Желание желаний. Запретные воспоминания

Но мне было всего 20 лет, и я совершенно ничего не знала о кгб.

С одной стороны, мне казалось, что моя жизнь может быть по каким-то таинственным причинам в большой опасности, с другой стороны, по неопытности я просто не знала, чего ждать. А с третьей стороны, разговор с Владимиром, тем самым Владимиром, с которым мы пересеклись в Пярну «за мостом»… Похоже, у него был какой-то особый интерес. Он явно давал мне понять, что не только помнит свое давнее завуалированное «обещание», но что оно уже в какой-то мере выполнено.

В тот день я отпросилась с работы пораньше. Дома тоже была та же самая серая давящая мгла. Я пыталась упорядочить свои мысли. Вертела в руках записку с номером телефона. В какой-то момент не выдержала, подошла к телефону и набрала номер. Попросила Владимира Туманина, мне сказали, что его сейчас нет на работе, предложили перезвонить попозже и спросили, что передать… Было ли какое-то продолжение? Я не помню… Иногда мне кажется, – что да, – были еще встречи. Но как будто очень талантливый гипнотизер произвел в моей памяти основательную зачистку.

5.3. Клад

Возвращаясь к разговору с Данко, – я действительно размышляла, как на время перепрятать письма Рейна. Дачи у нас не было, в квартиру родителей Данко переместить их было нельзя, т. к. из военкомата, конечно же, будут искать и уже искали Данко именно там. В голову пришел единственный, теперь понятно, что детский вариант, – временно закопать письма Рейна во дворе. И да, поздним весенним вечером Данко взял большую черную сумку с лопатой и банкой с письмами, и ненадолго отлучился.

Помню, я попросила Данко отметить это место во дворе, где он спрятал мой «клад», камнем. Долгое время, проходя мимо, я отмечала взглядом этот камень под деревом. Но когда-то я это делать перестала…

Теперь у меня такое чувство будто моя жизнь вывернута наизнанку… И для самой себя я теперь незнакомка, ведь даже то, что я вспомнила – лишь верхушка айсберга.

А отправным пунктом, как ни крути, в моей жизни всегда был Рейн. До встречи с ним я жила ее предчувствием. Когда мы были вместе, я жила нашей любовью. Когда я его потеряла… долгое время после этого, если я хотела быть счастливой, красивой, выйти замуж, или сделать карьеру, путешествовать, или заниматься благотворительностью, то подсознательно все это было, чтобы показать или доказать ему, ну, и себе, что я это все могу и без него.

Однако, возвращаясь к лакам памяти. Может ли случайно стереться не целиком, а выборочно, какой-то период жизни, лишь важнейшие события?

Я спрашиваю об этом Рейна. На экране моего компьютера замысловатые письмена. Похоже на восточную вязь, написанную справа налево. Компьютерный переводчик дает путанный перевод. Чтение вводит в состояние, наподобие медитации, одновременно мой мозг начинает погружаться в хранилище памяти и вдруг выбрасывает на поверхность еще один эпизод.

5.4. Обыск

Через несколько дней после того, как я передала Данко письма, я точно помню, что это было раннее утро субботы, и мы еще в полусне в постели, раздается звонок в дверь.

Нехорошее чувство, что происходит именно то, чего мы опасались. Данко одевается и перед тем, как выйти, неожиданно сует мне что-то в руки, – «Спрячь это». Он выходит, а я остаюсь сидеть на диване, рассматривая давнюю записку Рейна. Я не знаю, что с ней делать. Успеваю накинуть халат.

Данко возвращается в сопровождении высокого военного. Я выхожу в другую комнату. Мать собирается в магазин, отец, как обычно по выходным, – в яхтклуб. Я остаюсь одна. И прячу записку за манжет халата.

Дверь в комнату открывается, ко мне вплотную подходит огромный плотный военный и будто нависает надо мной, зажимая в угол. И вновь я чувствую себя заторможено, как под гипнозом. Он требует отдать то, что я прячу. Я молчу. Он угрожает личным досмотром. От этого я прихожу в ужас и отдаю записку.

Затем военный уводит Данко, как мне сказали, в военкомат.

Вернувшись в спальню, я вижу беспорядок, ящики стола выдвинуты, все перевернуто, – тут явно был обыск. Оставшись одна посреди разгрома, я пытаюсь собраться с мыслями.

Я перебираю вещи в ящике письменного стола, где хранятся мои документы, блокноты, фотографии и т. п. У меня страх, что вдруг что-то пропало. Машинально нахожу конверт со старыми письмами и открытками родственников, и достаю оттуда фото Рейна. Оно на месте. Когда Данко попросил меня спрятать письма Рейна и все, что его касается, я практически сгребла все, что было, в один пакет, – но это фото… На него моя рука не поднялась… Взгляд Рейна с этого фото пронзил меня насквозь, как и всегда. Я так ношусь с ним, а ведь он просто предатель… Я смутно помнила слова Рейна, – ты все забудешь, все исчезнет, положи мое фото сюда (он показывает мне это место), здесь оно сохранится.

Вскоре Данко возвращается домой и сообщает, что его забирают в армию.

5.5. Амнезия

Позднее вечером мы садимся ужинать. На душе удивительно скабрезное чувство, как будто совершилось нечто пакостное, и мы сильно в этом запачкались. Я поделилась своими переживаниями с Данко. И он вдруг предлагает: а хочешь все забыть? По молодости и малоопытности я с готовностью соглашаюсь, полагая, что беспамятство – прекрасное решение моих проблем.

Данко показывает мне на бутылку, которая уже пару дней стоит на телевизоре. Это настойка с корнем женьшеня. Корень этот в прозрачной бутылке напоминает фигурку человека. «Если выпьешь, – все забудешь». Мы открываем бутылку и пьем; я быстро ощущаю, что мое сознание затуманивается. Мне кажется, что я вижу, как Данко выливает содержимое своего стакана в цветочный горшок, полагая, что я не вижу. Я же продолжаю пить и пить эту огненную жидкость пока не засыпаю.

«Корень женьшеня в прозрачной бутылке напоминает фигурку человека».

Наутро я обнаруживаю себя в постели. И первое, что вижу, свою руку и на ней странную отметку, как будто от укола. «Что это?» – удивленно спрашиваю я у Данко. Он берет мою руку в свои, и вторя моему удивлению, отвечает: «Я не знаю. Откуда у тебя это?»

Я поворачиваю свою руку так и эдак, разглядывая ее со всех сторон.

Потом мое внимание переключается, и я с некоторой претензией произношу: «Не сработало, – я все прекрасно помню».