Жан Жульер и тайна Шато Тьерри

Абордаж оказался банальным вытягиванием последних сил, точнее, нитей из бравых пиратов, после чего еще сохранявший свою энергию Капитан Жульер, поднявшись на борт «Кокона», смог самолично лицезреть своих подчиненных, раскиданных по белоснежной палубе в виде потухших угольков. Хозяин галеона, обладатель русалочьих очей, выглядел великаном, титаном, плечи которого упирались в облака, а головы видно не было вовсе.

«Господи, – подумал Жан, – как же я был глуп и смешон тогда», – он вспомнил разговор с капитаном «Кокона» через губу, как победителя с поверженным соперником. Здесь, в Эфире, все оказалось иначе. Могущественный незнакомец повел себя щедро и благородно, он не воспользовался бессилием атаковавших его, а, напротив, одарил «богатствами» из трюмов своих столь безрассудно, что опустошил их полностью, не пожалев ничего.

«Марионетка», груженная светящимися рундуками и командой, вновь побелевшей, а значит, здоровой, отчалила от «Кокона», который, отдав все, мгновенно сжался в точку вместе со своим удивительным капитаном-титаном, словно ветер невиданной силы смахнул галеон водной глади прямо за горизонт…

Жан торопился, он знал, что отец давно хворает и теперь, когда в его руках оказалось спасительное светящееся покрывало (в Первом Море имевшее вид шелкового ковра), стоило поспешить. Он укроет больного, и белые нити наполнят тело страдальца здоровьем и силой. Влетев в отцовскую опочивальню, он бросился к кровати месье Жувьера.

Тот, постанывая, удивленно спросил:

– Ты чего, сынок?

– Я принес тебе… – мальчик протянул ковер… который оказался чашей с жидкостью.

– Что, лекарство?

– Да, отец, лекарство, – не очень уверенно ответил Жан, припоминая метаморфозы с мукой и золотыми монетами.

Месье Жувьер привстал на кровати, протянул руку и сунул длинный, с горбинкой нос в чашу.

– Ром? – он обескураженно уставился на сына. – Жан, дорогой мой мальчик, – слеза покатилась по отцовской щеке, – да ведь именно такое «богатство» и привело меня на постель. – Месье Жувьер поставил чашу на тумбочку. – Лучше возьми книгу и почитай мне.

– Какую, отец? – с готовностью согласился мальчик.

– А вон ту, «Строение человеческого тела», – мужчина указал место на полке. – И мне полегчает, и тебе пригодится.

Глава 5

О необходимости двигаться дальше Капитану Жульеру разглагольствовать не пришлось: глядя воспаленными от жажды наживы глазами на сияющие рундуки, матросы уже заняли места согласно морскому уставу и кодексу досточтимого Моргана, а канониры, элита среди пиратского отребья, открыв пушечные порты заранее, то и дело припадали к стволам, выцеливая невидимого противника. Кок, этакий сверкающий фитиль (как ты помнишь, дружок, месье Оливье был высокого роста), выглянул из люка на палубу и, правильно оценив обстановку всеобщего возбуждения, махнул рукой и вернулся к своим супам и кашам, звать на обед было некого, он и сам был заряжен энергией по уши.

Жан, предвидя грядущие препоны, отправился в каюту и, погромыхав известной тебе, дружок, заветной дверцей, оказался дома, перед листом бумаги с фрегатом, где рядом со вторым кругом, извини, Морем изобразил еще одно и не забыл о перемычке между ними. Мальчик уже собрался обратно, на «Марионетку», как вдруг до него донеслось тихое всхлипывание, прямо как в кино про любовь (вспомнил он любимую мамину мелодраму), и выглянул в окно. Звуки доносились с соседского участка, за живой изгородью из колючего шиповника, кто плакал, видно не было, но Жан догадался. Раздвинув корявые, с длинными шипами ветки, мальчик увидел покрасневшее личико соседки Мари.

– Чем же огорчена прекрасная мадмуазель? – спросил он, делая голос хриплым, как у взрослого мужчины.

Девочка резко повернулась к нему и нахмурила брови:

– Ты не можешь помочь мне, вот и не спрашивай.

Жан снисходительно улыбнулся:

– А вдруг могу?

Маленькая принцесса кокетливо развернулась и, ничего не ответив, понеслась к дому.

– Как хочешь, – хмыкнул ей во след мальчик и направился к заветной двери с русалкой…

– Боцман, – Капитан Жульер припрыгивал на мостике от переполнявших его чувств, – лево руля, мы идем в Третье Море.

Пираты, белые, как куриные яйца, оседлали ванты, паруса, светящиеся здесь, словно паутина на солнце, «рухнули» вниз, и «Марионетка», надув свои радужные «щеки», рванулась навстречу новым приключениям. Проход через скалы, уже не выглядевшие грозно и представлявшие собой точно не каменную гряду, а скорее плотную массу планктона, сбившегося в бесконечную линию, не занял много времени. Перед командой вездесущей «Марионетки» открылись просторы Астрала – так именовались эти места, о чем неожиданно поведал Мажик, резко и возбужденно замахав крыльями еще в переходе:

– Астр-р-рал, астр-р-рал…

Море под кораблем кипело эмоциями и било в борт волнами желаний. Дикий, безумный хохот за кормой сменялся жалостливым плачем под бушпритом, а истеричные завывания по правому борту уступали место счастливым вздохам слева, пираты метались с бака на корму, от одного борта к другому, поглазеть, как волна любовной агонии, оголив киль фрегата, тут же откатывалась и «Марионетка» замирала в штиле вожделенного покоя, только затем, чтобы снова через мгновение накрениться на какой-нибудь борт от удара вала желаний разбогатеть, быстро и несметно. Люди, как и воды Третьего Моря, естественно, претерпели изменения в облике. Прозрачные тела большинства моряков покрылись позолотой – именно так, мой дружок, проявляет себя неуемная жажда денег. Если вдруг когда-нибудь тебе повстречается на улице человек, выглядящий как золотой ангел из фонтана, имей в виду, он либо только что вернулся из Астрала, либо безудержная нажива – его лучшая подруга, смотри не дотронься до него, такие люди весьма заразны.

На самом Капитане Жульере треуголка, задрав края вверх, обернулась короной, усыпанной алмазами и рубинами, выдав тайную тягу Жана к власти. Он с нескрываемым удивлением обнаружил, что сабля в ножнах обрела вид скипетра, символа властолюбцев и тиранов, кстати, предмет не менее опасный, чем острый клинок, правда, не для других, а исключительно для самого себя. Участь ожидаемых превращений не обошла стороной и «Марионетку», фрегат покрылся чешуей из кирпичей – как намек на желание его обитателей иметь несокрушимую, неприступную крепость своим плавучим домом.

Поразительно, но только в Третьем Море Жан обратил внимание на тот факт, что изменения касаются всего, но не трогают попугая Мажика. В Эфире, оставшись самим собой, он периодически орал: «Кр-р-расота, кр-р-р-расота», здесь, ни побелев, ни посинев, Мажик сменил пластинку на «Кошмар-р-р, кошмар-р-р-р».

Трудно сказать, что сыграло определяющую роль – коллективное желание флибустьеров не садиться в шлюпки, или, что более вероятно, замысел загадочного владельца «Кокона», вечно ускользающего от пиратов, при этом щедро отдающего все имеющееся у него, но… галеон, здесь лишенный украшений, резьбы и вычурного лоска, небесно-голубого цвета, от ватерлинии до нок-реи на гроте, гонимый желанием истины, заключающейся в чистоте и простоте, подошел сам, едва завидя «Марионетку». Погони, такой возбуждающей, заставляющей потеть ладони и будоражить воображение предстоящей схваткой, не получилось.

Свесившись через борт («Кокон» снова оказался значительно выше пиратского фрегата), его капитан, весьма экстравагантная личность с глазами русалки на двери, приветливо помахал рукой:

– Все, что вы хотели, уже в ваших рундуках, только не тех, что в трюме. – Он по-детски рассмеялся, когда несколько матросов ринулись вниз проверить. – А в тех, что под сердцем, – он, абсолютно безликий, выбеленный, полупрозрачный, постучал себя по груди. – Вот только надобно уяснить, что жажда золота – это самое пустое занятие, а его достижение вопреки всему и во вред остальной жизни – путь на дно, правда, не этого, Третьего, а Четвертого Моря.