Зеркало

– Нет, мой дорогой. Не действуют. Я же явно чувствую, что ты пил.

– Не пил, - упрямо произнес Яров, - И не собирался.

– И в мыслях не было?
– на лице Кима вновь появилась злая усмешка.

– Не было, - сказал Яров.

– Не забывай - я все вижу, все чувствую, все ощущаю...

– Ты за мной следишь?

– А ты как думал... Слежу, конечно. Ты же совсем неуправляемый стал.

– Так ты все это время был здесь?
– видно было, что Яров пришел в сильное смятение.

– Был, - сказал Ким.

– Но... Как ты мог?.. Это же невозможно.

– Теперь возможно. Еще как возможно.

Яров растерянно посмотрел прямо в глаза Киму и попытался встать со стула.

– Ты куда это?
– угрожающе спросил Ким, - Я только начал... Ты совершил ошибку. Нарушил мой запрет.

Нажрался, как свинья...

– Я только немного выпил!
– выпалил Яров.

– Вот... Теперь уже орешь на меня. Выпил он немного... Отец тоже тогда немного выпил. А потом...

– Послушай, я понимаю, что не прав и обещаю, что больше это не повторится, - поспешно прервал брата Яров.

– Еще как повторится!
– Ким перешел на крик, - Сиди на месте и слушай! Причем, внимательно и не перебивая. С тобой, между прочим, старший брат разговаривает.

– Успокойся... Я не ребенок, чтоб на меня так орать, - сказал Яров, еще раз посмотрев на Кима.

– Если ты и ушел от уровня ребенка, то не намного. Короче, придется тебя наказать, чтобы впредь не повадно было.

– Не надо...
– у Ярова непроизвольно приподнялись руки, как будто он пытался защититься.

– Надо, братец. Сам же потом мне благодарен будешь. Ты же всегда оставался мне благодарен, так ведь?

– Да... Всегда. Но сейчас, я тебя умоляю, просто успокойся, и давай нормально поговорим.

– О чем мне с тобой, уродом, разговаривать? Ты только один язык понимаешь - язык кнута. Пряником не тебя действовать бесполезно. Отец был идиотом. И ты такой же. И оба принесли только неприятности. Мне и маме...

– Ким, остановись, я прошу...
– Яров начал впадать в панику.

– Сядь ровно и приготовься, - холодно и безо всяких эмоций сказал Ким. Весь его пыл как будто сошел на нет.

– Ким, прекрати...
– Яров вдруг почувствовал, что по щекам невольно покатились слезы, - Я не хочу!

Пожалуйста... Прости меня! Я не заслужил...

– Мне лучше знать, - с этими словами, Ким начал приближаться.

– Уйди, гад!
– заорал вдруг Яров, даже удивившись своей смелости, и вскочил со стула, - Пошел вон! Ты не человек - ты ничто, пыль, прах!!! Ошибаешься, родной, - тон Кима был крайне спокойным, - Вот как раз я человек. В отличие от тебя.

Яров стоял посреди комнаты. Слезы уже потоком лились по его небритым щекам. Он был в диком ужасе, и это чувствовалось в каждом его движении и слове:

– Ким... Кимушка... Родной... Ты же мой брат, - Федор Тимофеевич начал медленно становиться на колени, Перестань. Ну, пожалуйста... Пожалуйста, руки Ярова молитвенно поднялись к брату, - Я все понял... Это я и только я во всем виноват. Я всегда во всем виноват. Всегда... И только я.

– Верно, - с улыбкой, которую можно было даже назвать доброй, произнес Ким, - Кое-что ты уже понял. Но не все. Судьбу изменить нельзя. Однако изменить человека можно. Даже такое мерзкое животное, как ты.

Яров ощущал себя беззащитным ребенком перед своим братом. Он рыдал и его, бывшая до этого связной, речь превратилась в невнятное лепетание. Это был панический страх.

– Встань с колен, - повелительно сказал Ким, - Встань и прими наказание. Будь мужчиной хотя бы раз в жизни.

Яров распластался на полу и боялся даже пошевелиться. Его тело сотрясали рыдания.

– Что ж, лежи, если хочешь. Ты же совсем как ребенок. Думаешь, что раз ты меня не видишь, значит спрятался в свою скорлупу и может даже уйдешь от наказания... А ведь не уйдешь, - голос Кима прозвучал совсем рядом с Яровым. Почти около самого уха. Несчастный мелко задрожал и еще более сжался. Теперь поза, в которой он лежал на полу, очень походила на позу зародыша в утробе матери.

– Бедный мой мальчик, - нежно произнес Ким, - Чего же ты так боишься? Будет немного больно, а потом все обязательно пройдет. И ты уснешь... Увидишь маму, она тебя приголубит и пожалеет. Она-то тебя любит. Она только папу не любит. Да и меня...

Последнее, что услышал Яров, был звон разбившегося зеркала...

***

– По-моему, его вообще дома нет, - сказал Толик, убирая от уха сотовый телефон, - Как вы думаете, Альберт Семенович?

– Да кто его, идиота, знает, - проворчал Рывкин, - Небось, опять один в своей вонючей квартире сидит и нажирается. А мы беспокоиться должны...

– Он вроде говорил, что у него творческий процесс начался, - явно иронизируя, произнес Толик.

– Запой у него, а не творческий процесс!
– в сердцах сказал Рывкин, Звякни еще раз - может, очухается и трубку возьмет. А то ж ведь мы в квартиру войти не сможем. Дверь-то у него железная.

Толика дважды упрашивать не пришлось, однако попытка успехом не увенчалась. Трубку никто не брал.

– Бесполезно, - махнув рукой, сказал Толик и швырнул сотовый на сиденье автомобиля.

– Ладно, давай сами чего-нибудь сообразим, - Рывкин посмотрел на Толика, Может, откроем...

– Ага, откроешь ее... Железную-то, - возразил Толик.

– Ну что, милицию теперь вызывать?.. Шеф нас, когда проспится, точно убьет.

– А если через окно?
– спросил Толик.

– Лезь, - безразлично произнес Рывкин, в котором эта идея особого энтузиазма не вызвала, - Я точно не полезу.

– Всего-то второй этаж... Вы же сможете.

– Погибели ты моей хочешь, - Рывкин грустно улыбнулся, - Хотя выхода другого, конечно, нет.

– Вот и я о том же.

Альберт Семенович открыл дверцу машины.

– Эх, на тот свет-то как не хочется, - сказал он, и с тоской посмотрел на окна квартиры Ярова.

***

– Я рассказала все следователю... И уж, конечно, расскажу все это вам, Ярова попыталась закурить, но зажигалка никак не хотела повиноваться ее дрожащим рукам.

– Давайте помогу, - сказал Альберт Семенович и взял зажигалку.

– Спасибо, - Ярова прикурила, - Вы первым очутились тогда в квартире сына... Вы сами все видели. Каково ваше мнение?