Желание под солнцем

Выйдя на солнечный свет, он остановился в проходе, моргая от слепящего сияния. Конвоир подтолкнул его в спину мушкетом, нетерпеливо побуждая идти дальше.

Когда глаза постепенно привыкли к яркому тропическому солнцу, он заметил четыре фигуры, стоящие возле сходней и наблюдающие за его приближением. Трое из них были мужчинами, один из которых, как ему показалось, был капитаном «Красотки Беттины».

Четвертой, осознал он, когда его конвоир остановил его в нескольких футах от маленькой группы, была Лайла. Она была модно одета в платье с глубоким вырезом из бледно-розового муслина, которое обнажало ее белые плечи и руки ниже маленьких рукавов-фонариков. Широкий пояс более темного розового оттенка был завязан под грудью. Лента такого же цвета была продета сквозь шапку бледно-золотистых кудрей, обрамляющих маленькое лицо. К его раздражению, мальчишеский стиль шел ей, подчеркивая хрупкое изящество черт, нежность кожи, мягкую голубизну больших глаз. Само ее очарование так бесило его, что ему немалых усилий стоило не оскалиться в ее сторону.

Он ограничился единственным ледяным взглядом.

Она встретила его, даже не моргнув своими опушенными густыми ресницами глазами. Мягкая полуулыбка на ее губах ни разу не дрогнула, пока она говорила что-то невысокому коренастому мужчине справа. Джосс не знал его, но не надо было быть гением, чтобы догадаться, что это отец Лайлы. Ему было примерно лет шестьдесят, кожа его от постоянного пребывания на солнце приобрела красноватый оттенок, волосы были светлые, как у Лайлы, но с рыжиной, а фигура дородная, но пока еще не сделавшаяся тучной.

Мужчину с другой стороны от Лайлы он знал. Джосс послал проклятие Богу, или дьяволу, или кто там еще ответственен за это, потому что бывший жених Лайлы в конце концов не утонул.

Глава 44

– Джосс… – Его имя умерло, как простой вздох, в горле Лайлы, не услышанное никем. Она не могла подойти к нему, не могла открыто признать, что он для нее больше чем раб, к которому она испытывает признательность. Отец, и особенно Кевин, и так были злы и недоверчивы и готовы заподозрить худшее о Джоссе – и о ней.

Потому что она провела почти два месяца наедине с ним.

Если общество Барбадоса узнает только это, и ничего больше, она станет предметом жуткого скандала. Если бы она пробыла на необитаемом острове с молодым белым мужчиной, неженатым и выглядящим как Джосс, отец уже планировал бы вынужденную свадьбу. Но поскольку Джосс принадлежал к смешанной расе, он в глазах общества был вообще не человек. Табу на то, чтобы благовоспитанная белая леди имела в любовниках такого, как Джосс, было настолько сильным, что почти исключало вероятность подобного. По крайней мере в понимании отца. Люди их круга, кто давно завидовал красоте и богатству Лайлы Реми, скорее всего с радостью распустили бы подобные сплетни. Лайла прекрасно представляла, как они, прикрывшись руками, хихикают над ее падением… Эта мысль пугала ее почти так же сильно, как и перспектива отцовской ярости, если он обнаружит, что она сделала.

Она не могла публично признаться, что любит мужчину другой расы, что отдавалась ему снова и снова. Это трусость с ее стороны, она знала, но просто не могла признаться в этом. Никому и никогда. Ее доброе имя слишком много для нее значит. И Джосс тоже слишком много для нее значит.

Если она когда-либо признается, то подпишет Джоссу смертный приговор. Лайла знала, что отец позаботится о том, чтобы Джосс был мертв еще до восхода солнца на следующий день, если узнает правду о том, что случилось на острове.

Реальность ситуации, в которой она может так легко оказаться, была окончательно и пугающе доведена до ее сознания отцом. Прибыв на «Красотку Беттину» в то утро в ответ на записку, посланную капитаном Ратледжем в «Усладу сердца», отец был безумно рад ее видеть, проливая сентиментальные слезы и прижимая ее к сердцу. Кевин тоже поцеловал ее, и она позволила ему это, не зная, как еще поступить.

Затем они вдвоем начали задавать вопросы о Джоссе. Не оскорбил ли он ее чем? Не был ли слишком фамильярен? Не осмелился ли коснуться ее? Сколько ночей они провели наедине и в каких условиях?

Когда первый залп вопросов был выпущен в нее, стало совершенно ясно, что единственный способ сохранить Джоссу жизнь – это лгать абсолютно обо всем, что произошло между ними. Она уже возбудила их подозрения, настаивая на борту корабля, чтобы позаботились о ранах Джосса. Капитан Ратледж доложил об этом ее отцу, когда потребовал, чтобы плата за медицинскую помощь Джоссу была добавлена к обещанной награде вместе с суммой за пребывание их обоих на корабле.

Отец, подогреваемый сжатым отчетом Кевина о ее скандальном поведении в отношении Джосса в колониях, был с ней резче, чем когда-либо раньше, и не сразу смягчился.

Но если она проявит больше заботы о Джоссе, чем того требовала простая признательность, то подвергнет его жизнь опасности.

Лайла смотрела на него сейчас, молча кипящего от ярости, когда он стоял, щурясь от яркого солнца, и горячо желала, чтобы он понял все это. Хотя и сомневалась, что он поймет. Натура Джосса такова, что он не считается с ценой, если любит.

С приливом сочувствия Лайла отметила, что его одежда порвалась – черные бриджи и синяя рубашка превратились чуть ли не в лохмотья. Он стоял босиком на выскобленных досках палубы. Волосы отросли и без стягивающей их веревки свисали иссиня-черными волнами по плечам. Усы сливались с почти недельной бородой. Но неопрятность его облика не могла скрыть аристократические черты его лица.

Глядя на высокомерно вздернутый подбородок, надменно поднятые брови, когда он оглядывал их в то же время, что и они смотрели на него, Лайла подумала, что ни один мужчина, пожалуй, не мог бы меньше походить на раба.

Железные оковы стягивали его запястья, соединенные куском цепи примерно в фут. Когда они впервые бросились ей в глаза, у нее перехватило дыхание. Потом не без труда ей удалось овладеть своими эмоциями прежде, чем она выдала себя. Она бросила быстрый взгляд искоса вначале на Кевина, потом на отца; они оба смотрели на Джосса тяжелыми, жесткими взглядами.

Лайла молилась, чтобы Джосс не сказал ничего, что выдало бы их обоих.

– Это раб? – наконец заговорил отец, адресовав свое замечание Кевину, и в его голосе сквозило неверие. Кевин в ту ужасную ночь добрался до суши и был дома, на Барбадосе, уже тогда, когда она находилась на том острове с Джоссом. Тогда, когда ее мир изменился навсегда. Ее сердце изменилось навсегда. Хотя Кевин не знает об этом и никогда не узнает.

– Он цветной. Я говорил вам, что он может сойти за белого.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Оба они продолжали разглядывать Джосса, словно он был лошадью или какой-то другой скотиной, привезенной на осмотр. Лайла, будучи не в состоянии выдержать этот неумолимый зеленый взгляд, посмотрела на отца:

– Он спас мне жизнь, папа.

– Да, ты говорила. – Он, хмурясь, еще некоторое время смотрел на Джосса. – Мне это не нравится. Если пройдет слух, что ты была наедине с ним так долго… – Он покачал головой. – Я, конечно, признателен ему за то, что он не дал тебе утонуть и спас тебя от еще гораздо худшей судьбы в руках тех трижды проклятых пиратов, но, по правде говоря, было бы лучше, если бы он был продан. Мы можем оставить его здесь, и Том Сурдок выставит его на аукцион…