Желая свою сводную сестру

Я прислоняюсь головой к окну грузовика и закрываю глаза, пытаясь вспомнить те годы, что мы жили вместе. Ей было тринадцать, и она ходила за мной попятам, что бы я ни делал. Я никогда не признаюсь Либби, но мне всегда нравилось, что она не отходила от меня. Когда мы шли в амбар или через лес, я использовал любой шанс, чтобы взять её за руку, тем самым предотвратив падение, но затем забирал свою так быстро, насколько мог. Я боялся, что Либби сможет понять по моему прикосновению, о чем я на самом деле думаю.

— Проклятье, Джаспер, — сказал я себе, ненавидя вереницу этих мыслей.

Неважно, что я делаю, это происходит каждый раз, когда я вижу Либби. Один взгляд и я возвращаюсь к тем дням, что мы проводили вместе… а затем к моей причине сбегать. Сбежать из города так быстро, насколько можно, и возвращаться только когда очень нужно. Пару раз стучу головой о стекло, я пытаюсь остановить воспоминания, но всё бессмысленно.

Мне было девятнадцать, когда я, наконец, съехал, не имея возможности проводить хотя бы еще минуту в доме с ней. Я видел, как Либби выросла из неуклюжего тинэйджера в шестнадцатилетку с телом соблазнительной женщины. Его изгибы больше не принадлежали маленькой сестрёнке. Они принадлежали развороту «Hustler» (Прим. пер.: ежемесячный порнографический журнал для мужчин, издающийся в США. Публикует откровенные фотографии женских гениталий, в отличие, например, от журнала «Playboy»). Мысль о том, что другие мужчины видели её такой, заставляет меня скрипеть зубами.

Мой отец зазывает меня домой, по меньшей мере, раз в неделю, и каждый раз я стараюсь избегать приезда. Я привычно отговариваюсь, что занят учебой, но я получил свои документы в прошлом месяце, так что больше не могу использовать учебу как отговорку.

Я не был уверен, чем заниматься после окончания старшей школы, так что взял несколько классов в местном университете и уехал из дома. Но после шестнадцатого дня рождения Либби, мне просто необходимо было уехать отсюда. Я подрабатывал, ремонтируя большие моторы на нескольких фермах, и университет, в который я ходил, предложил пройти курсы по этой специализации. Они дали мне работу, когда документация была оформлена, и теперь я самый востребованный механик на всех фермах трёх штатов. Я никогда не думал, что буду получать так много денег в двадцать один год, но эта работа действительно прилично оплачивается.

Я старался занять себя работой, и она, казалось, была единственной вещью, которая помогала успокоить мой мозг. Но даже этого было недостаточно. Мысли о Либби всегда были и будут в моей голове, и всё стало только хуже после переезда.

Сегодня папа позвонил и попросил приехать на ужин. Сказал, что Кэрол скучает по мне, и что мне нужно увидеть Либби. То, как он это произнес, заставило меня подумать, что тут есть что-то большее. Как будто есть некая причина, по которой мне нужно увидеть её. Он также сказал, что нам нужно поговорить по-мужски, и я даже не хочу думать о том, что это может значить.

Я наклонился вперёд, положив голову на руль, пытаясь заставить себя покинуть эту парковку и поехать к дому родителей. Я был на полпути к ним после звонка отца этим утром, но остановился в городе, чтобы взять кусочек пирога. Вот тогда я и увидел Либби, разгружающую свою выпечку, и до сих пор сижу здесь, трахая девушку глазами.

Должен же настать момент, когда я перестану что-либо чувствовать к ней. Я должен был уйти и найти себе женщину, выкинуть все это из своей головы к чертовой матери. Но мне двадцать один год и я никогда ни с кем не целовался. Меня беспокоит мой член, который хочет только одну-единственную женщину, и он не будет удовлетворён кем-либо ещё. Либби, как и все девушки, вероятно, любит ухаживания, но кто же знает этих удодов, которые ее окружают. Вряд ли они в курсе, как обращаться с такой нежной красавицей, как она. Ушлепки, которым нужно просто лапать ее, и они не поймут, что Либби – самое ценное сокровище, существовавшее когда-либо на этой гребаной земле.

Я выпрямляюсь и ударяю по рулю так сильно, что ладони горят. То, что надо. Пусть физическая боль остановит боль в моей груди.

Подняв глаза, я вижу Либби, стоящей с коробкой в руке, а к ней приближается парень. Это сын Джона Бишопа, Оуэн. У меня никогда не было проблем с ним, но внезапно я возненавидел его всеми печенками.

Я вышел из грузовика, прежде чем осознал, что делаю. Если бы мог рационально мыслить, я бы остановился. Но я не слушаю самого себя. Глаза заволокло красным, когда Бишоп потянулся вперёд и притронулся к её щеке. Я не знаю, кто он для нее, но сейчас ему крышка.

Когда я вижу, что он подносит руку к ее рту, я протягиваю свою, хватая его за запястье, а затем поворачиваюсь к Либби. Мне нужно, чтобы она смотрела на меня, а не на него. Я настолько ревнив, что не могу выдержать её взгляд на каком-то мужике, а не на мне.

— Джаспер, — говорит она, и этот сладкий, мягкий звук заставляет меня затвердеть.

— Иди в мой грузовик, Либби. Встретимся там.

Я отпускаю запястье Оуэна, не желая прикасаться к нему, но не отвожу взгляда от ярко-зелёных глаз Либби. Лёгкий румянец окрасил её щечки, и она смотрит на землю. Я ненавижу тот факт, что она больше не смотрит на меня, но она кивает, и я немного успокаиваюсь. Вместе с Николь они поворачиваются, чтобы уйти, но я уже не смотрю. Вместо этого я поворачиваюсь к Оуэну, стоя прямо перед ним, моё большое тело закрывает Либби от его взгляда.

— Что случилось, Джаспер? Просто сказал «привет» твоей сестрёнке. Без обид, мужик. — Оуэн поднимает руки вверх, словно сдается. Но он видимо хочет драки, если притрагивается к тому, что принадлежит мне.

Я пытаюсь избавиться от мысли о Либби как о моей собственности, но в этом нет смысла. Она была моей с того момента, как мы были детьми, и теперь мою уверенность ничего не изменит.

— Держи руки при себе, Бишоп, — говорю я и не двигаюсь ни на дюйм, призывая его напасть на меня. Я устрою бойню прямо сейчас. Может, хоть это поможет мне избавиться от еле сдерживаемой агрессии.

— Слушай, я в курсе, что она твоя сестра, и всё такое. Почему бы тебе не замолвить за меня словечко? — Он пожимает плечами, будто он чёртов приз.

— Нет, — говорю я и разворачиваюсь к своему грузовику.

— Нет? — слышу я, как говорит Оуэн за спиной. — Чёртов засранец.

Он говорит последнюю часть так тихо, и я думаю, что он не хотел, чтобы я услышал. Но я так рассержен, что могу услышать даже комариный писк.

— Как ты назвал меня? — спрашиваю я, разворачиваясь и делая два больших шага, чтобы оказаться прямо перед ним.

Он нервничает, но его парни за ним, так что он не хочет быть опозоренным.

— Засранец, — повторил он тихо. — Я назвал тебя засранцем.

Его второе высказывание немного смелее, но он всё ещё кусок дерьмища, который не достоин дышать тем же воздухом, что и красавица, сидящая сейчас в моём грузовике.

— Я думаю, что ты это и сказал.

Я киваю и немного поворачиваюсь, прежде чем впечатать кулак в его лицо. Громкий треск отдаётся эхом через парковку, и мои костяшки жжёт. Боль охватывает меня, пока я стою над Бишопом, смотря на его обмякшее у моих ног тело. Его друзья нерешительно подходят, чтобы проверить его.

Я жду полсекунды, чтобы посмотреть, найдется ли еще смельчак, чтобы выступить против меня, затем вижу, как Оуэн приходит в сознание и садится, кровь течет по его лицу.

— Какого чёрта, Джаспер? — стонет он, его руки закрывают кровоточащий нос.

— Никогда больше не трогай Либби. И следи за языком. Здесь леди.

Я смотрю через плечо на пожилых дам, стоящих около «Солнышка на тарелке». Я приподнимаю кепку и улыбаюсь так, словно ничего не произошло.

— Здравствуйте, — учтиво говорю я, когда прохожу мимо.