Жатва
Шрифт:
"Неужели, - думал он, глядя на молоденькую хозяйку, такую хрупкую и тоненькую, очень красивую, но столь явно не на месте во главе стола, неужели нет ничего, что оживило бы эти застывшие черты?"
Есть! Честное слово, есть, - и вот оно, но в весьма неожиданном обличье. Вошел Том. Едва завидев его, Луиза вся преобразилась, и лицо ее просияло улыбкой.
Чудесная улыбка. Быть может, она особенно восхитила мистера Джеймса Хартхауса потому, что он очень долго дивился на ее безучастное лицо. Она протянула руку - маленькую, изящную, - и пальцы ее охватили руку брата, как будто она хотела поднести ее к губам.
"Понятно, -
– Этот щенок единственное существо, которое она любит. Так, так!"
Щенка представили гостю, и он сел за стол. Наименование, мысленно данное ему мистером Хартхаусом, было нелестным, но нельзя сказать, чтобы незаслуженным.
– Когда мне было столько лет, сколько тебе, Том, - сказал Баундерби, - я приходил вовремя или оставался без обеда!
– Когда вам было столько лет, сколько мне, - возразил Том, - вы не корпели над перевранным балансом и не принаряжались к обеду.
– Оставим это!
– сказал Баундерби.
– Так и не приставайте, - проворчал Том.
– Миссис Баундерби, - сказал Хартхаус, отлично слышавший эту перепалку, - лицо вашего брата мне очень знакомо. Не мог ли я встречать его за границей? Или, может быть, мы учились в одной и той же школе?
– Нет, - с готовностью отвечала она, - он еще ни разу не ездил за границу, а учился дома, в нашем городе. Том, милый, я говорю мистеру Хартхаусу, что он не мог видеть тебя за границей, - потому что ты никогда там не бывал.
– Не имел такого счастья, сэр, - сказал Том.
Луиза смотрела на брата сияющими глазами, хотя мало привлекательного можно было найти в этом угрюмом молодом человеке, грубоватом даже в обращении с сестрой. Видно, истомилось ее одинокое сердце и велика была потребность кому-нибудь отдать его. "Стало быть, верно, что щенок единственное существо, которое ей дорого, - думал мистер Джеймс Хартхаус, снова и снова возвращаясь к этой мысли.
– Единственное!"
И в присутствии сестры и после того, как она вышла из столовой, щенок бесцеремонно выражал свое презрение к мистеру Баундерби, усиленно гримасничая и подмигивая, как только сей независимый муж поворачивался к нему спиной. Мистер Хартхаус, правда, не отвечал на эти телеграфные знаки, но за один вечер очень сошелся с Томом и не скрывал своих дружественных чувств к нему. Когда гость, прощаясь, заметил, что не уверен, найдет ли он в темноте дорогу в гостиницу, щенок тотчас же предложил свои услуги и вышел вместе с мистером Хартхаусом, дабы проводить его.
ГЛАВА III
Щенок
Весьма примечательно, что молодой человек, воспитанный по системе неуклонного подавления всего, что свойственно человеческой природе, вырос лицемером; однако это несомненно случилось с Томом. Весьма удивительно, что молодой человек, который никогда и пяти минут не оставался без указки, так и не научился управлять самим собой; но именно это произошло с Томом. И совершенно непостижимо, что молодого человека, чье воображение было задушено еще в колыбели, все еще тревожили какие-то остатки его, выродившись в самые низменные наклонности; но именно таким феноменом безусловно оказался Том.
– Вы курите?
– спросил мистер Джеймс Хартхаус, когда они подошли к гостинице.
– Еще бы!
– сказал Том.
Долг вежливости обязывал его пригласить Тома подняться наверх, а Тому долг вежливости предписывал принять
приглашение. Прохладительный напиток, приноровленный к жаркой погоде, - и притом достаточно крепкий, - и табак более редкого сорта, чем можно было приобрести в здешних краях, быстро возымели благотворное действие на состояние духа Тома, развалившегося в углу дивана, и преисполнили его еще большим восхищением к новому другу, занявшему противоположный угол.Накурившись, Том разогнал табачный дым и внимательно посмотрел на мистера Хартхауса. "Незаметно, чтобы он заботился о своей одежде, - подумал Том, - а как отлично он одет. Сразу видно светского щеголя!"
Мистер Джеймс Хартхаус, случайно встретившись с Томом глазами, заметил ему, что он ничего не пьет, и небрежным движением собственноручно наполнил его стакан.
– Спасибо, - сказал Том.
– Спасибо. Ну, мистер Хартхаус, нагляделись вы сегодня на старика Баундерби?
– Том подмигнул и с хитрой миной посмотрел поверх стакана на своего собеседника.
– А он очень славный малый, - отвечал мистер Джеймс Хартхаус.
– Вы так думаете?
– сказал Том и еще раз подмигнул.
Мистер Джеймс Хартхаус улыбнулся; поднявшись с дивана, он стал напротив Тома, спиной к пустой каминной решетке, и, попыхивая сигарой, глядя на него сверху вниз, сказал:
– Занятный вы шурин!
– Вы, очевидно, имеете в виду, что старик Баундерби занятный зять, отпарировал Том.
– И злой же у вас язык, Том, - сказал мистер Джеймс Хартхаус.
Как лестно быть на короткой ноге с таким бесподобным жилетом; и слышать дружеское "Том", произнесенное таким приятным голосом; и, едва успев познакомиться, непринужденно болтать с такими холеными бакенбардами! Том был доволен собой сверх всякой меры.
– Я и не скрываю, что не люблю старика Баундерби, - сказал Том.
– Я всегда за глаза называл его так, как сейчас, и думал о нем то же, что думаю сейчас. Не стану я вдруг разводить церемонии вокруг старика Баундерби. Поздновато начинать.
– Со мной это не страшно, - сказал Джеймс, - а вот при его жене надо бы, знаете, поостеречься.
– При его жене?
– сказал Том.
– Это при моей сестре Лу? Ну как же! И, захохотав, он глотнул еще немного прохладительного напитка.
Джеймс Хартхаус по-прежнему стоял перед камином, все в той же ленивой позе, посасывая сигару со свойственной ему непринужденной грацией и приветливо глядя на щенка, - он явно чувствовал себя в роли демона искусителя, который парит над намеченной жертвой и знает, что по первому требованию она отдаст ему всю душу. Щенок и в самом деле поддавался его обаянию. Он глянул на Джеймса Хартхауса подобострастно, потом глянул восторженно, потом глянул дерзко и вытянул одну ногу вдоль дивана.
– Моя сестра Лу?
– повторил Том.
– Да она никогда не любила старика Баундерби.
– Это прошедшее время, Том, - заметил мистер Джеймс Хартхаус, стряхивая мизинцем пепел с сигары.
– А мы живем в настоящем.
– Глагол "не любить". Второе спряжение. Изъявительное наклонение, настоящее время. Первое лицо единственного числа - я не люблю; второе лицо единственного числа - ты не любишь; третье лицо единственного числа - она не любит, - выпалил Том.
– Очень мило! Остроумно!
– похвалил Джеймс Хартхаус.
– Но вы, конечно, шутите.