – Ты верил?

Эмиль поежился под одеялом и нехотя сказал:

– Не знаю… Когда нас сегодня эта туча накрывала, я вдруг подумал, что на самом деле я червь. Никто… А Он может сделать со мной все.

– Эмиль… – Богер осторожно прочистил горло, стараясь сдержать рвущийся наружу кашель. – Ты упускаешь из виду одно обстоятельство. Туча отвернула в сторону.

– Но ведь могла бы и не отвернуть.

– Могла бы, но отвернула… Ты меня давно знаешь, Эмиль?

– Давно… – согласился Каунитц, прикинув в уме.

– Так ты, я думаю, не обидишься, если я скажу, что ты дурак? От этой штуки сегодня все в штаны наложили и на колени попадали. Солдатня так вообще молиться начала. А наш Артур и этот чокнутый штурмбаннфюрер как стояли, так и остались стоять. Я не знаю, куда ты смотрел, а я видел… Так что мне твоя церковь до одного места. Вон моя церковь, у костра сидит.

– Нет… Ты не так понял, Макс. Я не про церковь, я про Бога… А что, если он есть?

– А этого никто и не отрицает… – безразлично отозвался Богер.

Каунитц еще что-то говорил, говорил, стараясь разобраться в себе и в богах, и в своих взаимоотношениях с ними. Богер сразу понял, что Эмилю нужно было выговориться, что говорит он скорее для себя, следуя привычной своей манере иметь обо всем четкое мнение. Ну и пусть говорит… Звезды начали покачиваться у него над головой. Они раскачивались и раскачивались, и Богер испугался, что они сейчас сорвутся со своих креплений и начнут падать. И они упали, а он бегал по пустыне и ловил их…

– Спит… – констатировал Каунитц и перевернулся на спину. Он был образованным человеком, но после сегодняшней встряски, после солидной порции спиртного, которую он принял тихонько от командира, в голове царила удивительная путаница из отрывков «Майн Кампф», Старшей Эдды, Библии и Корана… Каунитц попытался разобраться в ней, разложить все по привычным полочкам, навести порядок. И незаметно уснул, приоткрыв рот и похрапывая. Ему снилось, что он ищет Макса Богера где-то на равнине, усыпанной упавшими с неба звездами. Ищет и никак не может найти.

– Как вы считаете, Артур, то, за чем мы идем, действительно существует? – спросил Ягер, кидая в костер причудливо изогнутую ветку.

Фрисснер проследил за ее полетом, окончившимся целым взрывом искр, улетевших в черноту неба.

– Вы меня извините, Людвиг, но вы не слишком обидитесь, если я не отвечу? Операции придана определенная степень секретности…

– Так не превращайте ее в клоунаду, – прервал его Ягер. – Вы же не станете утверждать, что вас удивляет моя осведомленность о цели этой экспедиции?

– Не удивляет… Больше тревожит. – Фрисснер проводил взглядом часового, который отошел по малой нужде под прикрытием второго. Солдаты знали свое дело. Правила придуманы для того, чтобы сберечь их же собственную шкуру, так зачем их нарушать?

– Я вас понимаю. Однако скажите свое мнение.

– Зачем оно вам?

– Можете считать, что я соскучился по умному собеседнику. После наших дневных приключений тянет пофилософствовать, согласны? Установим перемирие…

– Да. – Фрисснер усмехнулся. – Говорят, такое бывает после ночного артобстрела.

– Охотно верю…

– Странно, но однозначно ответить на ваш вопрос, Людвиг, я не могу.

– То есть? Вам все равно, есть ли эта штука или ее вообще нет?

– Нет, почему же? Не все равно, я как-то не привык гонять своих ребят на рискованное дело без всякого смысла. Конечно, мне бы хотелось найти то, за чем мы идем. Так что получается, что в существование… – Фрисснер помялся, – артефакта, будем так называть, я верю.

– Да, действительно получается. Вы ухитрились дать название тому, о чем я говорил. Вера. Вы верите, но не знаете.