Зеркало вампиров

— Дышит еще.

— Здоровый мужик был, — уважительно сказал кто-то из нападавших.

— Тащите его к машине, — распорядился все тот же уверенный голос.

Потерявшего сознание Хашимбека потащили к машине. Они тащили его не очень церемонясь, волоча по земле. Он открыл глаза. Восточная хитрость гласит, что раненая змея гораздо опаснее. Он мгновенно осознал, что происходит. И ногами изо всех сил толкнул тащивших его молодых людей. Те рухнули. Он вскочил на ноги.

— Держи, — закричали остальные, — держи его!

Георгий Курчадзе не зря держал у себя такого начальника охраны. Хашимбек снова отшвырнул нескольких нападавших и рванулся к лесу. И тут второй лжесотрудник ГАИ, увидевший, что он уходит, дал короткую очередь, целясь ему по ногам. Хашимбек покатился по земле. Подоспевшие боевики долго и с наслаждением били пленника. Он уже не стонал, когда его подняли. Пули пробили ему ноги в трех местах, и теперь он при всем желании не мог бы никуда убежать. Ему наскоро перевязали ноги, чтобы он не истек кровью, и повезли в соседнюю больницу, чтобы сделать перевязку по-настоящему и оказать помощь еще до того, как с ним захотят побеседовать те, кто заказал это похищение.

Он пришел в себя уже через несколько часов. Подняв голову, оглядел комнату, в которой лежал. Руки были скованы наручниками и подняты над головой. Обе ноги перебинтованы. Он вспомнил про свои ранения и пошевелил ногами. Они его почти не слушались. Сбежать отсюда не было никакой возможности, даже если бы его и не охраняли. Сидевший рядом молодой человек убрал блеснувший шприц, и Хашимбек понял, почему он пришел в сознание. Молодой человек наклонился над ним, потрогал его лицо, посмотрел в глаза и удовлетворенно кивнул. После чего быстро поднялся, вышел из комнаты, очевидно, приглашая кого-то войти. Еще через несколько минут в комнату вошел человек, которого Хашимбек узнал сразу. Это был Граф. Увидев знакомое лицо, Хашимбек усмехнулся. Он так и думал. Когда Граф пришел к хозяину, он уже понял, что это не к добру. И когда потом ему пришлось «съездить» с Ираклием, он тоже все понял. Хашимбек откинулся на подушку и закрыл глаза. Конечно, жаль, что все так получилось. Но они еще плохо знают Хашимбека. Им не удастся вытянуть из него ни единого слова. Хашимбек знал законы воровского мира. Чем быстрее он им все расскажет, тем быстрее его убьют. В противном случае его ждали страшные, мучительные пытки, которые только может придумать человеческая фантазия.

Он был уже внутренне готов к этим пыткам, зная, что его все равно не пощадят. Просить их о чем-то было бесполезно. Живым они его все равно не отпустят. Значит, теперь ему нужно умереть как мужчине. Говорят, что его прадеда сожгли живьем враги и он не издал при этом ни одного звука. Сегодня мучители убедятся в том, что в роду Хашимбека не было трусов и слабаков. Он сумеет умереть как настоящий мужчина. В конце концов, это всегда было делом чести мужчины — умереть как подобает воину. Он ничего не боится. У него есть сын, который продолжит их род.

— Здравствуй, Хашимбек, — сказал Граф, усаживаясь рядом с ним. Сказал таким голосом, будто пришел навестить в больнице старого знакомого.

Хашимбек открыл глаза, посмотрел на своего мучителя и отвернулся. Говорить было не о чем.

— Ты на меня так не смотри, — усмехнулся Граф, — я тут ни при чем. Во всем твой хозяин виноват, Георгий. Зачем он помог наших ребят убрать, устроил взрыв на стоянке? Думаешь, что мы такие дураки? Без ведома твоего хозяина машину бы никогда не взорвали, а Тит никогда бы не пропал. Это все сделал либо сам Георгий, либо его друзья.

Хашимбек хранил презрительное молчание. Граф нетерпеливо заерзал на стуле.

— У нас нет времени, Хашимбек, у нас очень мало времени. Уже скоро твой хозяин будет искать тебя повсюду. Если к ночи тебя не найдут, они все поймут. И постараются принять нужные меры. Значит, у тебя и у нас времени только до ночи. Я не буду тебя обманывать, Хашимбек, и говорить, что мы тебя отпустим. Мы тебя все равно не отпустим. И ты это знаешь. Но я могу тебе обещать, что ты умрешь как мужчина — от пули.

Хашимбек усмехнулся, показывая крупные зубы. Он знал, что нельзя вступать в спор в таких случаях. Это было бы проявлением слабости, которую он всегда презирал. Отныне Хашимбек больше не скажет ни единого слова, ни одного. Он умрет молча, как мужчина.

— У тебя сквозные ранения ног, — продолжал Граф, глядя на своего пленника, — если не сделают нормальную перевязку, не вытащат пулю, может начаться гангрена. Врач требует сделать операцию немедленно. Но у нас нет времени, Хашимбек. Поэтому я должен тебе все рассказать. Мне нужно знать, кто и почему украл из казино Тита. И куда пропал ваш Ираклий. Только эти два вопроса. Ты ответишь мне на них и получишь пулю в сердце. Если не ответишь… Хашимбек, ты знаешь, как я не люблю крови. Но пулю нельзя оставлять в твоей ноге. Ее тебе удалят. Без наркоза. Вместе с ногой.

Зрачки у Хашимбека дрогнули. Но мужчина не должен бояться боли. Он презрительно сморщился и снова ничего не сказал.

— В последний раз тебя спрашиваю, — вздохнул Граф. — Они стоят за дверью. Если ты сейчас не скажешь, тебе отрежут ногу. Пилой. Без наркоза. Ты даже не можешь себе представить, как это страшно, Хашимбек. Не валяй дурака. Не нужно геройствовать. Я же не прошу тебя выдавать мне секреты твоего хозяина. Только дай мне ответ на два вопроса, и я обещаю, что ты умрешь сразу. Тихо. Без боли. Мы все сделаем аккуратно.

Хашимбек по-прежнему молчал. Граф посмотрел на него, кивнул головой, поднялся.

— Как хочешь. Ты пойми, что это не моя прихоть. Нам нужно знать, кто похитил Тита и куда убрали Ираклия. И мы все равно это узнаем. Ты можешь молчать один день, ты можешь терпеть пытки другой день. Но рано или поздно ты заговоришь. А так как у нас нет времени, то мы не будем прибегать к более легким способам пытки. Мы сразу начнем с самой страшной, какая только возможна. Ты, видимо, меня не совсем понял. Тебе отрежут ногу без наркоза, — показал на свое колено Граф, — отрежут, и ты все равно нам все расскажешь.

Он вышел из палаты, и Хашимбек незаметно выдохнул. Теперь предстояло самое мучительное и самое главное испытание в его жизни. Помогите мне, мои предки, мысленно взывал он к своим прародителям. Сделайте меня сильным, пусть ваше мужество наполнит мое сердце, а уста мои сделаются каменными вратами, которые не выпустят никаких слов.

В палату вошли три человека. Двое из них были в белых халатах. Хашимбек еще раз тяжело выдохнул. Его прадед не проронил ни слова. Такова была легенда. Значит, и он должен молчать. С него сорвали одеяло, разбинтовали ноги. Один из вошедших поднял пилу. Он не смотрел на Хашимбека, словно стеснялся того, что должен сделать. И затем пила заработала.

Первое прикосновение пилы было не страшным. Кровь брызнула на стоявшего рядом второго палача, и Хашимбек даже удивился, почему он не чувствует боли. Потом начался ад. Это была даже не боль. Это была даже не пытка. Ему казалось, что раздирают все его внутренности, выдергивают все нервные окончания, пилят не только его ногу, но и все остальные части тела. В глаза бил сильный свет, в ушах гудело. Он не слышал своих криков. Ему казалось, что он молчит, но его дикие, утробные, страшные крики разносились по всему дому. Палач продолжал свое дело, и Хашимбеку в какой-то момент показалось, что он сходит с ума, словно эта выворачивающая тело боль стала коридором в мир безумия, где не было ничего, кроме его воя и этой боли.