Зерно жизни
Шрифт:
''Зачем только попёрли на нас? Ясно было, что этот орешек вам не по зубам'' — Петренко опустил бинокль.
К сильно осевшим стругам подходили несколько ботиков и лодок с морпехами, настороженно державшими оружие.
Лодки с пленными казаками встречала на берегу внушительная толпа, люди были ещё возбуждены с момента недавнего столкновения, но никаких насмешек над мокрыми и осунувшимися бородачами, с опаской смотревших на ангарцев исподлобья, не последовало. К раненым и ушибленным, которых относили чуть в сторону от остальных, тут же подошли бывшие в крепости медики, за остальными уже отправили ботик на правый берег реки.
— Этот не жилец, — хмуро приговорила
— Сколько вас было человек? Говори!
Казаки молчали, боясь поднять глаза, наконец, один собрался:
— Семь десятков, да ещё с пяток будет.
— Чего попёрли, али крепости и пушек не видали? — обратился к казакам Карпинский.
— Нешто мы крепостишек не брали? — ответил один.
— Да и пушки так ядра не пускают, как ваши!
Тут же раздался дикий вопль, кому-то из стрельцов вправляли вывихнутое плечо. Казак, говоривший с Карпинским, заметно осунулся, вжал голову в плечи, озираясь вокруг. Другой казак, увидав неподалёку с десяток тунгусов с ружьями, наоборот, плечи расправил, да со злобой процедил:
— Что это вы христиане православные, — кивнув на островную церквушку, — всяких диких, прозябающих в язычестве тёмном, инородцев на службишку берёте, да пищали им даёте, а супротив братьев своих, да ядрами палите!
— Как звать? — полным спокойствия голосом спросил Петренко.
— Нежданом кличут, а так — Ивашко я.
— Иван значит. Ну так иди к нам на службу, тебе тоже ружьишко выделим, но опосля, как верность свою докажешь. А инородцы наши уже крещены.
Казак будто бы подавился своими словами, отступив на шаг.
— Сорок три человека, товарищ майор! — подбежал к Петренко морпех, с лычками младшего сержанта на основательно заношенном камуфляже.
— Из них двадцать два стрельца, считал по кафтанам, — добавил другой.
— Миша, этих в сарай, давай другую пятёрку, — приказал младшему сержанту Петренко и, увидев приближающегося Сазонова, протянул тому руку:
— Здорово, Лёха. Ну давай помогай, смотри, чего тут творится.
— Погоди, Ярослав! Почему ты третий струг не стал преследовать? — с бурлящим ещё адреналином в голосе, воскликнул Сазонов.
— Лёха, ты их уже не догонишь, с казачками вздумал в гребле соревноваться? Пусть уж они в Енисейске о нашей крепости и чудо-пушках расскажут. Тогда на нас ещё долго не полезут — пока армию не соберут с артиллерией, а они не соберут — у царя других дел по горло.
— Ну может ты и прав, — Сазонов перевёл дыхание, оглядывая небольшую сутолоку средь пленных и гарнизона крепости, которые разбивали все попытки пытающихся группироваться енисейцев.
— Вот что, Ярослав, а давай-ка сейчас нахрапом попробуем навербовать к нам на службу этих товарищей?
— Чем завлекать будешь?
— Ну как же, предложим то же самое, что и у них есть плюс земельный надел у берегов Ангары, дом за наш счёт, посевной
материал, инструмент различный, птицу и кой-какую скотинку. Жену подберём, в конце концов! А они пусть выбирают — на земле осесть или в войско Усольцева войти. Платить будем, правда потом, не сразу. Но и налогов-то никаких!Ярослав согласно кивнул и через некоторое время к офицерам, обосновавшимся в небольшом бараке, построенном недавно внутри крепостной стены стали заводить по одному человеку из запертых в сарае у церквушки пленных. Там им, после некоторых стандартных вопросов об имени, возрасте, месте рождения и семейного положения, прямо предлагали служить ангарскому княжеству, конечно же не участвуя в возможных столкновениях с Московской Русью. Поначалу, вводимые под конвоем бородачи и слушать об этом не хотели, сразу же и очень эмоционально открещиваясь от подобного предложения. Так было с семью казаками, восьмым же оказался стрелец с наложенной на сломанную руку шиной.
— Как звать? — с кислым выражением лица спросил Петренко.
— Станислав, — буркнул стрелец, баюкая руку на перевязи.
— Семейное прозвание имеется? — уточнил Сазонов.
— А как же, есть, Карпинский.
— Опа. Слышишь, Ярослав, у Петра-то родственничек выискался! — широко заулыбался Сазонов.
— Откуда сам будешь, Станислав?
— С Рязани, — ответил стрелец.
— Фамилия-то не рязанская, — усмехнулся Петренко.
— Семья наша не рязанская, с Волыни мы, — согласился Станислав.
— А где семья твоя сейчас и есть ли кто в Енисейске у тебя, Стас?
— Нету никого, — стрелец, сидя на лавке, низко опустил голову, устало выдохнув при этом.
— Станислав, а иди к нам — хочешь в войско, а хочешь на землю?
Второй на Ангаре Карпинский кивнул головой, не поднимая глаз.
— Так куда, в войско или на землю? — воодушевлённым голосом попытался уточнить Сазонов.
— А какой сейчас из меня воин или пахарь? Рука-то сломанная.
— Так это ничего, Стас, кости срастутся! — Петренко вскочил и выглянув за дверь, позвал морпеха:
— Стрельца этого, Станислава в казарму, значит, пусть отдыхает. И супа пусть ему дадут!
После этой маленькой удачи, Петренко приказал вести сначала вести к ним стрельцов, полагаясь на первого из них. Однако, дело лучше не пошло, как ни надеялся было Ярослав, согласились на службу лишь двое стрельцов и четыре казака. Таким образом из сорока трёх пленных, добровольно остаться на Ангаре согласились семь человек. А что делать с остальными? Возвращать Енисейску? Нет, этому не бывать. Зачем усиливать потенциальных врагов возвращением увидевших много лишнего сослуживцев? Работы в новоиспечённом княжестве много, каждому найдётся.
Байкал, Новоземельск, август 7141 (1633).
— Ну, это уже дело. Молодцы! — удовлетворённо произнёс Радек, держа в руках отрез плотной, чуть отливающей на свету желтизной, бумаги.
— Тут химики постарались, — уточнила Бельская.
— Да, теперь обучение в школах стопориться не будет. И большее раздолье будет для тех, кто сейчас составляет каталог наших знаний и умений для потомков.
— Это здорово, — рассеяно сказала Марина.
— Марина, ты чего опять нахохлилась? — театрально заламывая руки, воскликнул Радек. Театрально, это в прямом смысле — профессор с удовольствием играл в организованных каждым посёлком театральных постановках самых известных произведений классиков и авторов начала двадцать первого века, в том числе по мотивам самых известных сериалов, каких как ''Моя любимая няня'', где Радек изумительно воспроизводил дворецкого.