Жажда мести

Гримнир кивнул в подтверждение, принял сумку из рук Магнуса и попросил его оставить их вдвоем.

Мореход отошел.

— Надень это, — рыжебородый великан обратился к Песни Крови. Голос у него был тихий, но властный.

— Может, Ульфхильда права… — начала Песнь Крови. — Возможно, мне вообще не нужна одежда и следует ехать голой.

— Я тебе сказал, — с откровенной угрозой в голосе повторил Гримнир, — надень это! И оставь свои бабьи капризы. Один дал тебе силу, чтобы ты сумела спасти Гутрун и наказать Тёкк, а ты чем здесь занимаешься! Тебе нужны союзники или ты собираешься сражаться в одиночку? Если даже никогда больше ты не воспользуешься силой оборотня, ты сегодня спасла нас. Зачем ведешь себя как девчонка? Ульфхильда права, имя — это не насмешка, а великая награда. И ты не зверь! В каждом из нас сидит частичка зверя, в этом можешь не сомневаться, это говорю тебе я, Гримнир, но это вовсе не значит, что мы звери. Один награждает магией только для того, чтобы принимать во время сражения наиболее подходящее обличье. Он поступает так во имя победы. Если ты не понимаешь этого, то пусть боги помогут мне, когда я стану твоим врагом. Я видел, что ты сделала с всадниками Смерти, значит, таков твой удел, только так ты можешь расправиться с ними. Я никогда не встречал что-либо подобное.

— Это было ужасно?

— Это было величественно. Жизнь горазда на выдумки, запомни это. Никакая смерть не может сравниться с ней в изобретательности, на то она и жизнь. Смерть может напугать, внушить ужас, поставить на колени, но она никогда не способна сотворить что-нибудь небывалое, невиданное. Ей не дано творить чудеса, ее удел только убийства. Желал бы я, чтобы Один осчастливил меня подобным даром. Я ведь тоже мучился на ритуальном дереве. Отвисел свое — и ничего. Ни единой руны на шее. А ты нюни распустила…

Песнь Крови отвернулась.

Харбард и Ульфхильда занялись своими погибшими — собирали их в кучу, чтобы предать очистительному огню.

Воительница мягко, совсем добродушно выругалась, глянула на насупленного рыжебородого великана.

— Когда до меня дошло, кем я обернулась, я решила, что потеряла в себе человека…

Гримнир мягко обнял ее, привлек к себе, потом поднял ей голову и мягко поцеловал в губы. Вздохнул и огляделся. Голова его возвышалась над спиной коня, так что наблюдать ему было удобно. Наглядевшись, он взглянул в глаза Песни Крови.

— Ничего ты не потеряла, а сгубила столько врагов. Ты видишь в моих глазах отвращение, отчуждение или еще что-нибудь в этом роде?

Она отрицательно покачала головой

— Вот и оставайся человеком. Разумным, дальновидным, храбрым, рассудительным, великодушным, страдающим существом. И, конечно, гордым и свободным.

— Я так… испугалась. Неужели мне снова придется испытать это?

— Возможно, в том больше не будет необходимости.

— Нет, Гримнир. Я сказала, что не хочу больше становиться зверем, но если потребуется…

Гримнир понимающе кивнул и погладил ее по плечу.

— Может, попросить у Ульфхильды еще целебной мази, чтобы ты погуще смазала ладони, а на горло наложила новую повязку?

— Я сама попрошу, но прежде позволь мне одеться, — сказала Песнь Крови, а затем призналась:

— Только Фрейя знает, какой дурой я буду выглядеть в этом наряде. В эти штаны поместятся две таких, как я.

— Не беспокойся, — успокоил ее Гримнир, — вряд ли кому-то придет в голову смеяться над тобой.

После того как Песнь Крови оделась и покорно, как бы признавая свою вину, попросила Ульфхильду смазать раны, воительница приняла участие в погребальном обряде, с которым ульфбьерны провожали в долгий путь на небо своих павших товарищей. Непогребенными остались только тела трех погибших всадников Смерти. Никто не собирался разводить над ними погребальный костер — они так и лежали смердящими кучами костей в тех местах, где их настигла чудовищная волчица.

Песнь Крови подошла к одной из таких куч, заставила себя вспомнить все подробности боя — как обернулась волчицей, как набросилась на первого врага. Напрочь прогнала тошноту и отвращение — Гримнир прав, способность оборачиваться зверем оказалась не менее спасительной, чем умение обращаться с мечом. Что, если ей вновь придется встретиться с врагом лицом к лицу? Ту ночь, когда у нее на шее появились руны, она не помнила. Теперь этого нельзя было допускать. Итак, прежде всего напор, ярость и страстное желание уничтожить врага.

Все равно это были нелегкие воспоминания, однако она сумела пройти через смерть, и теперь у нее появилась надежда, что удастся справиться с магией Хель.

Она ткнула носком сапога в вороненую кольчужную рубаху, которой должны были быть прикрыты кости скелета. Броня лежала пустая, ничего не осталось от жуткого воина. Рядом находился меч с вороненым лезвием. Она наклонилась и подняла его. Набалдашник на рукояти представлял собой серебряный череп с черными глазницами и опущенной — ухмылявшейся — нижней челюстью.

Когда-то и она носила такую же кольчугу и держала в руках такой же меч — тогда она сражалась против Нидхегга на стороне Владычицы Смерти. Задумчиво смотрела воительница на скомканную груду брони, лежавшей у ее ног, здесь же валялись кожаные штаны, тоже пустые, поодаль откатился черный шлем. Неожиданно Песнь Крови подцепила острием меча кольчугу, подняв ее повыше. Сплетенная мастерами царства Мертвых стальная рубаха обвисла до земли, в солнечном свете особенно зловеще поблескивали ее металлические кольца.

Она поднесла бронь поближе к костру, на котором догорали тела погибших ульфбьернов. Некоторое время держала рубаху в пламени, потом отбросила в сторону и подождала, пока она охладится.

Гримнир с интересом следил за ней.

Песнь Крови вернулась к останкам и так же внимательно изучила щит всадника Смерти.

В центре черного, круглого доспеха была выгравирована серебряная руна «бьёрка», заключавшая в себе тайны подземного царства Хель. В те дни, когда Песнь Крови сражалась с Нидхеггом, и она держала в руках такой же щит.

Носком сапога воительница приподняла его, перевернула наручным ремнем наружу, затем взяла кожаные штаны, принадлежавшие скелету, встряхнула, оглядела с обеих сторон и положила их в чашу щита. Туда же полетели черные сапоги, поясной ремень, на котором крепились ножны для меча и кинжала. Сняв ножны, подняла и бросила в кучу шлем воина Смерти, потом швырнула снаряжение в огонь.

Затем положила доспехи на землю, сама уселась сверху. Устроилась как раз возле остывающей кольчуги. Металл уже достаточно охладился, тогда Песнь Крови, не обращая внимания на удивленный взгляд Гримнира, начала облачаться в кольчугу всадника Смерти.

Глава тридцать вторая. КЛЯТВА ВЕРНОСТИ

Тёкк едва сумела скрыть раздражение.

— Не надо прикидываться, Гутрун. Ты далеко не глупа, — резко проговорила служительница Хель и, сложив руки на груди и о чем-то задумавшись, принялась расхаживать по маленькой комнатенке, в которой томилась дочь Песни Крови. Успокоившись, ведьма спросила:

— Почему ты так настаиваешь на этом союзе? Зачем требуешь, чтобы я уничтожила его?

Гутрун горько рассмеялась:

— Я удивляюсь тебе, Тёкк. Ты же сама требовала, чтобы я поклонилась тебе и Хель. Теперь, когда я наконец решилась, ты спрашиваешь, зачем мне это нужно? Неужели так трудно понять, что я хочу жить! После того как ты отдала меня в лапы твоему драгоценному Локиту, после того, что он сделал со мной, у меня не осталось выбора. Этот мертвец, этот зверь в конце концов убьет меня. Он и тебя хочет убить. Мы обе находимся в страшной опасности, потому что он видит в нашем существовании угрозу себе. Удивительно, что ты, такая проницательная, такая расчетливая, и не видишь того, что творится вокруг. Ты, верно, лишилась рассудка? Как ты могла оставить меня с ним наедине? Сколько я провела в его темнице? День? Два? Три? Сколько?