Жатва скорби
Шрифт:
Однако в обычных деревнях: «Четверо детей брата Мартина умерли от голода, остальные же недалеки от этого» (март 1933 г.); «Большая деревня (около 8000 жителей) наполовину опустела» (март 1933 г.); «Уже в течение пяти месяцев у нас не было ни хлеба, ни мяса или жира… Многие умирают»; «Нельзя больше найти ни одной собаки или кошки» (апрель 1933 г.); «Умирает столько, что не успеваем рыть могилы» (апрель 1933 г.); «В деревне все умерли. По нескольку дней не увидишь ни души… Мы закрылись в домах, чтобы подготовиться к смерти» (февраль 1933 г.)[ 50 ]. Один голодающий евангелист пишет: «Когда я заглядываю в будущее, то вижу перед собой всегда гору, на которую не могу взобраться.»[ 51 ]
50
Там же, с.11.
51
Там
Лишь в отдельных письмах говорится о посылках с запада.[ 52 ] По этой и, возможно, по другим причинам уровень смертности не был здесь таким высоким, как на Кубани. Тем не менее, известно, что 140 000 немцев умерло от голода.[ 53 ] По подсчетам, в это время еще 60 000 немцев находились в лагерях[ 54 ].
Разумеется, все, кто пережил голод, будут потом высланы в 1941 году и уже после реабилитации не получат права вернуться на родную землю.
52
Там же.
53
Э.Амманд, с.220.
54
Братья в нужде, с.15.
Мы привели здесь выдержки из писем немецких крестьян (поселившихся в этом районе еще в 18-м веке), потому что, нам казалось, это имеет особый смысл. Ведь они фактически единственное современное той эпохе прямое свидетельство из первых рук от тех, кто сам мучался от голода в момент, когда эти письма писались. Но на самом деле они мало чем отличаются от того, что позже стало известно от очевидцев голода на Украине и на Кубани, или от того, что много лет спустя рассказали о своих переживаниях те, кто пережил этот голод.
Глава пятнадцатая. Дети
Еще зарею заалело небо,
когда детей послышался мне плач,
которые во сне просили хлеба…
Целое поколение сельских детей во всем Советском Союзе, и в особенности на Украине, было уничтожено либо искалечено. Ясно, что значение этого факта для будущего Советской России нельзя преувеличить. С гуманитарной точки зрения, судьба детей потрясает больше всего в этом страшном бедствии, это вряд ли требует специальной оговорки. Но верно и то, что в перспективе будущего страны такая усеченность поколения и ужасы пережитого для тех, кто в нем выжил, сказываются по сей день.
Как всегда в таких случаях, фотографии детей и даже младенцев с палкообразными конечностями и черепообразными головами раздирают душу. На этот раз, в отличие от голода 1921 года, нет фотографий, которые свидетельствовали бы о том, что группы спасения использовали все возможности, чтобы сохранить и уберечь их.
Один из обозревателей пишет о выжившем мальчике: «Бедный ребенок видел так много смертей и столько страданий, что считал их естественной частью жизни… Дети всегда воспринимают ужасы окружающего как само собой разумеющееся, как данность»[ 1 ].
1
Ф.Бил, с.259.
Война против детей оправдывалась тоже исторической необходимостью, а отсутствие буржуазной сентиментальности в деле проведения в жизнь решения партии явилось испытанием на верность коммунизму.
В 1929 году учительская газета писала, «как некоторые товарищи, уполномоченные обеспечить поставки зерна, советуют прибегать к любым средствам для поощрения всевозможных преследований детей кулаков в школе, используя такие преследования как способ оказать давление на кулаков-родителей, которые злостно удерживают зерно. Выполняя указания, следует следить за тем, как напрягаются „классовые“ отношения между детьми в классе, начиная с издевательств над малышами и кончая открытыми драками»[ 2 ].
2
«Просвещение Сибири», №4, 1929, с.111.
Когда секретарь райкома сказал, что кулаку надо оставить столько зерна, чтобы его хватило на посев и прокорм его детей, на него обрушились с критикой: «Нечего думать о голодных детях кулаков; в классовой борьбе филантропия – это зло»[ 3 ]. В Архангельске в 1932–1933 гг. лишенным всего детям высланных туда «кулаков» не давали завтраков и талонов на одежду, которые получали остальные дети[ 4 ].
В таком отношении к ним была своя логика. Экономический класс, например кулаки, которых режим намерен был уничтожить, состоял не только из взрослых, но и из детей. Более того, идея Маркса
о том, что бытие определяет сознание, осуществлялась здесь самым прямым образом – например, выжившие дети кулаков, даже изолированные от семей, сохраняли клеймо своего происхождения в документах гражданского состояния и на этом основании лишались права на образование и работу, находясь постоянно под угрозой ареста в периоды повышения бдительности.3
М.Файнсод, с.241.
4
А.Солженицын, с.360.
Ответственность детей за прегрешения родителей являлась традицией. Начиная с расстрела четырнадцатилетнего цесаревича в 1918 году и до расстрела четырнадцатилетнего сына большевика Лакобы в 1937 году, подобные акции были по-своему обоснованы. В 30-е годы дети (как и жены) нередко осуждались по статье «ЧСИР» («Член семьи изменника родины») – обвинение, которое невозможно ведь было опровергнуть.
Дети кулаков часто оставались беспризорными, если были арестованы оба родителя. Как писала вдова Ленина Крупская в педагогическом журнале: «Родители малого ребенка арестованы. Он бредет один по улице и плачет… Все жалеют его, но никто не решается усыновить его, взять его к себе в дом: все-таки он сын кулака… Последствия могут оказаться очень неприятными».[ 5 ] Крупская умоляла не делать этого, утверждая, что классовая борьба ведется между взрослыми, но к ее голосу никто давно не прислушивался.
5
«На путях к новой школе», №№4–5, 1930, с.25.
Однако часто бывало, что взрослые оказывались храбрее и порядочнее, чем того опасалась Крупская. Мы знаем много случаев, например, когда в семье, где отец был ликвидирован, а мать падала от усталости и практически умирала от работы в поле, односельчане брали ребенка к себе.[ 6 ] Типичным случаем подобной доброты является известная история, как бедный украинский крестьянин, отказавшийся вступить в колхоз, был арестован, избит и выслан; жена его повесилась в сарае. Их маленького мальчика взяла к себе бездетная семья. Мальчик целыми днями слонялся по своему опустевшему дому и только по ночам, чтобы переспать на печи, приходил к своим новым родителям. Он никогда не разговаривал.[ 7 ] То и дело слышишь рассказы об этих «сиротах коллективизации», усыновленных крестьянами.
6
Ф.Бил, с.248.
7
В.Кравченко, с.98.
Иногда мужская смекалка и изобретательность спасала семью, по крайней мере на время. Один из выживших рассказывает, как в возрасте десяти лет, вернувшись однажды из школы, он нашел свой дом пустым и запертым. Отец его был арестован, а мать и младших детей приютила семья бедного крестьянина. Чтобы спасти младших детей, мать велела старшему и его двенадцатилетнему брату куда-нибудь исчезнуть. Отцу же удалось сбежать из тюрьмы и бродяжничать. Он работал сапожником, брал плату продуктами и просил своих заказчиков отправлять их его семье. Кроме того, он сообразил прятать продукты на участках у местных активистов, где обычно не было обысков. Мальчики таким образом спаслись от голода, кроме того, они рыбачили, если удавалось избежать патрулей, которые мешали рыбалке где только возможно[ 8 ].
8
Семинар о голоде наУкраине, 1933.Торонто, декабрь, 1981.
Но такая поддержка, как и любая другая, удавалась по очевидным причинам чрезвычайно редко. Мальчик, который сумел сбежать из поезда, везшего их в ссылку, через несколько месяцев вернулся на родной хутор. Он был пуст, крыша дома сорвана, сорняки высились в человеческий рост, в разрушенных хатах жили хорьки.[ 9 ]
Как мы уже отмечали, немалую долю из тех 15–20 процентов людей, что погибли в поездах по дороге в ссылку, составляли маленькие дети. Очень много их погибло потом – уже в ссылке.[ 10 ] За март, апрель и май 1930 года по имеющимся данным 25 тысяч детей умерло в пересыльных пунктах – церквах Вологды[ 11 ], которая лежала на пути в ссылку, о чем мы уже говорили в главе шестой.
9
С.Пидхайни, т. 1, с.300.
10
Ф.Пигидо-Правобережный, с.24.
11
Там же.