Железная звезда

Венец с трудом прохрипел:

— Не зли меня. Мы же договорились!

Лист утратил всю сдержанность, присущую народу Чистого Потока.

— Договорились? Я согласился на то, чтобы делать свою часть работы, но не на то, чтобы меня дергали, когда я отдыхаю! В то время как...

Венец пнул низкий плетеный табурет с такой силой, что сломал его. Он клокотал от ярости, на шее пульсировали вздувшиеся вены. Тем не менее он еще сдерживал себя.

— Убирайся отсюда сейчас же, Лист, или, видит Душа, я отправлю тебя во Всеединое!

— Отлично, Венец. Убей меня, если хочешь. И кто же тоща поведет твой треклятый фургон?

— Позабочусь потом.

Венец шагнул к нему, хватая ртом воздух и сжимая кулаки.

Тень резко толкнула Листа под ребра:

— Это уже неразумно.

Он согласился. Он проверил Венца и получил ответ: тот точно не уступит. Что ж, пора идти на попятную, ведь Венец и убить может. Громадный хозяин фургона навис над ним, воздев свои лапищи, как будто желая обрушить их на голову Листа. Тот поднял руки, скорее признавая поражение, а не защищаясь:

— Погоди. Хватит, Венец. Я поведу.

Венец уже и так опустил руки. Он смог сдержать свой убийственный удар, но при этом потерял равновесие и тяжело качнулся к борту фургона. Потом неуклюже выпрямился, медленно покачал головой и тихо произнес с угрозой:

— Больше так не делай, Лист.

— Это все дождь,— вставила Тень.— Пурпурный дождь. Все ведут себя странно в пурпурный дождь.

— Даже если и так.— Венец уселся на груду шкур, с которой поднялся Лист.— В следующий раз,'Лист, ты так просто не отделаешься. А теперь — вперед. Ступай!

Лист кивнул и взглянул на Тень:

— Пошли со мной.

Она промолчала, и по лицу ее скользнула тень страха.

— Возница делает свое дело без посторонней помощи,— проворчал Венец.— И ты, Лист, это знаешь. Ты что, все еще испытываешь мое терпение? Если так, то скажи прямо, и я хоть буду знать, с кем имею дело.

— Я просто хочу посидеть с кем-то, раз мне снова вести.

— Тень останется здесь.

В отсеке повисла тишина. Тень дрожала.

— Ладно,— наконец согласился Лист.— Тень останется здесь.

— Я немного пройдусь с тобой,— сказала Тень, бросив робкий взгляд на Венца. Тот нахмурился, но промолчал.

Лист вышел из пассажирского отсека. Тень последовала за ним. Там, в узком коридоре, ведущем к центральному салону, Лист остановился. Его била дрожь. Он привлек к себе Тень, и она тесно прижалась к нему своим хрупким тельцем. Они обнялись, крепко и страстно.

Когда Лист разжал руки, Тень спросила:

— Зачем ты старался его разозлить? На тебя это не похоже, Лист.

— Мне просто не хотелось так быстро возвращаться к поводьям.

— Знаю.

— Я хочу быть с тобой.

— Ты будешь со мной чуть попозже. Глупо было спорить с Венцом. У тебя же не было выбора. Тебе все равно пришлось бы вести.

— Почему?

— А то ты не знаешь. Жало не может. Я тоже не могу.

— А Венец?

Она как-то странно взглянула на него:

— Венец? Чтобы Венец взял в руки вожжи?

Из пассажирского отсека донесся гневный рык Венца:

— Ты собираешься торчать там весь день, Лист? А ну, вперед! Тень, давай сюда!

— Иду! — крикнула она.

Лист на миг задержал ее:

— Почему бы и нет? Почему он не мог бы вести? Может, он и гордец, но не настолько же.

— Как-нибудь потом, — сказала Тень и подтолкнула его. — Иди же. Иди. Тебе надо вести фургон. Если будем стоять на месте, на нас нападут пауки.

На третий день пути на запад они добрались до селения Переменчивых. Многие земли, по которым они проезжали, были запущены, хотя Зубы до них еще не добрались. Но жизнь Переменчивых текла своим чередом, как будто в соседних провинциях ничего и не происходило. Это были угловатые голенастые люди с землистой, с зеленым оттенком кожей. Они уступали средним кастам; но стояли над низшими. Этот народ обладал даром перевоплощения — по своей воле Переменчивые могли постепенно размягчать кости и за неделю разительно менять собственную внешность. Впрочем, Лист не заметил ничего такого, разве что несколько детей совершали какие-то странные превращения: у одного руки были, по-видимому, без костей и свисали как плети, у другого до безобразия раздулись плечи, а третий превратил свои ноги в какие-то ходули. Взрослые обступили фургон, мягким воркованием выражая восхищение его красотой. Венец вышел поговорить с ними.

— Я собираю армию,— заявил он.— Вернусь через месяц-другой и приведу родичей из Низины. Будете сражаться в наших рядах? Вместе мы изгоним Зубов и вернем спокойствие в восточные провинции.

Переменчивые от души рассмеялись.

— Да как можно прогнать Зубов? — спросил старик с грязной копной синевато-белых волос.— На то была воля Души, чтобы они стали завоевателями, а никто не может противиться Душе. Зубы останутся в этих краях на тысячу тысяч лет.

— Их можно победить! — вскричал Венец.

— Они сметут все на своем пути, и никто их не остановит.

— Если вы так считаете, то почему не бежите?

— О, у нас еще есть время. Но мы уйдем задолго до твоего возвращения с армией.— (Послышались смешки.) — Зубы нам ничего не сделают. Мы тоже кое на что способны. Мы изменим внешность и ускользнем.

Венец не отступал:

— Мы можем использовать вас против них. У вас необычные способности. Если не хотите быть солдатами — станьте хотя бы шпионами. Мы отправим вас в лагерь Зубов, замаскированными под...

— Нас здесь не будет,— сказал старик,— и никто нас не отыщет.

На этом все и закончилось.

Когда воздушный фургон, управляемый Тенью, отъехал от селения Переменчивых, Лист спросил Венца:

— Ты и правда веришь, что можно одолеть Зубов?

— Я должен.

— Старик сказал, что приход Зубов был волей Души. Ты надеешься помешать ее воле?

— Ливень тоже юля Души,— негромко ответил Венец.— И тем не менее я делаю все, чтобы не промокнуть. И что-то не замечал, чтобы Душа была этим недовольна.

— Но тут другое. Ливень — это отношения между небом и землей. Мы тут ни при чем. И если хотим покрыть головы, то это ничего не меняет в происходящем. А вторжение Зубов — это отношения между племенами, изменение общественного устройства. Если смотреть отстранений, с точки зрения Души, то такое вторжение может быть необходимым процессом, оно имеет смысл, который нам не дано понять. Все события — это частицы какого-то единого целого, и одно явление уравновешивает, дополняет другое. Вот мы жили мирно, а вот пришло время набегов, понимаешь? А раз так — бороться бесполезно.