Жалкая жизнь журналиста Журова
Шрифт:
На следующий день после Ирки он очень некстати не удосужился убраться в квартире, выпустил это обстоятельство из виду и привел Кароль. А в прихожей коробки с аппаратурой – и как теперь уверять, что он не при делах? На кухне Витин букет – и что он вечно лезет со своими цветами! И на тетку не свалишь… Недопитое шампанское, грязные бокалы… постель как-то не так смята. Предвосхищая возможные вопросы, сразу сказал, что заходил Витя, в кои-то веки с дамой, которая, потеряв голову от его остроумия, забыла букет. Да и аппаратура Витина, позже заберет! При этом глаз поднять на Кароль не мог. Фингал этот на полфизиономии…
Неуклюжая ложь Журова причиняла Кароль страдание. Но не его вранье сейчас
– Пожалуй, я поеду домой, – рассеянно глядя широко открытыми глазами на смятую постель, упавшим голосом произнесла она. – Проводишь меня до метро?
Журов, как ей показалось, выдохнул с облегчением и без лишних расспросов загремел засовами.
Сразу после защиты диплома в Ленинград прилетел Журов-старший и, как давно завелось, игнорируя гостеприимство Марго, остановился в «Европейской», куда и пригласил сына поужинать. Заодно и поболтать о том о сем.
Пили водку, закусывали черной икрой и груздями. Буквально все посетители, кроме иностранцев, разумеется, с любопытством, прямо или украдкой, рассматривали известного телеведущего. Анатолий Александрович привык к вниманию и по давно выработанной привычке на людях не расслаблялся – шибко на стуле не разваливался, узел галстука не распускал, ел правильно и аккуратно. В то время как его сын был излишне вальяжен и чуть ли не лежал. Когда что-то можно было взять руками, брал, игнорируя нож и вилку; единственное, чего не делал, так это не ел водку стаканами. Напиваться сегодня в планы не входило. Дураку ясно, зачем примчался отец. Журов, внимая Витиным уговорам, решил-таки родителя выслушать. Хотя язык чесался с порога ошарашить того известием, что он женится на француженке и уезжает в Париж. Пора и ему мир посмотреть. Интересно, что ответил бы на это Журов-старший, ведь сейчас-то «товарищи оттуда» его не предупредили, профукали. Куда смотрели два с половиной года, раздолбаи!?
Журов-старший замечаний сыну не делал, оставался безучастным к нарочитой демонстрации плохих манер, только посмеивался, ел и пил с отменным удовольствием, был легок, остроумен и во всех отношениях приятен. Не придраться! Лишь когда принесли кофе, он приступил ко второй, главной части намеченного плана:
– Должен сказать тебе, сын, мне присылали некоторые твои работы… и я дал кое-что посмотреть, – тут он перечислил ряд имен и фамилий главных редакторов московских и ленинградских газет, известных на всю страну журналистов и даже упомянул одного писателя-классика. – Не только я, но и все они уверены, что у тебя серьезные способности, – слова отца лились бальзамом на душу. Вот оно! Он и сам подозревал в себе талант, верил.
– Признаюсь, для меня это полная неожиданность. Очень приятная. Не ждал от тебя, думал, что судьба наградила меня сыном-разгильдяем. Так вот. Уж коли ты прописан в Ленинграде и, как я предполагаю, планируешь начинать свою карьеру именно здесь… мне это приятно, все-таки родной для меня город… – Журов хотел на этом месте вставить с максимально возможной желчью, что родной отец вряд ли собирается прописывать сына обратно в Москву, в квартиру с молодой женой. Так что их планы и интересы по части Ленинграда совпадают, но, удивительное дело, от ехидства воздержался.
– Мы тут с друзьями посовещались и подумали, что тебе есть смысл начать работать не в городской газете, а в многотиражке. В «Кировце», – на этом известии Журов очнулся от сладких грез. Что за бред! Какая, на
фиг, многотиражка! Это же орган Кировского завода – кроме танков и тракторов, о чем там писать?! Ишь чего удумал – заасфальтировать единственного сына в вонючую многотиражку. Он открыл уже было рот, чтобы сообщить обезумевшему отцу о своей женитьбе, но тот не позволил себя перебить и продолжил своим поставленным голосом:– Тебя распределят туда литсотрудником. Если не будешь валять дурака, через год ты ответственный секретарь газеты… там товарищу давно пора на пенсию. На заводе сильная партийная организация, причем на правах райкома, а это значит, что ты без всяких проволочек и лишних церемоний сможешь вступить в партию. А там недалеко до корпункта где-нибудь в Европе. Тут я тебе посодействую… Главное, не делать глупостей!
«Корпункт в Европе, – завертелось в мозгу Журова. – С французским. А это у нас помимо Франции только Бельгия и Швейцария. Заманчиво, очень заманчиво. Неужели Витя прав и на самом деле стоило папашу выслушать? Тут надо хорошенько подумать… прикинуть, так сказать, прибор к носу».
– Зарплата там небольшая, где-то от семидесяти до девяноста, но, надеюсь, ты уже взрослый парень, разберешься. В конце концов, сможешь публиковаться, если перестанешь лезть на рожон. Пора взрослеть и становиться на ноги, поэтому исключительно из этих соображений материально помогать тебе я больше не буду. Деньги – не главное в нашей жизни. Нужны связи, правильные знакомства. Они тебе заменят всё. А деньги появятся. Никуда от тебя не денутся.
Относительно будущей зарплаты Журов иллюзий не питал. До тех пор, пока их с Витей комбинации будут приносить столь приятный доходец, он на заработанные трудом, в смысле на работе, деньги жить не собирался. Как на них прожить-то?
– Надеюсь, я могу подумать? – обратился он к отцу.
– Подумай-подумай, – хмыкнул тот.
Журов уже готов был расслабиться и крепко выпить за счет родителя, как вдруг теплый и дружелюбный свет глаз отца сменился на стальной, колючий. Понизив голос, он сухо отчеканил:
– И последнее, что я хотел тебе сказать. Перестань считать себя самым умным и держать всех остальных за дураков.
Журов пристально посмотрел на отца. «А не гэбэшник-ли мой папочка? Буравит меня взглядом, как следователь в застенках НКВД».
– Что ты имеешь в виду?
– Думаешь, мне не известно про твою, как там ее, Кароль?! Мало ему, распиздяю, было болгарки, так он на француженку полез! Хорошо, меня заранее предупредили и дальше, чем следовало, информация не пошла. Чего мне это стоило! Каких нервов, каких унижений! В гроб меня хочешь свести?! Если ты опять вздумаешь жениться на иностранке, имей в виду: да, мне ты жизнь подпортишь, но я не пропаду! Дальше же произойдет следующее: визу ей аннулируют, и хочет не хочет, а домой она поедет в кратчайший срок! А ты, мой любезный сын, будешь немедленно вызван в военкомат и пойдешь трубить на службу родине! Куда-нибудь в Тьмутаракань. Причем в этом случае я приложу все усилия – уж поверь! – и сделаю так, чтобы тебя призвали не в армию, а во флот! Тогда загремишь не на два года, а на все три. Расписаться вы не успеете, я позабочусь. Все понятно?
– Ты что, угрожаешь мне?! – прошипел Журов, готовый броситься на отца с кулаками. Вот гад! Единственного сына в армию! Журов приподнялся в кресле…
– Боренька, котик! – раздался ласковый девичий голос у самого его уха. – Как я рада тебя видеть! Куда же ты запропастился? Ну познакомь же меня с твоим знаменитым папой!
Ульяна. И как теперь заехать в рожу родителю? Взгляд Журова-старшего немедленно преобразился. Моментально оценив стать и ослепительную внешность Ульяны, он превратился в галантного кавалера и встал с места.