Зеркало Иблиса
Шрифт:
– Понимаете, это очень ценные бумаги. Фактически вся наша экспедиция строится на этих документах.
– Я полагаю, что она почти закончилась, – ответил Фрисснер – Мы очень близко к цели.
– Осталось еще три приметы и собственно Зеркало, не забывайте об этом. Конечно, о нем написано очень мало, но даже эти крохи могут пригодиться…
– Бросьте, профессор, – сказал Артур. – Если Ягер и помешался, то вряд ли об этом можно судить по тому, бросает он бумажки на землю или не бросает. В чем-то я могу с вами согласиться, но больше склоняюсь к тому, что Людвиг никогда особенно нормальным и
Замке ничего не ответил.
Они подошли к грузовику, когда солнце уже щедро раскровенило небосвод. Ветерок унялся, а жара стала спадать, предвещая ночной холод.
К чести Ксавьера Лангера, солдаты не разбежались, не сделали попыток уехать и не стали легкой добычей арабов. Фрисснера встретил Вольдемар Хенне, который дежурил в охранении.
– Ну что? – спросил Артур у Лангера.
– Все в порядке, господин капитан. Два раза мы видели что-то темное там… – Он указал рукой на запад. – Но я дал команду не стрелять. Мало ли что это могло быть…
– Где видели черное?
– Там… – Лангер снова указал рукой. Фрисснер всмотрелся в указанном направлении, прикрываясь рукой от солнца.
– Ничего не вижу…
– Это как будто проявлялось из ничего. Вдруг там что-то образовалось… Игра света или что-то вроде того. Может быть, мираж?
– Может быть… – Артур смотрел в направлении, указанном Лангером. Солнце медленно садилось, и казалось, что где-то за горизонтом ходит кто-то огромный, но едва заметный на фоне пламенеющего неба. – Может быть… Спасибо, что сообщили, Ксавьер. Пойдите разберитесь с едой…
Когда Лангер отошел, Артур еще некоторое время всматривался в даль, как вдруг понял, что слышит какой-то непрекращающийся шум. Бормотание. Он оглянулся в поисках исгочника и увидел коленопреклоненного Фрица Людвига, который громким шепотом читал молитвы.
Фрисснер вслушался
– Господи, спаси и сохрани меня. В этих песках только на тебя уповаю, ибо ты моя защита и опора в трудный час. Отврати от меня взоры врагов моих, отврати от меня огонь ружей их и жар этого чужого солнца. Верю в твою силу, господи, верю в защиту твою. Уповаю на твою милость и опеку…
Фриц Людвиг явно состряпал эту молитву сам. Эти слова, наполовину выхваченные из Библии, которую он держал в руках, наполовину обусловленные реалиями жизни, были искренними, честными, наполненными. Самый настоящий заговор, древний, почти языческий. Наверное, именно так составлялись те самые молитвы, которыми зачастую бездумно и бестолково пользовались современные христиане. «Господи, спаси… На тебя уповаю…» Эти простые слова шли из глубин души человеческой, той самой, которая когда-то, может быть, вышла из рук Всевышнего.
– Господи, спаси и сохрани меня. Ибо верю в силу твою… – раскачиваясь, шептал Фриц Людвиг. – Господи, спаси и сохрани меня… Господи…
Фрисснер вдруг понял, что не разум Фрица говорит сейчас, а что-то другое. Как будто потерявшийся ребенок обращается к отцу… Старается докричаться до него, хотя родителя не видно, он где-то далеко.
– Только его никто не слышит, – внезапно сказал кто-то над ухом.
Фрисснер вздрогнул, обернулся. Рядом стоял Ягер.
Штурмбаннфюрер что-то прихлебывал из миски и вкусно хрустел галетой. Фрисснер ощутил, что сильно проголодался.
– Что
вы сказали?– Не важно, – туманно ответил Ягер и направился к костерку, возле которого что-то колдовал Шинкель.
Фриц Людвиг продолжал молиться до наступления темноты. Когда на небе высыпали первые звезды, он заступил в дозор.
Фрисснер еще долго видел его фигуру, то пропадающую, то снова появляющуюся в свете костра. Фигуру человека, уверенного в своем Боге.
Впервые за всю жизнь Фрисснер пожалел, что не верит ни в Бога, ни в дьявола.
61
Я ведь – человек, подобный вам.
В эту ночь на небе звезд не было. Звезды хотели подойти ближе к костру, погреться… Но упали, сорвались со своих дорог, назначенных сотни тысяч лет назад самим Аллахом. Звезды упали, рухнули в непостижимую темень мироздания, ушли вслед за создателем. А костер под черным небом остался.
Журчала вода, перекатывая в себе камушки и песок несуществующего оазиса. Горел усталый огонь, дул слабый, подвывающий в камнях ветер.
Три человеческие фигуры, замотанные в тряпки, сидели у огня, протягивая изредка к нему руки. Грелись, стараясь зачерпнуть немного обжигающего тепла, омыть им руки. Не получалось.
– Холодно, – сказал Саммад. – Холодно…
– Тебе? – Имран ухмыльнулся.
– Да. – Саммад снова протянул руки к огню, и языки пламени, словно живые, потянулись к этим темным ладоням. – Даже мне холодно…
Третий человек, закутанный в темные одежды, ничего не сказал, только коротко стрельнул черными глазами в сторону Саммада. Тот перехватил этот взгляд, зло прищурился, но смолчал. За него, словно поняв что-то, заговорил Имран.
– Ты сильно опоздал, Муамар. Ты сильно опоздал.
– Значит, я не мог раньше, – ответил Муамар.
– Да, но Мухаммад и Ибрахим ушли… – И не вернулись! – вставил Саммад.
– Ушли, – продолжал Ибрахим, словно не слыша Саммада. – Остались только мы, и нет тех, кто поможет нам. Ни один из нас не смог основать Школы. Мухаммаду и Ибрахиму некуда возвращаться теперь. Ты сильно опоздал, Муамар.
– На целых две жизни! – сказал Саммад.
– Значит, я не мог раньше, – повторил Муамар с нажимом. Снова над костром повисла молчаливая беззвездная ночь. Только ветер выл в камнях, только вода ерошила песок и камни подобно влюбленной гурии, перебирающей волосы возлюбленного своего,
– Что они делают теперь? – спросил Имран. Муамар посмотрел на него, но натолкнулся на потухшие угли глаз и опустил лицо.
– Они ищут Черного Ящера…
– Так далеко?
Муамар неопределенно мотнул головой.
– Они сумели пройти очень далеко. – Имран протянул руки к огню. – Ты провел их… Слишком далеко… Слишком…
– На целых две жизни, – вздохнул Саммад.
– Вы же знаете… Я не могу иначе… – сказал Муамар. Может быть, это была игра света, может быть, просто ветер тронул складки одежды… Показалось, что Муамар с трудом вытолкнул из себя эти слова. – Я не могу просто так взять и прийти… Я не могу бросить их просто так… Потому что было сказано: «Поклонитесь Адаму!» И поклонились они…