Жду признания

Линн казалось, что она задыхается: так сильно билось у нее сердце. Ей стало ясно, что Хуан не знает всей правды. Но та гордость, которая с детства помогала Линн выносить все обиды и горести, теперь не давала ей унизиться до оправданий.

И вместо того чтобы объяснить свое поведение, она с вызовом бросила:

— А мне должно было хотеться?

Брезгливое презрение у него в глазах всколыхнуло в душе Линн такую жгучую ярость, что она мгновенно забыла об осторожности. Когда она снова заговорила, ее голос дрожал от переполнявших ее горьких чувств:

— И вообще, по какому праву вы меня осуждаете? Вы же совсем ничего не знаете ни обо мне, ни о причинах, побудивших меня сюда приехать. И тем не менее считаете себя вправе обвинять меня.

Глаза Линн потемнели от гнева, бурная вспышка эмоций лишила ее последних сил.

Причем она прекрасно понимала, что мериться силами с Хуаном — занятие неблагодарное и бесполезное. Но не собиралась безропотно сносить оскорбления.

— Я не намерена здесь оставаться! — Линн повысила голос, едва не срываясь на крик.-Я уезжаю. Сию же минуту!

Она развернулась и направилась вверх по лестнице. Она так и не добралась до кухни, но ей было уже все равно. Хотелось лишь одного: как можно скорее уехать отсюда. Впрочем, ушла она недалеко. Хуан схватил ее за плечо и развернул лицом к себе.

— А ну-ка стойте!-процедил он сквозь зубы и встряхнул Линн так сильно, что та едва не прикусила язык.

Девушка подняла на него глаза, полные жгучей ненависти… и вдруг испуганно замерла, потому что одна из дверей резко распахнулась и в холл вошла женщина.

— Хуан, дорогой, что происходит!

Она говорила по-английски, но даже если бы не произнесла ни слова, Линн все равно поняла бы, что светловолосая женщина с голубыми глазами не может быть испанкой. Вторая жена ее папы… ее мачеха. На изысканно тонком лице лежал отпечаток неизбывной печали. Да, подумалось Линн, эта женщина любила ее отца. Мать Хуана встревожено посмотрела на сына, потом на девушку. Взгляды их на мгновение встретились, и Линн показалось, что ее сердце превратилось в кусок льда, составленного из щемящей боли.

— Мисс Вэйн изъявила желание нас покинуть, — сухо проговорил Хуан. — А я как раз собирался ей разъяснить, что этого делать не стоит. Во-первых, поблизости нет ни одного отеля. А во-вторых, завтра утром сюда приезжает адвокат — специально для того, чтобы обсудить с ней завещание ее отца.

Женщина, которая до этого старательно отводила взгляд, все же посмотрела на Линн.

— Значит, вы дочь Эймона. Ваш отец…— Глаза у нее заблестели от слез, и она отвернулась. Хуан отпустил плечо Линн и поспешно шагнул к матери. Его предупредительность и искреннее беспокойство разительно отличались от той презрительной холодности, с которой он обращался с Линн. Девушке стало нестерпимо обидно.

Как хотелось сказать, что они несправедливы к ней! Что она не виновата в том, что им с папой пришлось расстаться. Что она тоже страдала… Но Линн поняла, что никогда этого не скажет. Потому что не могла допустить, чтобы Хуан увидел, насколько она уязвима. Для него ее боль будет лишь поводом позлорадствовать. Может быть, внешне он и проявит вежливое сочувствие, но в глубине души будет только рад.

Снова открылась дверь, и в холле появилась молоденькая девушка. Сестра Хуана. Сводная сестра Линн. В ней испанская кровь проявилась не так очевидно, как в брате, но ее волосы тоже были иссиня-черными, а кожа— золотисто-бронзовой.

Хуан что-то сказал ей по-испански. Девушка покосилась на Линн, а потом нежно взяла маму под руку и увела из холла.

— Не советую вам уезжать сегодня, — холодно произнес Хуан, когда его мать и сестра скрылись за дверью.-Разумеется, если вы будете настаивать, я вас не стану удерживать. Но, как я уже говорил, завтра утром приедет адвокат. Наверняка он захочет обсудить с вами кое-какие вопросы.

— Хорошо, Vuestra Excelencia,-отозвалась Линн с неприкрытым сарказмом, — я останусь до завтра и побеседую с адвокатом. Но я хочу, чтобы вы знали: пользоваться вашим гостеприимством мне неприятно ровно настолько, насколько вам неприятно меня принимать в этом доме.

И прежде чем Хуан успел ответить, резко развернулась и направилась вверх по лестнице. Ей ужасно хотелось пить, но она решила, что лучше умрет, чем попросит у него хотя бы стакан воды. Господи, как же она его ненавидит! Уже у себя в спальне Линн обнаружила, что с такой силой сжимала руки в кулаки, что на ладонях остались отметины от ногтей. Она уже легла в постель, когда в дверь постучали. Линн напряглась. Меньше всего она ожидала увидеть своего сводного брата. И уж тем более-с чаем и сандвичами на подносе. Не веря своим глазам, она наблюдала за тем, как Хуан прошел через комнату и поставил поднос на столик у кровати. Как бы почувствовав ее изумление, он насмешливо проговорил.

— Может быть, мы вам и не рады, но мы не имеем привычки морить гостей голодом. — При одной только мысли о чае, у Линн во рту собралась слюна.

— Спасибо.

Она была слишком потрясена, чтобы выдавить из себя что-то еще. Ее поразило, что после тех горьких слов, которыми они обменялись в холле, Хуан позаботился о том, чтобы принести ей чай и сандвичи. Хотя, возможно, люди с южным взрывным темпераментом не придают слишком большого значения яростным перепалкам. Вот только Хуан не произвел на нее впечатление темпераментного человека. Скорее, наоборот, он казался сдержанным и холодным.

— Мама просит простить ее, что она не смогла принять вас как должно. Но, как вы, наверное, уже поняли, она все еще не оправилась от удара, которым явилась для нее смерть вашего папы.

— Не в пример мне, вы хотите сказать?

Хуан склонился над Линн, опершись руками о край кровати. Его глаза снова зажглись неприязнью.

— Вы сами это сказали, не я. Но раз уж вы заговорили об этом, замечу, что вы не производите впечатление человека, убитого горем. И меня это несколько… беспокоит. — Линн могла бы ему рассказать, сколько слез пролила за все эти годы, горюя об отце, которого считала погибшим. Как переживала, узнав наконец всю правду. Она могла бы сказать ему, что у нее не было никого, с кем можно было бы поделиться своим горем. Она могла бы сказать… Но сказала совсем другое:

— Меня удивляет, что вас вообще что-то может беспокоить. И уж тем более переживания столь незначительной, невыразительной и недостойный особы, как я.

— Незначительной и недостойной, допустим, но уж никак не невыразительной.

Линн испуганно затаила дыхание. На что он намекает? Неужели на то, что она привлекает его как женщина… Нет, этого просто не может быть. Но тут поймала себя на том, что в голову лезут странные и тревожные мысли. Например, было бы интересно узнать, как это будет, если он стиснет ее в объятиях и его по-мужски жесткие губы прикоснутся к ее губам. Что за бред!.. И больше всего Линн насторожило то, что эти мысли вообще у нее появились. Она безотчетно подалась назад, вжавшись спиной в подушку.