Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Железная маска (сборник)
Шрифт:

Вскоре неподалеку зашевелилась куча сухих листьев, затем приподнялась, встряхнулась, как просыпающийся зверь, и перед девочкой выросла мужская фигура.

– Это ты, Чикита? – послышался хрипловатый голос. – Что у тебя нового? Я уже перестал тебя ждать, вот и вздремнул малость…

Тот, кого разбудил сигнал Чикиты, оказался жилистым малым лет двадцати пяти-тридцати, сухощавым, подвижным и, казалось, готовым на любое дело. Он мог бы оказаться браконьером, контрабандистом, тайным варщиком соли, вором и даже разбойником. И в самом деле: этими благородными ремеслами он занимался либо попеременно, либо всеми сразу – смотря по обстоятельствам.

Облака разорвались, и бледный свет луны упал на него, как луч света из потайного фонаря. Если бы здесь присутствовал посторонний наблюдатель, теперь он мог бы хорошо рассмотреть его физиономию

и наряд. Лицо мужчины – он носил имя Огастен – было темно-бронзовым, как у дикого индейца-кариба, глаза мерцали, как у хищной птицы, а зубы с необыкновенно острыми и длинными клыками сделали бы честь даже молодому волку. Лоб его был туго повязан свернутым платком, словно у раненого, а из под этого платка выбивались густые и жесткие кудри, торчавшие на макушке, словно иглы дикобраза. Корпус мужчины облегал синий бархатный жилет, вылинявший до блеклой голубизны от долгого употребления и усыпанный пуговицами, изготовленными из мелких медных монеток. Широкие холщовые штаны болтались вокруг икр, мускулистых и сухих, как у оленя, и вдобавок стянутых ремнями альпаргат [23] . Костюм его дополнял широкий пояс из красной шерсти, обернутый вокруг тела несколько раз и основательно вздутый на животе – там, очевидно, находились касса и кладовая этой продувной бестии. Сзади из-за пояса торчала громадная валенсийская наваха [24] – одна из тех, чей клинок удерживается медным колечком, а на лезвии столько красных бороздок, сколько убийств на счету владельца. Мы не знаем, сколько пурпурных бороздок имелось на навахе Огастена, но, судя по его внешности, далеко не одна.

23

Альпаргаты – сандалии.

24

Наваха – большой складной нож.

Таков был человек, с которым Чикита поддерживала какие-то таинственные отношения.

– Ну как, малышка? Видела ты что-нибудь любопытное в таверне дядюшки Чирригири? – спросил Огастен, ласково проводя мозолистой ладонью по растрепанным волосам девочки.

– К нему приехала большая повозка, запряженная волами и битком набитая людьми, – ответила Чикита. – В сарай внесли пять большущих сундуков, наверно очень тяжелых, ведь чтобы нести каждый, понадобилось два человека.

Огастен хмыкнул.

– Случалось мне видеть, как путешественники для пущей важности набивают сундуки камнями!

– Но у трех молодых дам платья обшиты золотым позументом, – быстро возразила Чикита. – А у самой молодой и красивой на шее нитка белых зерен, и большущих! При свечах они отливают серебристо-розовым цветом, и какая же это красота, какая роскошь!

– Жемчуг, надо полагать! Что ж, недурно! – пробормотал сквозь зубы бандит. – Только б не оказался фальшивым. Теперь его подделывают направо и налево, в особенности в Венеции, а у нынешних господ-любезников нет никаких правил!

– Огастен, голубчик! – вкрадчиво продолжала Чикита. – Когда ты перережешь горло этой красивой даме, отдашь мне ожерелье?

– Только жемчуга на шее тебе и не хватало! Хорош был бы он рядом с твоей замурзанной мордашкой, лохматой головой, драной рубашонкой и юбкой цвета взбесившейся канарейки!

– Ты забыл, сколько раз я выслеживала для тебя добычу?! Сколько бегала по ночам по ледяной росе, и когда поднимался туман с болот, лишь бы вовремя тебя предупредить! И ни разу я не оставила тебя голодным, таскала еду в твои убежища, хоть сама и щелкала зубами от лихорадки, как аист клювом, и из последних сил продиралась сквозь заросли ежевики и дрока!

– Ты отважный и верный друг, малышка, – подтвердил бандит, – и я у тебя в долгу. Но ведь ожерелье-то еще не у нас в руках. Сколько ты там насчитала мужчин?

– Ох, много! Один высокий и толстый, с густой бородищей, другой довольно старый, потом двое худых, из них один похож на лисицу, и еще один молодой, с виду – дворянин, хоть и скверно одет.

– Шестеро, – задумчиво подвел итог Огастен, загибавший пальцы. – Жаль! Раньше это бы меня не остановило. Но теперь я остался один из всей нашей шайки. Есть у них какое-то оружие, Чикита?

– У дворянина – шпага, а у длинного и тощего – рапира.

– Ни пистолетов, ни аркебуз?

– При себе –

нет, разве что они оставили их в повозке, – ответила девочка. – Но тогда Чирригири или Мионетта предупредили бы меня.

– Ну, что ж, все-таки попробуем устроить засаду, – наконец решился Огастен. – Пять сундуков, золотое шитье, жемчужное ожерелье… Бывало, приходилось поработать и за два пистоля!

Разбойник и девочка рука об руку направились в еловую рощицу. Там, в самом глухом и тенистом месте они принялись разбрасывать камни, валежник и пласты мха, пока не добрались до присыпанных песком досок. Огастен поднял их одну за другой, отбросил в сторону и спрыгнул в яму, которую доски прикрывали. Был ли это вход в подземелье или пещеру – обычное убежище разбойников? Или тайник, где он хранил награбленное? А может, склеп, куда он сбрасывал тела своих жертв?

Последнее показалось бы любому свидетелю происходящего самым правдоподобным, однако свидетелей у этих двоих не было, за исключением уснувших на верхушках елей галок.

Наклонившись, Огастен порылся на дне ямы, а затем выволок оттуда неподвижную человеческую фигуру, безвольно болтавшуюся у него в руках, словно мертвое тело, и бесцеремонно перебросил ее через край ямы. Ничуть не смущенная ни видом покойника, ни столь бесцеремонным обращением с ним, Чикита схватила его за ноги и оттащила подальше, проявив неожиданную для столь хрупкого и болезненного с виду создания силу. Продолжая в том же духе, Огастен извлек из безвестной усыпальницы еще пять трупов, а девочка уложила их рядом с первым, посмеиваясь, как юная ведьма, готовящаяся к шабашу.

Разверстая могила, бандит, оскверняющий прах своих жертв, ребенок, помогающий негодяю в его гнусном деле – подобная картина на фоне мрачных елей заставила бы содрогнуться любого храбреца.

Снова взвалив на плечо один из трупов, Огастен отнес его на вершину холма и придал ему стоячее положение, воткнув в рыхлую землю кол, к которому тот был привязан. В такой позе труп издалека мог вполне быть принят за живого человека, стоящего неподвижно.

– Что за времена! – со вздохом проговорил Огастен. – Какой упадок! Вместо шайки добрых молодцов, которые мастерски владели и ножом, и аркебузой, у меня остались одни чучела, одетые в лохмотья, пугала для путников на большой дороге. Вот они, мои соратнички! Этого звали Матасьерпес, он был храбрым испанцем, моим закадычным другом, славным малым. Он метил своей навахой физиономии всяких прохвостов, словно кистью, которую окунули в алую киноварь. Между прочим, благородный дворянин, горделивый, как сам сатана, вечно подавал дамам руку, помогая выбраться из кареты и с истинно королевским достоинством обчищал закрома горожан. Здесь его плащ, его пояс, его сомбреро с алым пером. Я выкупил эти вещи у палача как священные реликвии и нарядил в них соломенное чучело, которое теперь заменяет юного героя, достойного совсем иной участи. Бедняга Матасьерпес! Ему страшно не понравилось то, что его приговорили к повешению. Как дворянин он имел право быть обезглавленным, но судьям не удалось взглянуть на его родословную, и ему пришлось расстаться с жизнью, танцуя в петле!

Вернувшись к тайнику, Огастен приволок другое чучело, на голове которого красовался синий гасконский берет.

– А это Искибайвал – прославленный храбрец. Он был горяч в деле, но порой выказывал чересчур много рвения и крушил все и всех подряд – а ради какого дьявола попусту истреблять клиентов? Зато он не был падок на добычу и всегда довольствовался своей долей. Золотом он пренебрегал и любил только кровь! А с каким достоинством он выдержал пытку в тот день, когда его колесовали на площади в Ортезе! Клянусь, сам апостол Варфоломей не так терпеливо сносил мучения, выпавшие на его долю. Это был твой отец, Чикита, – помолись за упокой его грешной души!

Девочка осенила себя знаком креста, и ее губы беззвучно зашевелились, произнося слова молитвы.

Третье чучело имело на голове шлем и, пока Огастен волок его, гремело и лязгало ржавым железом. Поверх его изодранного кожаного колета тускло мерцала помятая кираса, а на бедрах болтались защитные пластины. Бандит деловито протер доспехи рукавом.

– Блеск металла во мраке внушает ужас. Люди думают, что перед ними бродячие наемники, не знающие пощады. А этот был истинный рыцарь большой дороги. Он действовал на ней, словно на поле брани, – хладнокровно, обдуманно, по всем правилам военного искусства. Пистолетный выстрел в упор унес его. Невосполнимая утрата, но я отомщу за его гибель!

Поделиться с друзьями: