Зеркало
Шрифт:
Ей повезло: никто не стал особо приглядываться, и автомат оказался исправным, сработал с первого раза, но услышав в трубке знакомое "Але!", Туська разрыдалась.
– Ника! Что там? Что там такое?!
– басовито вмешался отец и, похоже, забрал у мамы трубку.
– Ничего не слышно.
В мембрану подули и постучали:
– Анастасия, это твои фокусы? Анастасия!
Туська так ничего и не сказала, потому что какой-то парень стал пристально всматриваться в нее через стекло. Аккуратно повесила трубку на рычаг, вытерла слезы. Что делать?
Сельма, подумала
Туська едва не прозевала остановку, выпрыгнула в последний момент, подумала, что это плохо, ее могли заприметить, но потом решила, что все слишком сонные от жары, чтобы обращать на кого-то внимание. Прижала руку к животу, который холодило зеркальце, и ей стало спокойнее.
Сельма открыла, сказала обычным голосом:
– Настя? Очень хорошо. Проходи.
Но в глубине длинных глаз поселилось удивление.
– Я обедаю. Будешь?
Туська быстро закивала.
Смывая с рук земляничную пену и вытирая их розовым махровым полотенцем, она изумлялась, что ничто не изменилось, что все та же ласковая и покойная жизнь вокруг и отчего же ей хочется спрятаться, забиться в угол, и те двое в форме, оторвавшие тетку от перил, а Гематоген... Минька его покормит, или забудет, он ненадежный, этот Минька...
– Сельма, тетю арестовали!
Она рассказывала, глотая слезы и путаясь в словах, а Сельма слушала, знакомо подпирая рукой подбородок, и в ее глазах виделись Туське внимание и сочувствие.
Туська кончила и замолчала. Сельма положила ей руку на плечо, и Туська стерпела - Сельме позволялось многое. А больше всего хотелось уткнуться в горошковый халатик и, чувствуя себя под защитой, заплакать. И оттого слова Сельмы были, как удар.
– По-моему, ты должна отдать зеркало.
Туська молчала, приоткрыв рот. А Сельма говорила, и слова ударяли, как молоточек по шляпка гвоздей.
– Понимаешь, иногда так бывает. Это долг, и ничего не изменишь. Ты уже взрослая, ты должна понимать, что жизнь человека дороже зеркала.
– Но это несправедливо! Я не больная, и она не больная. Я докажу!
Она стряхнула руку Сельмы, вскочила.
– Ты веришь мне?
– Я?.. Да-а..
– Тогда послушай. Тетю надо спасти. Правильно?
Туська покорно кивнула.
– А для этого надо вернуть зеркало. И чем скорее, тем лучше. Объяснишь, что маленькая, перепугалась...
– Я не маленькая!
Сельма тряхнула плечом:
– Неважно. Если хочешь, я позвоню, все объясню. Прямо сейчас.
Она направилась к прихожей.
– Нет!
Когда Сельма обернулась, в глазах было все то же холодное удивление:
– Ты не хочешь? Но так нужно!
– Кому - нужно?!
– она кричала на учительницу, которую любила... когда-то любила, уточнила Туська, в прошлой
– Кому нужно-то? повторила она тише.
– Кому?
– Твоей тете. Чтобы ее выпустили... из изолятора. Ведь ты ее любишь?
Туська проглотила комок:
– Но ведь оно последнее. В городе. В стране. А может, на земле.
– Ты в это веришь?
– А вы... верите, что зеркала несут зло?
Она смотрела в коричневые глаза Сельмы и думала, что будет, если та солжет.
Или ничего не будет, потому что взрослые всегда лгут, а им никогда ничего не бывает? Даже самые лучшие...
– Я не знаю. Честное слово, не знаю. Но надо позвонить. Так будет лучше...
– Оно красивое. Из Юр-Тогосского серебра. Очень старое.
– Мне хотелось бы посмотреть, - сказала Сельма тихо.
– Можно?
– У меня его нет, - легко солгала Туська.
– Я его спрятала. За гаражи. Принести?
В глазах Сельмы что-то мелькнуло.
– Нет. Тебе опасно. Я сама. Только ты объясни подробно, где искать. А сама жди меня. Поешь. После позвоним. Ведь тебя будут искать. Вечером объявят по "ящику". И фотография у них наверняка есть. А ты не сможешь долго прятаться.
Туська кивнула. В этом Сельма была права. И все равно она сдаваться не
собиралась.
– Ну, я пошла.
Туська подождала минут пять после того, как хлопнула дверь. Суп, пусть и остывший, пах так, что голова шла кругом. Но Туська не стала есть, взяла только кусок хлеба и, на ходу запихивая в рот, вылезла в окно.
Толстый мальчик шел по улице и уплетал мороженное - со вкусом и знанием дела - выедал сливочную начинку, подольше сберегая шоколад. У Туськи слюнки потекли. Если мальчишка так произдевается еще минуту, она выскочит, стукнет его и отберет мороженое. Но мальчишка ушел. Зато к кустам, где она пряталась, подошел пес и стал нюхать воздух.
– Кыш-ш, - зашипела на пса Туська. Не хватало еще, чтобы прибежал хозяин узнать, что его скотина унюхала. Пес, обиженно понурясь, отошел. В кустах было сыро, грызлись комары. Но Туська просто не решалась подняться в квартиру родителей: вдруг их тоже... изолировали... как тетю. Арестовали, поправила она себя, пусть взрослые лгут и притворяются. А она не станет. Назло всем! И тут из подъезда вышла мама. Отец вел ее под руку, рассказывая что-то, мама улыбалась.
Туська медленно поднялась навстречу. Не кинулась, как всегда, не повисла с визгом, забывая, что взрослая. Ждала.
– Анастасия, - сказал отец.
– Нас предупредили, что ты можешь появиться. Идем.
У Туськи дрогнули губы.
– Куда?
Отец (совсем как Антошка) пожал плечами:
– Домой, конечно. Поешь, помоешься. Ты безобразно грязная.
– А меня арестуют?
Брови отца поползли вверх:
– Арестуют? С чего ты взяла? Разумеется, тебя посмотрит врач. Мало чего ты могла подцепить за неделю...
– А тетя?
– Это было недоразумение, - с нажимом произнес отец.
– Понимаешь, не-до-разу-ме-ние. Она звонила нам два дня назад, за тебя беспокоилась. Мы тебя к ней отвезем...