Желания
Шрифт:
Он достал из кармана ключ и открыл один шкаф, полный ящиков. Выдвинув несколько ящиков, профессор перелистал пожелтевшие страницы, затем закрыл шкаф и тщательно его запер.
— Мои дорогие записи. Ни одна машина не могла бы составить ничего подобного. У меня даже есть записи по стилю — для моих романов. Я собираю все, что мне кажется интересным. А поскольку я очень осторожен, я делаю дубликаты. У меня есть даже копии ваших записей, Флоримон. И если вы не принесете мне свою диссертацию…
Следующие слова профессора Тренди не расслышал — у него зашумело в ушах. Он и не подозревал, что может так
А Дрогон, стоя перед камином, продолжал разглагольствовать. Он бросил быстрый взгляд на Тренди, чтобы убедиться в произведенном эффекте. Увиденное его удовлетворило, и он продолжал более мягко:
— …Чего не хватает в этом кабинете, так это аквариума. Это было бы красиво, не правда ли, большой аквариум возле окна? Ах, наши рыбы, наши дорогие рыбы. И вот я директор музея… Это чудесно, не так ли? Не неожиданно, но чудесно. И для вас тоже, мой дорогой Флоримон. Для наших кредитов, лабораторий. Теперь мы все отдадим рыбам. Они этого заслуживают. Мы обязаны им всем, вы-то хорошо это знаете. Сначала жизнью. А теперь и славой…
У Тренди перехватило дыхание. Постаравшись взять себя в руки, он спросил глухим голосом:
— Почему вы отправили меня к мадам Ван Браак?
— Рут уже давно переплетает мои книги.
Дрогон повернулся к камину, взял свою диссертацию и положил на письменный стол. Это была работа Рут, ее неподражаемая работа.
Дрогон выдержал паузу, надел очки и продолжил:
— Я знаю ее уже очень давно. Ее переплеты превосходны. И она так нуждается в деньгах! Надеюсь, вы возобновите свою работу. Разумеется, здесь, поскольку не смогли ужиться в доме мадам Ван Браак. Однако Рут обычно такая спокойная! Пора бы вам уже привыкнуть к женщинам…
— Дело не в женщинах. Соседний дом…
— Не перебивайте. Констанция мне все рассказала. Дочь Рут вскружила вам голову. А потом вы увлеклись какой-то провинциалкой, Анной, не знаю, как там ее… Знаете, Флоримон, вы достойны лучшего. Вам необходимо, чтобы я всегда был рядом с вами. А ведь я уже тысячу раз говорил об этом: наука, мой дорогой, думайте только о науке. Вот наша супруга и единственная наша возлюбленная…
— Но сами-то вы постоянно ей изменяете! Опера, ваш роман…
Дрогон пожал плечами:
— Но у меня есть диссертация, а у вас нет. И повторяю, моя светская жизнь вас не касается. Вы изволили спросить, почему в тот вечер в резиденции нунция…
— Откуда вы знаете Констанцию фон Крузенбург? — перебил его Тренди.
— Голос Крузенбург является для меня самым удивительным чудом природы. Наравне со скелетом кита, разумеется.
Тренди подумал, что весьма странно сравнивать голос Констанции с китом. Но промолчал.
— К тому же, — важно заявил профессор, — мне нечего краснеть за либретто, которое я ей посвятил. Впрочем, как и за остальную мою литературу.
— Разумеется. Вы же не являетесь ее автором.
— Я вас больше не понимаю. Вы, лучший из моих студентов… Мы знаем друг друга столько времени.
Всю жизнь, как мне кажется.В голосе профессора зазвучала нежность. Тренди все труднее было ему сопротивляться.
— Но это все моя ошибка, — продолжал профессор. — Я не должен был посылать вас к Рут. Я совершенно забыл, что у нее есть дочь. И если бы я мог предвидеть, что откроют «Дезираду»… Но я был на другом конце земли. Я ничего об этом не знал. Мне очень жаль, что все так получилось. Но какого дьявола вы полезли в эти истории?
Дрогон облокотился о камин. День угасал. При слабом освещении не было видно, что профессор плешивый, и он внезапно словно помолодел. Он напомнил Тренди кого-то другого, кого он уже видел, — это было в библиотеке, на фотографиях, всегда рядом с Командором. Дрогон наклонился раздуть огонь, и Тренди понял, что Дрогон — молодой и с волосами — и был тем человеком, стоявшим рядом с Командором на снимке, запечатлевшем обручение. И это он — Тренди теперь вспомнил — сделал тот жест к руке Командора, словно утягивая его в темноту. Словно, чтобы отвлечь его от Ирис.
— Вы ведь давно их знаете, этих людей, — сказал Тренди. — Эти истории, как вы говорите. Командора…
— Да кто из светских людей не знает Командора?
— В двадцать лет, когда вы рассекали мышцы устриц, у вас не было времени вращаться в свете.
— Представьте себе, я знаю его с ранней юности. Мы учились в одной школе, — спокойно ответил Дрогон.
— Вы были с ним во времена Ирис Ван Браак?
Дрогон не ответил.
— Она была красива, — заметил Тренди. — И какой голос!
Дрогон отвернулся и принялся стирать воображаемую пыль с письменного стола из акажу. Очевидно было, что он волнуется. От вопроса к вопросу Тренди становился смелее. Ему начинал нравиться этот допрос, способный поставить профессора в затруднительное положение. Тренди ощутил вкус к охоте. После объятий Констанции это стало второй причиной надеяться на лучшее. Он взял след: слово, несомненно, было сильнее изначального зла. Тренди захотелось это доказать. Вопреки любой логике он чувствовал, что существует связь между Юдит и Анной, между Анной и Рут, между Рут и Ирис и даже, возможно, между Ирис и какой-то другой женщиной, которой Тренди еще не знал. Он пока не знал, из чего состояла эта цепь, был ли это клубок любовных страстей, некая неумолимая последовательность роковых событий, или все дело в каком-то проклятии. Здравый смысл пока одерживал в нем верх, но в то же время Тренди говорил себе, что правда, возможно, заключается в чем-то совершенно неожиданном. И еще он был уверен, что Дрогон каким-то образом связан с историей Командора. И с тем, что все больше становилось историей Ирис.
Дрогон поднял глаза. Они были чуть влажными. Он взял очки:
— Командор был человеком вне общества.
— Он и сейчас такой.
Дрогон сделал вид, что не расслышал:
— …Блистательным, изобретательным. Ему все давалось легко. У него уже было состояние…
— А Ирис Ван Браак?
— Никакого сравнения. В любом случае, это плохо закончилось. Но мне не понятен ваш интерес к этой истории. Дела давно минувших дней, частные и провинциальные.
Теперь профессор держался сухо. Он встал. Тренди понял, что Дрогон пытается уйти от темы: