Жаркое лето в Берлине

— А мы с мамми привезли вам подарок.

— Я тоже привез тебе подарок, — шепотом отвечал он.

Энн стала сползать со стула.

— Можно, мамми, я сбегаю за подарком?

— Сиди на месте, Анна! — резко остановила ее Берта.

Энн, надувшись, снова вскарабкалась на стул. Обождав, пока ей подвязывали салфетку, она сказала, в упор глядя на Берту:

— Пожалуйста, Энн.

Хорст громко рассмеялся и, взяв ложку, принялся за суп.

И только тогда, когда Эльза убрала пустую тарелку, он поднял голову и внимательно посмотрел на Джой, и, смерив Стивена критическим взглядом, сказал:

— Ты изменился. Я бы никогда не узнал тебя.

— А я узнал бы тебя, где бы ты ни был, — холодно сказал Стивен.

Хорст покрутил стакан своими холеными пальцами.

— Да, ты изменился. Не правда ли, папа?

— Он стал мужчиной, — задумчиво сказал отец.

— Это бесспорно. Но я не думал, что он будет таким.

В разговор вступила Берта:

— Штефан действительно сильно возмужал. Этого никак нельзя было ожидать. Ведь он был таким хрупким мальчиком.

— В нем течет кровь фон Мюллеров, — заметил отец. — Кровь фон Мюллеров — здоровая кровь.

— Ну, разумеется. Но в крови Штефана есть примесь.

— Штефан пошел в мой род, — сказала мать с несвойственной ей твердостью.

— Внешне — да. — Хорст окинул взглядом мать и брата. — Но в нем есть нечто чуждое и тебе и отцу.

— Не австралийское ли? — пошутила Джой.

Покамест отцу переводили ее слова, все молчали. Отец нахмурился и, помолчав, внушительно сказал: — «Das Blut! Das Blut!» [6]

— Что он говорит? — спросила Джой, почувствовав в его тоне неодобрение.

6

Кровь! Кровь! (нем.)

— Отец наш старомоден. Он считает, что по сравнению с голосом крови документы о натурализации — ничто. Vitam et sanguinem [7] .

— Да неужели? — шаловливо отозвалась Джой. — Посмотрели бы вы на Стивена дома, вам бы не отличить его от австралийца, за исключением тех случаев, когда он напускает на себя важность.

Хорст тепло улыбнулся Джой и, обернувшись к Стивену, сказал:

— Ты и впрямь, кажется, стал там на ноги. Впрочем, ты всегда был удачлив.

7

Жизнь и кровь (лат.).

Стивен пожал плечами.

— Если хочешь, можешь приписать это удаче, а я откошу это за счет здравого смысла.

— Я с первого взгляда полюбила Стивена, — весело сказала Джой, желая предотвратить ссору, которая, как ей казалось, назревала.

— Это было взаимно, — сказал Стивен, и выражение его лица смягчилось, когда он взглянул на Джой.

— Могу точно сказать, какое это было место в Пятой симфонии Бетховена, — продолжала Джой. — Знаете, там, где во второй части вступают духовые инструменты. — И она промурлыкала хорошо знакомый «мотив победы».

Лица сотрапезников приняли бесстрастное выражение.

Никто не проронил ни слова.

Молчание нарушил Хорст.

— Итак, ты женился на наследнице и стал управляющим делами ее отца.

— Не совсем так, — поправил его Стивен. — По австралийским критериям я был несведущим юнцом, и мне пришлось начинать с азов. Только спустя семь лет я занял должность управляющего фабрикой.

— Стивен тяжелым трудом заработал эту должность, — заметила Джой, вступаясь за Стивена. — Он посещал вечерний технический колледж, чтобы получить специальность. Порой мне казалось, что отец сознательно создает для него трудности, чтобы Стивен мог проявить себя. И он себя проявил!

— Немецкая закваска, — сказала Берта, улыбнувшись.

Заговорил отец. Переводил Хорст, одобрительно кивая головой:

— Отец рад слышать, что его сын, будучи на чужбине, остался верен семейным традициям. Он горд тем, что мой брат доказал также — если это вообще нужно доказывать, — что немецкие рабочие — лучшие рабочие в мире.

В задумчивости, облокотившись на стол, Джой произнесла:

— Жаль, что здесь нет моего отца, не то он бы поспорил с вашим отцом. О Стивене не будем говорить. Но когда у отца нехватка австралийских рабочих, он предпочитает нанимать англичан или голландцев.

— So?

От удивления у Хорста брови поднялись, когда он произнес это выразительное «So!» Отцовское «Ах!» в комментариях не нуждалось.

— Да, да! Отец говорит, что среднему немцу не хватает инициативы. Он относит это свойство за счет наследия гитлеровской эпохи. Возможно, когда-нибудь вы к нам приедете, поговорите на эту тему с отцом.

— С большим удовольствием.

Хотя на столе лежали серебряные щипцы, Хорст раскалывал орехи своими сильными белыми пальцами, не отрывая пристального взгляда от Стивена.

Джой видела, что Стивен зол. Но что творилось с Хорстом, ей было не ясно. Кровь, как и у отца, внезапно приливала к его лицу, но он улыбался, показывая свои ослепительные зубы. Чему было приписать эти приливы крови, выпитому вину или вспышкам гнева, она не знала.

Она чувствовала, что между братьями скрытая вражда, словно заряженный током провод, и ей хотелось понять, что было тому причиной. Но бесполезно было вторгаться в семейные распри, суть которых всегда остается тайной для постороннего. Но, что бы там ни было, она должна просить Стивена взять себя в руки и не портить их отдыха. Было очевидно, что Хорст, как старший, с детства усвоил привычку дразнить младшего брата, а Стивен, сохранив чувствительность юности, невольно становился жертвой легкого хорстовского остроумия, выставляя себя в неприглядном свете.

После рыбного блюда Хорст спросил:

— Скажи, какую продукцию выпускает твоя фабрика?

— Фабрика не моя. Она принадлежит отцу Джой. А если тебя это в самом деле интересует, скажу: мы изготовляем все виды счетчиков и измерительных приборов, начиная с самых простых, кончая самыми сложными. В подробности вдаваться бесполезно, ты не поймешь. Техникой ты никогда не увлекался.

Хорст засмеялся не без иронии.

— Ну и память же у тебя! Ты так долго отсутствовал, я думал, что ты уже нас совсем забыл.

— Напротив, я все помню.

Хорст замолчал, разделываясь с цыпленком и испытующе поглядывая на Стивена. Покончив с цыпленком, он откинулся на стуле и спросил:

— Много ли рабочих на фабрике у отца Джой?

— Около семисот человек.

— So! Раз тебя назначили управляющим, ты, стало быть, действительно постиг искусство управлять людьми.

— Я научился работать с людьми. Таков мой подход к делу!

Джой смутилась и умоляюще прошептала:

— О, Стивен, дорогой мой, почему ты ведешь себя каким-то задирой?