Жанна д"Арк из рода Валуа книга вторая

Жанна кивнула. Она слушала, раскрыв рот, и не скрывала изумления, когда смогла пробормотать:

– Никогда раньше ни о чем таком не думала…

Почему-то вопрос о том, откуда Клод всё это может знать, не пришел ей в голову. Это знание казалось таким бесспорным после всего, только что прочувствованного, таким естественным и безусловным, что Жанна, не столько сказала, сколько выдохнула из самой глубины души то, что само собой приходило на ум и было сейчас абсолютно логичным и единственно правильным:

– Клод, а ведь это ты…

– Ты о чём?

– Ты – та Дева, которую призовет Господь!

Клод в ужасе замахала руками.

– Быть не может! Даже не думай так! Вот уж не ожидала…

– Но почему?! Почему?

– Потому что НЕТ!

Пытаясь остановить подскочившую Клод, Жанна схватила её за край юбки.

– Ты родилась в Лотарингии! С тобой разговаривают деревья! Ты давно умеешь летать так, как я сегодня только попыталась. Ты училась только у старого смешного монаха, а знаешь больше, чем Рене! Тебе дано видеть и слышать такое, чего другим даже не понять… Для чего-то всё это было дано!

– Не знаю! Я не знаю, для чего… Но только не для того, чтобы идти воевать!

Внезапно Клод замерла, словно пораженная какой-то мыслью. Обернувшись на Жанну, она широко раскрыла глаза, потом упала на колени рядом с ней и крепко обняла.

– Господи, я ведь тоже раньше не задумывалась… На какой же страшный путь ты себя обрекла… – Она схватила подругу за руки, притянула их к своим губам и поцеловала. – Не надо было приводить тебя сюда! Но я думала… Я хотела научить… Чтобы ты осознала, что сама по себе и есть чистый ангел, способный лететь к свету… Чтобы не разуверилась! А теперь, когда всё у тебя получилось, и ты понимаешь, что не такая, как все, мне страшно! Там, куда ты пойдешь не будет света! Через войну и зло, через грязь… Там столько грязи, Жанна! Господь не может быть так жесток, чтобы призывать именно тебя!

Скопившиеся в её глазах слезы, наконец, прорвались двумя крупными каплями, извилисто скатившимися по щекам. Клод согнулась почти до земли и горько заплакала.

– Ну, что ты, что ты! – принялась успокаивать её Жанна. – Господь не жесток. Он всегда помогает. Он дал мне Рене, чтобы обучил воинскому делу, и дал тебя, чтобы почувствовать, каково это – лететь к свету. И теперь я знаю, что и для чего было сделано! Без тебя девочка Жанна стала бы просто Девой-воином, но только с тобой я буду уверена, что послана именно Господом, потому что ты научишь меня узнавать, как звучит Его голос. Ты – моя душа, Клод. Ты ей стала сегодня. И отныне мы должны быть неразлучны, как душа и тело. Понимаешь?

– Да.

– И ты согласна?

– Идти с тобой?

– Да.

– Согласна.

– До самого конца?

До самого конца…

ТРУА

(21 апреля 1420 год)

– Итак, теперь у Франции новый дофин!

Изабо вынула перо из ослабевшей руки супруга, улыбнулась Монмуту и еле заметно подпихнула локтем Филиппа Бургундского.

– Не спешите, мадам! – прошипел тот, не оглядываясь.

Его бесила балаганная веселость королевы, которая разве что не пританцовывала, подписав рукой безумца договор, по которому её сын – единственный оставшийся в живых – объявлялся незаконнорожденным, бастардом…

– Ваша светлость будет подписывать? – секретарь де Ринель протянул герцогу перо.

– Разумеется, буду! – огрызнулся Филипп, стараясь не смотреть в насмешливое лицо Монмута. – После их величеств!

Собственно говоря, на дофина Шарля Филиппу Бургундскому было более чем наплевать. Он и раньше воспринимал этого задохлика как нечто условное вроде хоругви, которую приказывает поднять над войсками командующий. Но после убийства отца Филипп начал дофина тихо ненавидеть. И не то чтобы страстно желал отомстить – скорее просто не желал прощать ту идиотскую, бессмысленную глупость, из-за которой теперь его заставляли подписывать то, что подписывать не совсем хотелось!

Уже в декабре прошлого года, когда вся Европа терялась в догадках относительно причин, по которым французский принц так подло и, на первый взгляд, совершенно безосновательно убил первого герцога королевства, Генри Монмут пригласил Филиппа в Аррас для личной встречи. И там, даже не прибегая к помощи изысканных выражений чтобы смягчить горечь пилюли, коротко и жестко дал понять новому герцогу Бургундскому, что рассчитывать во Франции ему больше не на кого.

– Вряд ли вы сможете продолжить дело вашего отца. Для этого надо с одной стороны, протянуть руку дружбы его убийцам, чего на вашем месте не сделал бы никто. А с другой – продолжать водить меня за нос, обещая брак с принцессой Катрин и бесконечно откладывая его до лучших времен. Чего на моем месте тоже никто бы не потерпел. Как военный противник вы для меня слишком слабы, герцог. Но иметь вас за спиной в качестве врага не хотелось бы. Особенно беря во внимание тот факт, что как союзник вы можете быть более полезны.

Филипп в ответ только хмурился и вздыхал про себя. Ему и без Монмута было ясно, что убийство отца перечеркнуло все планы, касающиеся союза с дофином. А это в свою очередь перечеркивало всякую возможность собрать армию и дать Англии достойный отпор.

Но не говорить же Монмуту, что дело отца он не стал бы продолжать в любом случае. И, будь его воля, давно бы со всеми договорился с меньшим гонором и претензиями, от которых толку никакого, но зато получается то, что случилось на мосту в Монтеро… Беда, однако, состояла в том, что планы самого Филиппа никого сейчас не интересовали. И, глядя в надменное лицо английского короля, он прекрасно понимал: перспектива, в сущности, одна – нахмуриться, повздыхать и кивнуть.

– Как только мы с вами подпишем соглашение о признании моих прав на французский престол, – говорил Монмут, тоже видевший всего одну перспективу, – это будет означать одновременно и продление союзнического договора с вашим отцом, который мы заключили в восемнадцатом году, и начало вполне законных военных действий против коалиции в Пуатье. С вашей поддержкой я их быстро разобью.

– Вы разобьете их так же быстро и без моей поддержки, ваше величество, – вставил Филипп.

– Но ваше присутствие придаст моим действиям благородный оттенок возмездия…

Монмут даже не скрывал усмешки и того наслаждения, с которым загонял свою жертву в угол.

– Но королева… – предпринял робкую попытку Филипп. – В конце концов, коалицию в Пуатье возглавляет её сын. И мой отец пытался договориться с ним с её ведома и соизволения.

– Не берите в голову, – тонко улыбнулся Монмут. – Давайте сначала мы с вами заключим договор всего лишь о признании моих прав. А потом пригласим к нашему союзу и королеву. В известном смысле, я сам скоро стану ей сыном…

Что тут было делать? Пришлось Филиппу все-таки кивнуть, а потом и подписать уже готовую грамоту о том, что он признает английского короля вполне законным наследником французского трона.

Теперь оставалась слабая надежда на Изабо – вдруг воспротивится. Но её величество, приглашенная к союзу, откликнулась так охотно и так инициативно, что пришлось составлять новый договор, ради закрепления которого все действующие лица съехались в Труа, где сначала довольно поспешно провели церемонию бракосочетания короля Генри с принцессой Катрин, а потом торжественно, при полном параде, собрались в церемониальном зале королевского замка для его подписания.