Жажда мести

– Девушки, как пройти на улицу Горького? – спросил Борис, ласково улыбаясь.

– Вот выйдите, посмотрите, – начала объяснять та же самая, до которой он дотронулся, и, глядя на него, закончила со смехом: – Да вы же знаете!

– Я-то знаю, а вот мой товарищ приехал из Австралии, он не знает, – сказал Борис и рассмеялся. – Кенгуру ловил. И не поймал!

После он опять оживленно комментировал свой «принцип мизинца», как классический прем для знакомства.

– Зачем все это? – поинтересовался Волгин, задумываясь над словами Бориса.

– Искать себя, искать. Женщина – отражение мужчины.

VI

Борис ворвался в комнату Волгина, словно за ним гнались.

– Что сидишь на кровати? Пойдем, увидал такую чувиху, закачаешься!

Через минуту они спустились в столовую и сели пить чай. Борис с интересом рассматривал студенток. Вдруг к их столику подошла девушка, которую Волгин сразу и не признал. Это была Алла. Она с улыбкой спросила разрешения присесть. Борис шумно задвигал стульями, засуетился и попросил представить его столь очаровательной девушке.

– Алла, – сама представилась она..

– Борис, студент МИФИ, пятый курс. Что мы тут сидим, пойдем к тебе, посидим, поговорим. А что вы, Алла, будете: чай или кофе?

– Я люблю кофе.

Борис стремглав бросился к окошку, из которого подавали кофе, и вскоре принес горячий стакан. Он запыхался, словно боялся, что она откажется от его услуг, с радостью поставил кофе перед нею на столик.

– Благодарю вас, – она улыбнулась. – Сколько я вам должна?

– Нисколько. У вас тут порядки дремучие.

Волгин внимательно наблюдал за Борисом и Аллой, маловероятным казался их альянс. Борис прямо рвался в бой, говорил кучу комплиментов, а она с тихой все понимающей улыбкой, с нежностью даже, слушала, соглашалась, не поднимая глаз, словно решала какую-то проблему для себя.

– Алла, мы ездили на юг, хотите – морской бриз, кипарисы, виноград. А еще ездили на симпозиум, и, скажу вам, неплохо там было, много хороших людей. Англия, сами понимаете, страна Шекспира, родина адмирала Нельсона, вот жаль, что вас не было. Пойдемте в комнату, там попьем чайку, посидим.

Она молча согласилась. Непроницаемое лицо ее светилось нежной, непонятной, оттого казавшейся странноватой улыбкой. Она была шатенка, волосы тщательно уложены и заколоты на затылке, а черная юбочка выше колен, приталенная ситцевая коричневая кофточка с белым воротничком делали ее просто очаровательной.

– Как вы смотрите на искусство? – демонстрировал свою эрудицию Борис. – Сейчас открывается выставка в музее Пушкина, приглашаю вас.

– Спасибо. Я люблю выставки, – отвечала она.

– Как вы относитесь к любви? Вот Владимир несколько манкирует ваш пол, говорит, что, мол, любовь приходит и уходит, а болезни остаются? – рассмеялся Борис, попеременно обращаясь то к Волгину, то к девушке.

– Что ты глупости говоришь, – недовольно проронил Волгин.

– Я так, чтобы тебя расшевелить, не обращайте, Алла, на него внимания. У философов всегда так, они вначале рассуждают, а только через год думают.

– Давайте лучше прогуляемся, – предложила Алла.

– Нет, вначале, помня законы гостеприимства, посидим, – предложил Борис.

– Все равно, – отвечал Волгин. Они зашли в его комнату, присели на стулья.

– А лучше нам кофейку еще выпить, а? – сказала Алла. – Я люблю кофе. Пойдемте ко мне. У меня чайник, растворимый кофе и печенье.

– Вот то, что надо, – согласился Борис.

Комната, в которой жила Алла, мало чем отличалась от комнаты Волгина, но пахло в ней тонкими духами, кровати покрывались цветастыми ситцами, на столе стояла маленькая дешевенькая ваза с единственной красной гвоздикой.

Алла сразу поставила на электрическую плитку чайник, достала из платяного шкафа чашечки с блюдечками для кофе и расставила на столе.

Волгин обратил внимание, что она суетилась, стараясь выглядеть заботливой хозяйкой; ее улыбчивое личико покрылось от волнения заметным румянцем. Неожиданно Борис открыл свой портфель и выставил на стол бутылку прозрачного белого вина «Цинандали».

– Ради такого случая, – сказал он и широким жестом водрузил бутылку на стол.

Алла засмущалась совсем, но быстро достала стаканы и поставила перед каждым. Борис налил вина, выпили за знакомство. Алла выпила полный стакан залпом и поглядела на Бориса.

– Алла, целый стакан необязательно выпивать сразу, – проговорил Волгин, наливая ей стакан холодной воды.

– Пьют и сразу, – отпарировал Борис, приобнимая ее. – Когда за любовь, Аллочка, то пьют. Ты лучше молчи, Володь, не надо. Она знает, она дома, а я вот не знаю, потому, что она милая девушка моя, Володя, не мешай нам.

Не успел еще мрачноватый Волгин подумать, а не уйти ли ему действительно из этой комнаты, как Борис уже запустил руку под юбку прильнувшей к нему Аллы и поцеловал ее в губы. Волгин подошел к окну. Он вспомнил свою любовь к Самсоновой. И услышал, как вскрикнула Алла, и заметил, что она уже сидела на коленях у Бориса.

«Идиоты. Скоты!» Волгин хлопнул дверью. Он не мог больше находиться в общежитии, оделся и отправился гулять. Обошел сквер, наблюдая, как воробьи справляют свои воробьиные свадьбы, за облаками, плывущими по небу. Когда вернулся в общежитие, столкнулся с Борисом, тот только что выходил из подъезда.

– Куда пропал? Слушай, Володь, девочка прямо не отпускала. Я так ей понравился, оказывается.

– Слушай, Борис, я не хочу слушать эти мерзости.

– Понимаешь, говорит, а как же наши дальнейшие отношения, вот дура! Какие такие отношения, говорю я! Отношения! С первым мужиком лезет в постель, а потом ей отношений захотелось.

VII

Волгин некоторое время постоял в подъезде общежития, соображая, что скажет этой Алле, если неожиданно ее встретит, махнул рукой и направился к себе. Сосед по комнате сидел на постели, читал учебник, молча кивнул. Волгин достал свои наброски для диссертации, которую озаглавил: «Мистика и реальность. Чехов и Юрий Казаков». Писателя Юрия Казакова он открыл для себя совсем недавно, прочитав купленную в метро тоненькую книжечку под названием «На полустанке». Профессор Дрожайший предлагал не торопиться с диссертацией, предстояло еще учиться почти два с половиной года, но Волгин все сильнее втягивался в работу над ней. Он сообщил об этом профессору Дрожайшему, который к каждому новому имени приглядывался с опаской. Он внимательно выслушал студента и вздохнул, как бы соглашаясь с ним, но в то же время и сомневаясь относительно этого нового имени в литературе.