Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 1
Шрифт:
Тем же вечером, когда Гийом дю Шастель наведался в лекарский шатер, где приходили в себя раненные на турнире рыцари, он был немало поражен. Лежа на походной кровати с перевязанной до самых глаз головой, его брат Танги изумленно рассматривал роскошный, невероятно дорогой шлем, стоящий перед ним на специальной болванке, которые обычно можно увидеть в лучших оружейных.
– Однако…, – Гийом обошел вокруг шлема, оценивая не столько красоту отделки, сколько прочность и удобство. – Если это плата герцога Анжуйского за разбитую голову, то, ей-богу, Танги, твоя голова того не стоит. Какая сталь! Какая работа! У нас такую не делают. Как думаешь –
– Испанская, – медленно выговорил Танги.
– Да? – Гийом с сомнением поднял брови. – Тебе виднее, конечно… Но подарок хорош! Не ожидал от его светлости. Не служи я у герцога Орлеанского, поехал бы проситься на службу в Анжу. Если там так залечивают раны – эта служба как раз по мне.
Он еще раз обошел шлем и, поскольку брат задумчиво помалкивал, отхлебнул вина из бутыли, стоящей в изголовье походной кровати.
– А вы тут неплохо живете, – Гийом радостно осмотрел бутыль, – и вино отменное! Откуда такое?
– Из Сомюра, – ответил Танги. – Подарок её светлости мадам Иоланды.
– Ого! Семейство решило тебя обласкать? – Гийом присел к брату на край постели и понизил голос. – Что происходит, Танги, откуда такое внимание?
– Не знаю…
Танги дю Шастель покосился на остальных раненных. Сегодня днем, когда принесли сначала вино, а потом шлем, кое-кто из них усмехаясь заметил, что капитану очень повезло с герцогской женитьбой. Дескать, такая щедрость Луи Анжуйскому не свойственна, но с тех пор, как появилась герцогиня, в Анжере все стало с ног на голову.
– Ты должен чем-то ответить, – развел руками Гийом. – Брат ты мне или не брат, но, повторяю, твоя голова таких подношений не стоит.
– А я и отвечу!
Танги дю Шастель осмотрел свои поношенные доспехи, лежавшие прямо на земле, далеко не новую одежду на брате и устало прикрыл глаза.
– Отвечу бесконечной преданностью, Гийом. Больше у меня все равно ничего нет.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В благодатном 1403 году брак между герцогом Анжуйским и мадам Иоландой Арагонской был вознагражден появлением первенца. Без особых затей его назвали Луи, и жизнь герцогской четы основательно переменилась.
Уж и так всю беременность мадам Иоланда провела в Анжере, полностью оградив себя от поездок, волнений и всяких случайностей, которые могли привести к потере ребенка. Но когда спустя полгода после рождения Луи выяснилось, что герцогиня снова в тягости, Луи Анжуйскому пришлось столкнуться с новой, еще не раскрытой чертой её характера.
– Вам следует возобновить притязания на Неаполитанский трон, мой друг, – заявила мадам Иоланда, сразу после крестин новорожденной девочки, которую нарекли Мари. – Если Господу будет угодно даровать нам еще сыновей, мы не должны волноваться за их будущее
– О, мадам, – беспечно отмахнулся Луи Анжуйский, – наш сын и так, по праву рождения, может претендовать на Неаполитанский трон!
– Он должен не претендовать на него, а иметь, – отрезала герцогиня.
Но тут же добавила мягче:
– И вы можете ни о чем не волноваться здесь, мой дорогой. Со всеми делами я управлюсь сама.
Вот уж тут его светлости возразить было нечего. В чем в чем, а в делах хозяйственных его супругу мало кто мог превзойти. Она прекрасно обходилась без показной роскоши, до которой герцог когда-то был так охоч, но и не скупилась – всё только самое лучшее. В итоге Анжуйский двор, и без того крепкий, благодаря стараниям недавно почившей герцогини де Блуа, стал едва ли не самым изысканным и богатым двором Франции. Настолько богатым, что и новый военный
поход можно себе позволить.Так что пришлось герцогу встряхнуться и, сбросив счастливую расслабленность последних лет, снова начать собираться в Италию.
Звуки боевой трубы и вид собранного войска вернули ему прежнее состояние настоящего – не турнирного – азарта. Мерно покачиваясь в седле, Луи Анжуйский слышал за спиной перезвон уздечек, лязг оружия, тяжелый скрип обозных телег и, молодея душой, в который уже раз подумал про жену, что она умница.
А сама мадам Иоланда, наводнив оба своих замка мастеровыми и оставив их на попечении расторопного секретаря, с головой погрузилась в свои странные дела.
– Пока в королевстве царит относительный покой, я должна хорошо подготовиться, – говорила она отцу Мигелю. – При этом короле здесь не будет порядка. Поверь мне, двор я достаточно узнала, так что пусть лучше его величество не поправляется вовсе. Не то, просветлев умом, увидит, не дай Господи, что из себя представляет его окружение, и натворит что-нибудь действительно безумное. А у нас дети. Им нужно спокойное королевство и уверенная жизнь…
Да, на нехватку наследников в герцогстве Анжуйском жаловаться уже не приходилось.
Распалившийся как встарь, герцог лишь ненадолго вернулся домой, чтобы залечить душевные раны от очередного поражения, но этого вполне хватило для новой беременности герцогини.
К сожалению, роды не были удачными, и Луи Анжуйскому снова пришлось возвращаться, только теперь ради душевных ран супруги, что и привело к появлению на свет, в январе 1408 года, еще одного мальчика, которого нарекли Рене.
До самого дня крестин расстроенный предыдущей смертью герцог велел окружить младенца такой заботой, какой не окружали, наверное, даже дофина Франции.
– Мой муж безумно боится заразы, – объясняла мадам Иоланда герцогине д'Алансон, когда та приехала на крестины внучатого племянника, но не смогла пройти дальше порога детской. – Недавняя чума в Ле-Мане заставляет его осторожничать сверх меры. Если так будет продолжаться и дальше, то на крестинах он велит огородить купель курильницами, а всех служек заставит вымыться в подогретой воде и натереться морским камнем.
Мадам Мари рассмеялась. Она с удовольствием смотрела на слегка располневшую после родов герцогиню и невольно вспоминала первую встречу с невзрачной арагонской принцессой, которую они с Бонной Беррийской – смешно теперь подумать – сочли женщиной не самого большого ума.
– Что нового при дворе? – поинтересовалась мадам Иоланда.
Она еще не до конца оправилась, поэтому все время проводила в жарко натопленной спальне, куда кроме мужа допускались только её служанка, духовник и секретарь. Да вот еще для герцогини д'Алансон было сделано исключение, никого, впрочем, не удивившее.
Отношения между обеими женщинами быстро укрепились до дружеских и крайне доверительных. Пожалуй, кроме герцогини Мари, никто больше не мог похвастать такими обширными познаниями об истинных причинах поездок герцогини Анжуйской ко двору, и о всей той работе, которую она там проделывала. Только парижские ювелиры могли наверное дополнить общую картину размерами тех сумм, которые мадам Иоланда тратила на всевозможные украшения. Но и они очень бы удивились, обнаружив львиную долю своих изделий не на герцогине, а на фрейлинах королевы. И тут тоже только для герцогини Алансон все было яснее ясного, поскольку она сама помогала мадам Иоланде советами, тасуя придворных дам, словно колоду карт, и раскладывая их на самых ловких, самых удобных, самых полезных и самых ненужных.