Жар ночи

Она застонала, все ее тело содрогнулось.

— Трах! — прохрипел он, напрягаясь.

— Ох! — Она откинула голову и выгнулась, выпячивая груди, усилила и несколько убыстрила потирающие движение, а потом сдвинула пальцы ниже, прощупывая свою гладкую, увлажненную, откликающуюся на ее движения щель.

Еще немного — и пальцы проникли в нее, задвигались внутри, туда-сюда, трахая. Она задыхалась, извивалась, а он стоял совсем рядом с пылающим лицом, стиснутыми зубами и расширившимися так, что они поглотили радужную оболочку глаз, зрачками. Его взгляд был прикован к тому месту между ее ног, которое так умело обрабатывал он и которое так самозабвенно ласкала теперь она сама. Его член затвердел как камень, головка, налившаяся яростным багрянцем, поблескивала сочившимся из крохотного отверстия семенем.

— Дай мне отсосать, — взмолилась она, и при одной этой мысли рот ее наполнился слюной.

Возбужденно рыча, Коннор бросился на кровать и лег так, что его член оказался на уровне ее рта, а ее щелка на уровне его груди. Разница в росте между ними была очень велика, но для задуманного они сумели приладиться превосходно. Ухватив огромный член обеими руками, Стейси направила его к нетерпеливо ждавшему рту. Ее язык прикоснулся к горячей головке, и у Коннора вырвалось непристойное ругательство, что, однако, не повлияло на ритм движений его пальцев. Вдобавок ко всему он принялся растирать ее клитор мозолистым большим пальцем, рассчитав нажим так, чтобы довести ее до экстаза.

Она кончила с криком, заглушенным из-за того, что ее рот был занят, а язык быстрыми касаниями обрабатывал чувствительную точку сразу под головкой его члена. Выкрикнув ее имя, он кончил буйно и страстно, изливая в нее все неистовство своего оргазма, которое Стейси приняла полностью, до последней капли, всасывая и проглатывая с наслаждением.

— Ну все, милая, — прохрипел он наконец. — Ты меня убиваешь.

Стейси, однако, выпустила изо рта его член лишь тогда, когда Коннор слегка отстранил ее голову, затем он перевернулся, обхватил ее обеими руками и забросил сверху ногу.

Устроившись в этом заботливом коконе, она прижалась щекой к его ходившей ходуном груди напротив неистово колотившегося сердца и провалилась в сон.

ГЛАВА 11

Коннору потребовался момент, чтобы понять, что его разбудило, а к тому времени, когда послышались приближающиеся к входной двери шаги, он уже полностью стряхнул сон и, оставив теплое тело Стейси, метнулся к окну за витой металлической спинкой кровати, из которого можно было увидеть дальнюю часть крыльца. Отодвинув в сторону черную занавеску, он всмотрелся в щель между ставнями.

По ступеням поднимались Эйдан с Лиссой.

Выругавшись про себя, он потянулся за трусами.

— Кто там? — сонным голосом спросила Стейси.

— Мамаша с папашей, — буркнул он.

— Кто? Ох… Тьфу! — Она села. Вид у нее был взъерошенный и основательно оттраханный — припухшие от поцелуев губы, раскрасневшиеся щеки, порозовевшая кожа. — Как думаешь, если сказать, чтобы занялись своими делами, это сработает?

— Мысль хоть куда. — Застегнув ширинку, Коннор протянул ей руку, поднял ее с постели, не преминув окинуть взглядом все ее тело, придержал ладонью качнувшуюся грудь и страстно поцеловал. — Одевайся. А я дверь открою.

Он повернулся к выходу, и она шлепнула его по заду:

— Слушаюсь, сэр.

Бросив через плечо дурашливо-возмущенный взгляд, Коннор покинул спальню, пересек прихожую и открыл дверь.

— Задница! — с ходу заявил Эйдан при виде его голой груди и босых ног.

— От такого слышу! — отрезал Коннор.

— Я за него не в ответе, — сказал Эйдан, обращаясь к Лиссе. — В том, что он трахается, моей вины нет.

— Успокойся, дорогой, — похлопала она его по руке.

— Привет! — улыбнулся Коннор Лиссе.

— Привет, — ответила она такой же сладкой улыбкой. — Чувствую запах яблочного пирога.

Рассмеявшись, Коннор отступил и распахнул дверь пошире. Дело шло к вечеру, дневная жара спала, синева неба уже подкрашивалась оранжевым свечением.

— Ну, наконец-то Стейси его нарежет. Она про этот пирог весь день говорила.

— А ты что, нынче здесь поселился? — буркнул Эйдан.

— Приятель, — покачал головой Коннор, — тебе не помешало бы прилечь, или принять витамины, или типа того.

— Нет, ложиться ему вовсе не нужно, — ухмыляясь, заявила Лисса.

— Отчего же, — тут же возразил Эйдан, — очень даже нужно. А то смотри, Брюс, задницу надеру.

— Ничего себе! — Брови Коннора поползи на лоб. — Лисса, его непременно надо уложить. Как он насчет тебя настроен, просто жуть берет.

— Ну что тут скажешь? — вызывающе пожала плечами Лисса.

— Привет, док. — Стейси вошла в гостиную. — Кто-нибудь хочет яблочного пирога?

— Ответь «да», — подсказал Коннор.

— Брюс, мы можем поговорить? — натянуто произнес Эйдан, указывая жестом на входную дверь.

— Вот уж даже и не знаю, можем ли. — Коннор упер руки в бока. — С виду ты не больно готов к разговору. Разве что брюзжать, судя по физиономии.

Несколько мгновений Эйдан оставался неподвижным, в явном напряжении, но потом уголок его рта тронуло нечто похожее на улыбку.

— Пожалуйста.

— Ладно, кто бы был против.

— Отрезать тебе кусочек? — спросила Стейси вдогонку.

— Черт, обязательно. — Он подмигнул ей. — Мне обязательно надо попробовать кусочек этого пирога-который-лучше-секса.

— Я этого не говорила! — вспыхнув, воскликнула она.

— Вот уж тебе-то точно не стоит продолжать, — хмыкнул Эйдан. — Пироги Стейси, спору нет, хороши, но все-таки не настолько.

— Посмотрим.

Эйдан со смехом вышел за Коннором на крыльцо, и тот, остановившись у перил, с ходу заявил:

— Перво-наперво должен тебе сказать, что моя сексуальная жизнь — это мое личное дело.

— Этот вопрос обсудим позже. Сейчас я собираюсь рассказать тебе о том, что случилось, когда я проснулся. — В голосе Эйдана звучало волнение, которое не могло не привлечь внимание Коннора.

— Ну.

— Я нашел письмо, которое написал сам себе.

Коннор заморгал:

— Э… но…

— Когда спал.

— Уэджер!

При этой мысли Коннор преисполнился восторга. Лейтенант был хитер и изобретателен, то есть обладал качествами, которые высоко ценит в своих подчиненных любой толковый воинский командир.

— Да. Он всегда мне нравился. Толковый мальчуган.

«Мальчуганом» Уэджер не был уже несколько столетий, но суть Коннор уловил верно.

Эйдан запустил пятерню себе в волосы. В Сумерках он всегда остригал их очень коротко, а вот сейчас иссиня-черные кудри были длиннее, чем когда-либо на памяти Коннора. Это смягчало суровые черты капитана, перекликаясь со счастьем, светившимся в его взгляде всякий раз, когда он смотрел на Лиссу. Он заметно изменился, ибо обрел то, чего никогда не имел прежде, — надежду.