Железная Маска и граф Сен-Жермен

Заговор одураченных

В это время Людовик заболел… Нежданно болезнь приняла опасный характер. И королева-мать тотчас запретила врачам сообщать Ришелье о болезни. Но «серый кардинал» знает свое дело. Его шпион (один из главных врачей) ежедневно доносит о новостях у королевской постели. Врачи считают безнадежным состояние короля. Королева-мать и королева Анна не отходят от ложа больного. Они внушают умирающему: его болезнь — Божья кара. За противную Господу политику Ришелье против верных католиков-Габсбургов, против угодной Богу «Партии благочестивых»… Людовик уже исповедался и приготовился к смерти…

Но врачи вовремя сообщают «серому кардиналу», что кризис болезни счастливо миновал. Болезнь отступает, королю уже ничто не грозит, и на днях он пойдет на поправку.

Теперь Ришелье успокаивается — он опасался решений короля больного, но не сомневается в решениях короля выздоровевшего.

Я пропускаю все дальнейшие подробности, шахматной партии кардинала, одурачившего своих врагов… Какие сцены мы могли бы с вами увидеть… И шекспировскую сцену в Люксембургском дворце — сцену троих: королевы-матери, кардинала и выздоровевшего Людовика… Когда вне себя от ярости королева-мать выкрикивает обвинения кардиналу. Ее лицо, распаленное злобой, залито слезами, она умоляет сына выбирать между матерью и Ришелье. Но король трусливо безмолвствует. Он лишь просит кардинала покинуть дворец. И тогда королева-мать выбегает из кабинета и сама объявляет об отставке ненавистного кардинала. Ришелье покидает дворец спокойным. Ришелье оценил молчание короля… Теперь он может ждать… и выявлять врагов. Распространяет слух, что уже написал прошение об отставке. И с усмешкой наблюдает, как придворные, толпившиеся прежде в его приемной, спешат перебежать из Пале-Кардиналь в Люксембургский дворец. Он сам смиренно является во дворец королевы-матери. Но Мария грубо отсылает его прочь. Теперь все окончательно уверились в падении кардинала, уже возобновились желанные дуэли, и мушкетеры буквально охотятся за гвардейцами кардинала… когда Ришелье дождался: король позвал его в Версаль, в свой охотничий домик.

И кардинал явился к королю… с прошением об отставке! Но теперь они наконец-то остались вдвоем. И удаву достаточно было взглянуть на кролика! Ришелье посмотрел на короля своим гипнотическим, мрачным взглядом. И Людовик поспешил… заключить кардинала в объятия! Долго был неумолим кардинал, долго просил об отставке во имя желанного спокойствия в августейшей семье Его Величества… И долго король умолял его остаться. Наконец Ришелье согласился.

Так что на следующий день сиятельные враги еще раз с ужасом поняли — кардинал вечен. Ну, а далее началась расплата. Многие из «одураченных» навсегда были удалены от двора, против других затеяны судебные процессы, зачинщики дуэлей отправились в Бастилию. Был арестован и медик королевы, участвовавший в лечении Его Величества. И началась проверка лекарств, рекомендованных им королю. Так что королева-мать не стала ждать дальнейших шагов мстительного Ришелье. Мария Медичи в очередной раз бежит за границу.

Там она и умрет в бедности и забвении.

Но заговоры знати против Ришелье были порой куда опаснее. К кардиналу не раз подсылали убийц, поднимались восстания, в одном участвовала даже армия. Наш реформатор отвечал беспощадно. Герцог Монморанси, потомок знаменитой фамилии, маршал Марильяк, прославленный воин, красавец де Сен-Мар, любимейший фаворит короля, несмотря на униженные мольбы могущественных родственников, отправятся на Гревскую площадь. И палач на глазах толпы рубил головы родовитейшим аристократам, ибо так повелел кардинал Ришелье.

Мне очень хотелось возразить месье Антуану. Я знал куда более подробную и совсем иную историю «Дня одураченных»… но каждый раз, когда я хотел это сказать, месье Антуан смотрел на меня с такой беспощадной иронией… и я молчал!

Но он сам ответил на мои мысли, он их читал, как всегда:

— Мой дорогой друг… Вы хотите мне пересказать свидетельства очевидцев. Я их тоже знаю, но им не верю. Вы, конечно, помните знаменитый рассказ японского писателя, где все участники одного события пересказывают это событие совершенно по-разному. Притом никто не лжет. Просто они так его видели. Вот почему есть формула «врет, как очевидец»… История — это всего лишь роман, написанный врущими очевидцами и еще раз перевранный историками… Причем самое правдивое они пропускают… Самое правдивое — не скандальные выкрики Марии Медичи, которые все изложат по-разному, а шум дождя за окном… и порыв ветра, раскрывший балконную дверь в зале. Этот шум дождя слушал король, пытаясь не слушать, как кричит его мать криком торговки на итальянском базаре… История, как насмешливо писал граф Сен-Жермен, — всего лишь шум отшумевшего дождя… и еще — ветер, который унес опавшие листья… И еще — доказательство вечного: «Что было, то и будет; что делалось, то и будет делаться; и нет ничего нового под солнцем».

Единственное, что развлекает меня в Истории, — это тайны.

Тайна

Осталась тайна, над которой я долго бился. Кардинал Ришелье загадочно нянчился с двумя, пожалуй, главными мятежниками — отцом и сыном герцогами де Бофорами…

Энергичный брат короля по отцовской крови, бастард Цезарь герцог Бофор всегда был в центре заговоров знати. Гордый незаконный сын Генриха IV не мог подчиниться кардиналу. Таким же мятежником воспитал он и героя нашей истории — своего сына, красавца Франсуа.

Однако Ришелье, обычно беспощадный к заговорщикам, удивительно терпим к де Бофорам. В очередной раз раскрыв их участие в очередном заговоре, он странно беспомощно жаловался Цезарю Бофору: «Вы все меня ненавидите. Что ж, это не ново. Реформатор, послуживший своей стране, сродни преступнику. Разница лишь в том, что преступника ненавидят и карают за грехи, а его — за деяния во славу родной страны. Примиряет с ним только смерть. Впрочем, после смерти вы будете преследовать моим именем новую жертву — нового реформатора. Я одинок, очень одинок при дворе… и к тому же очень болен».

Кардинал печалился, вместо того чтобы привычно наказывать! В ответ старший де Бофор только расхохотался.

И кардинал загадочно стерпел.

Но Бофор смеялся не потому, что хотел обидеть кардинала. Как и все при дворе, он хорошо знал, что Ришелье весьма преувеличивал свое одиночество, как и свои болезни. По дворцу кардинала весело порхала прехорошенькая толстушка. Это была племянница кардинала вдовушка Мари-Мадлен, которую Его Высокопреосвященство сделал герцогиней Эгильон. Она вела дом кардинала и была его тайной женой… Кардинал, несмотря на церковный сан, был дитя века и очень падок на женские прелести. Его Высокопреосвященство не оставлял пылким вниманием ни одной хорошенькой просительницы. Впрочем, всем им, обращавшимся к кардиналу, была хорошо известна обязательная плата за просьбу. Но порой и ему, самому могущественному человеку Франции, приходилось становиться просителем у знаменитых красавиц. И за прихоти своего сердца пылкий князь Церкви готов был платить любые деньги. Во время осады знаменитой куртизанки Нинон де Ланкло кардинал бомбардировал ее фантастическими предложениями. Но куртизанка отказывалась пустить в свою постель старого кардинала. Ришелье сражался до конца. Целое состояние — 50 000 экю за одну ночь любви — предложил красавице Нинон пламенный кардинал. Но та отказала — одна из немногих. Нинон спала за деньги, но только… с мужчинами, которых желала! Штурм постели другой красавицы-куртизанки, Марион Делорм, прошел куда удачнее. За ночь с реформатором Марион попросила и получила вполне разумную сумму — 200 пистолей.

Так что, зная пылкость Его Высокопреосвященства, герцогиня Эгильон была постоянно начеку. Чтобы поддерживать страсть столь неугомонного великого человека, она разгуливала по дворцу кардинала в боевой и соблазнительной готовности — с обнаженной грудью, буквально выпадавшей из корсажа… Так что «серый кардинал» отец Жозеф с усмешкой сказал: «Глядя на герцогиню, я тотчас впадаю в детство — вспоминаю свою кормилицу».

Плату просительниц кардинал принимал в великолепной спальне. Дам ждала знаменитая необъятная кровать под балдахином, с гербом Ришелье и зеркальным потолком.

Но в его знаменитом Пале-Кардиналь было несколько зал, где обитал только он. Здесь на стенах были развешаны его любимые Леонардо, Рафаэль, Тициан и Тинторетто. В книжных шкафах его ждали редчайшие книги и древние манускрипты. Потонув в огромном кресле, здесь он работал, читал или просто часами смотрел на огонь в камине. В эти залы было дозволено входить только тем, кто любил его бескорыстно и кого любил он, — знаменитым кошкам кардинала…

Красная мантия на опущенных плечах, красная шапочка склонилась… он зябко сутулится. Худая старческая пергаментная рука с венами перевернула пожелтевшую страницу… Медленно поднялся. Высокая, гнутая, худая фигура движется по залам. Его шаги, гулкие в тишине. Запах свечей и ладана… В пустых залах на мраморных каминах, на креслах — всюду кошки… Кардинал шагает, не забывая гладить, ласкать их, почесывать за ушком. Мурлыкают… ластятся… Одна поднялась, изгибает спинку…

Здесь месье Антуан остановился, с обычным изумлением посмотрел на меня. Потом спохватился, сказал:

— Жаль, что вы этого не увидели. Однако… вернемся к нашей истории. К загадочным отношениям кардинала к отцу и сыну — де Бофорам, которые и поныне непонятны историкам. Граф Сен-Жермен первым разгадал эту тайну, но об этом позже. Итак, как вы помните, у Цезаря де Бофора подрос любимый сын Франсуа — герой нашего сегодняшнего рассказа.

Великий любовник