Жажда странствий

Все вдруг закрутилось с бешеной скоростью: гнев, ярость, боль, жажда мести — все было в его глазах, стены словно выталкивали ее прочь, когда она шла за ним, и вот она уже в машине, они мчатся по улицам, она уже перед своим домом, а Чарльз стоит у машины и смотрит на нее. В глазах его боль и гнев, и когда она шагнула к нему, чтобы поцеловать его, он отступил назад и поднял руку, словно отгораживаясь от нее.

Пробормотав «до свидания», он нырнул в такси. Машина двинулась, набрала скорость, и он уехал. Уехал навсегда. Словно и не было всех встреч и расставаний, словно они не любили друг друга так страстно и преданно.

Глава 24

Одри вошла в дом совершенно отрешенная. Дворецкий бесшумно затворил за ней дверь. Она не сразу заметила, что в доме что-то происходит. Из холла на втором этаже доносились шум и чьи-то голоса, внизу, у лестницы, громоздилась груда коробок, стояли чемоданы. И Одри вдруг осознала, что в дверях библиотеки, наблюдая за ней, стоит ее сестра. Это была их первая встреча после той неприятной стычки, когда Одри вернулась домой из Харбина. Что тут делает Аннабел? Собралась в путешествие со всем этим огромным багажом? Вдруг Одри все поняла, и сердце у нее упало.

— Что случилось?

— Харкорт ушел от меня.

Одри кивнула. Аннабел, пожалуй, уже ничем не могла ее удивить, но вот только что она делает здесь? Одри не могла побороть своего раздражения против сестры.

— Но почему ты здесь? — Голос Одри выдал ее состояние, но Аннабел, похоже, ничего не заметила, а может, ее не очень-то заботили их отношения.

— Просто не хотела оставаться в Берлингеме. Ненавижу это место.

— Ты не попробовала устроиться в отеле? — жестко спросила Одри.

Аннабел удивленно взглянула на нее.

— Этот дом такой же мой, как и твой.

— А ты попросила разрешения у дедушки поселиться здесь?

— Нет, не попросила, — донесся до них его голос. Они и не знали, что он дома. — Может быть, ты объяснишь мне, Аннабел, что происходит?

Сестры смутились — как будто их застали за чем-то, чего они не должны были делать. Как в детстве. Одри подумала, не была ли она слишком резка, Аннабел:

— о том, что она, конечно же, должна была позвонить, прежде чем приехать.

— Я… я пыталась утром дозвониться, но…

— Не лги. — Дед смотрел на нее с раздражением. — Веди себя прилично — хотя бы говори правду! Где твой муж?

— Не знаю. Наверное, поехал с друзьями на рыбалку.

— А ты тем временем решила покинуть его?

— Я… — Неловко было вести разговор, стоя в прихожей, но дед не выказывал ни малейшего намерения пригласить ее войти в гостиную и сесть. — Он сказал, что хочет развестись со мной.

— Значит, на него ты возлагаешь всю ответственность? А ты тут ни при чем?

Аннабел кивнула:

— Но я…

— Ты хочешь устраниться, — подсказал он ей нужное слово, и она согласно кивнула. — Понимаю. Очень удобно. И теперь ты пожаловала ко мне и к своей сестре. Так ведь, Аннабел? — Она слегка покраснела и снова кивнула. — По каким соображениям? Чтобы иметь адрес? Или тебя привлекают дом, дорогая мебель и прочее… мое положение в обществе? А может, тебя устраивает, что твоя сестра будет заботливо ухаживать за твоими детьми? — Дед хорошо изучил свою младшую внучку.

Одри чуть было не рассмеялась, видя растерянность Аннабел.

— Я… я просто подумала, что, может быть, на какое-то время…

— На какое, Аннабел? На неделю? На две? — Дед явно получал удовольствие от собственной решительности, и Одри даже стало жаль сестру. Почти что жаль. Вообще-то ее запасы жалости к ней сильно истощились. Слишком уж Аннабел была злая, испорченная, слишком много пила, а иной раз проявляла открытую враждебность. — И как долго ты намерена пробыть здесь?

— Может, до тех пор, пока я не найду себе подходящий дом?

— Ты не вопросы мне задавай, а скажи прямо… Ну ладно, пока ты не подыщешь дом, я разрешу тебе побыть здесь, но помни, что ты должна найти для себя этот дом. — Он заметил, как просияла при этих словах Аннабел. — И будь добра, не возлагай чрезмерных обязанностей на свою сестру. — Очень важно было, что дед это сказал, однако он не предусмотрел, что слово «чрезмерных» может быть понято по-разному.

В течение двух последующих часов Аннабел умудрилась поместить детей в комнату Одри. Маленький Уинстон принялся сбрасывать с полок ее книги, а Ханна попыталась влезть к Молли в кроватку, за что и поплатилась — к ужасу Аннабел, хозяйка кроватки до крови укусила сестрицу за большой палец.

— Ах ты, китайское отродье! — завизжала Аннабел, и Одри, не говоря ни слова, ударила ее. Дала звонкую пощечину, и это было как раз то, что требовалось Аннабел — она несколько поутихла. Однако лишь в пять часов Одри смогла закрыть дверь своей спальни, немного отдохнуть и подумать о том, что же произошло у них с Чарли. Невозможно было поверить, что всего лишь несколько часов назад она видела его, говорила с ним. Увидит ли она его еще когда-нибудь? Наверное, нет, никогда. И только сейчас, осознав до конца, что жизнь ее отныне не принадлежит ей, что она заперта в этом доме вместе с дедом и Аннабел, Одри начала всхлипывать, и на подушку покатились слезы.

Когда Одри спустилась в тот вечер к ужину, глаза у нее были красные, но никто этого не заметил. Дедушка думал о чем-то своем, а сестрица потчевала их омерзительными рассказами об изменах Харкорта, и к десерту Одри почувствовала себя совершенно больной. Последующие несколько месяцев в доме творился кошмар. Няньки, которых нанимала Аннабел, долго не задерживались. Они начинали ненавидеть и Аннабел, и ее отпрысков. Других слуг вовсе не радовали приезд родственников и дополнительная работа; Аннабел то и дело куда-то уходила, оставляя своих детей на попечение Одри.

Даже дед помрачнел: как видно, неурядицы в доме угнетали его, он все меньше интересовался маленькой Молли, которая еще совсем недавно дарила ему столько радости. Теперь, казалось, уже ничто не радовало его. Одри никак не могла прийти в себя, сердечная боль не утихала, и только Молли приносила ей хоть какое-то успокоение. Все мысли Одри были о Чарльзе. Она пыталась написать ему, начинала письмо и бросала. Что она ему может сказать, ведь ничего не изменилось и не похоже, что изменится в скором времени. Вдобавок ко всем несчастьям Одри огорчало состояние деда: он явно сдавал, его уже не интересовала политика, теперь он редко брал в руки газету и совсем перестал посещать свой клуб. Одри не раз заговаривала об этом с Аннабел, но та безразлично пропускала все мимо ушей. Она была слишком занята светской жизнью, развлекалась то в компании друзей, то вообще неизвестно с кем. Несколько раз была в опере, посетила все шикарные рестораны в городе, танцевала и думать не хотела ни о дедушке, ни о сестре, ни о собственных детях. На Рождество, когда Аннабел объявила, что проведет праздники со своими друзьями и у нее нет времени пообедать с дедом и Одри, сестра не выдержала.