Шрифт:
В. САПАРИН
ЖЕЛЕЗНОЕ СЕРДЦЕ
Человек полз на четвереньках... К локтям и коленкам его были крепко прикручены толстые куски ватной стеганой куртки, нарочно для этого разорванной. Подняв локоть, он прислушивался, держа руку на весу; затем медленно, очень медленно опускал локоть на землю, затаивая дыхание и стараясь не издать ни малейшего звука. После этого тем же путем передвигал на несколько сантиметров колено. Это замедленное передвижение, при котором человек то и дело замирал, как собака, сделавшая стойку, продолжалось уже полтора часа, и за это время он прополз полтораста метров.
Полная
Впереди ничего не было. Прямо за кончиком носа начинался мрак. Человек вздрогнул. Ему показалось, что перед ним земли больше нет. Пропасть разверзалась впереди: одно неосторожное движение - и он полетит вниз, ничего не видя. Смутное предчувствие опасности заставило его отпрянуть.
Прошло несколько минут. Он прислушивался... Тихо упала капля, набухавшая на ветке медленно, как почка. Прошуршала, скользнув в траву. Снова тихо. Влажные испарения поднимались с земли. Левый локоть промок - земля была сырая.
Капля упала с дерева или куста. Шум слышался впереди. Значит, там земля, твердая почва. Пропасть, вызвавшая внезапный страх, существовала только в воображении. Разыгравшиеся нервы? В этой темноте неудивительно потерять ориентировку: можно ползать до утра в одном месте - по кругу.
Человек замер. Затем медленно, как еж, разворачивающийся из клубка, пошевелил онемевшими конечностями и тронулся дальше. Он полз с теми же мерами предосторожности, пока не уткнулся головой во что-то твердое. Протянув руку, он нащупал мшистый ствол поваленного дерева. Подтянувшись поближе, он стал переползать через это препятствие.
Вот он поднял голову над стволом, принюхиваясь: даже воздух казался ему пропитанным запахом опасности. Он подтянулся на руках и поднял грудь из-за ствола. От физического напряжения сердце его забилось, и в этот момент он увидел или ему показалось, что впереди, метрах в трехстах, мигнул огонек и тотчас же погас.
Выстрела он не слыхал, так как раньше, чем звук дошел до его уха, пуля пронзила ему сердце...
* * *
Выстрел!.. Находившиеся в комнате насторожились. Лампа с большим плоским абажуром, висевшая над столом, казалось, вздрогнула и мигнула коптящим язычком.
Или просто почудилось? Лес вокруг молчал. Спокойно горела лампа. Недопитые кружки чая и стопка окурков в пепельнице свидетельствовали о затянувшейся беседе.
– Выстрел, -с покойно сказал лейтенант, как человек, много слышавший выстрелов и определяющий звук с его технической стороны, совершенно так же, как, например, люди, специализировавшиеся на разведке самолетов, по шуму моторов за много километров с уверенностью определяют, какой летит самолет.
Лампа мигнула на этот раз сильно. На пороге распахнутой двери стоял боец.
– В секторе ноль - пятнадцать, - сказал он, - один выстрел. Винтовочный. Похоже на нашу винтовку, но... не совсем. Какой-то странный!
– Хорошо, - сказал лейтенант.
– Продолжайте наблюдение!
Боец уже повернулся, когда его остановил собеседник лейтенанта, среднего роста человек в штатском, с седыми волосами, тонконосый, с темными,
почти лиловыми тенями на морщинистой коже под глазами.– Чтобы никто туда не ходил, - обратился он к лейтенанту предостерегающим тоном.
– Разумеется, - кивнул лейтенант, отпуская движением руки бойца. Распоряжения сделаны. Риск слишком велик, и я понимаю всю ответственность. Так на чем мы остановились?
Но беседа больше не ладилась. Время от времени то тот, то другой поднимал голову и начинал прислушиваться. Но лес молчал. Такой чуткий и отзывчивый на едва уловимое движение ветра, он теперь безмолвствовал, точно нарочно скрывая свою тайну.
– А он не уйдет?
– вслух подумал лейтенант.
– Это выстрел без промаха, - возразил его собеседник.
– Если бы человек остался жив, мы услышали бы новый выстрел. Но таких случаев еще не бывало. Можете, не сомневаться: это - наповал!
– И в полной темноте, - сказал, покачав головой, лейтенант.
– Хороший стрелок. Даже слишком хорош: во многих случаях нам интереснее захватить врага живым, чем мертвым. Сегодня пришлось пойти на это из-за особых обстоятельств... Но что это?
В тишине ночи ясно раздался второй выстрел. Лейтенант привернул свет в лампе и распахнул форточку. Влажный воздух, насыщенный лесной прелью, ворвался в комнату. Но странно - ни единый звук не проник вместе с запахом. Только сырость медленно обволакивала лица прислушивающихся людей.
– Там же, - прервал молчание лейтенант.
Холодом пахнуло из форточки. Сзади открылась дверь.
– Еще выстрел, - доложил боец.
– Второй. В том же секторе.
– Он уходит!
– воскликнул лейтенант.
– Я пошлю людей. Вы знаете, что это за зверь...
– Ни в коем случае!
– энергично возразил штатский.
– В этой темноте ничего не разберешь, и ваши люди попадут под пули. Повторяю: тот, кто стреляет, не промахивался еще ни разу.
– Мне не легче от того, что он сделал это первый раз. Этот промах сводит на-нет три года работы десятка людей, а чтобы его исправить, потребуется еще столько же.
– Я беру всю ответственность на себя.
– Она слишком велика, - возразил лейтенант, беря трубку полевого телефона, - а я вас мало знаю. Вы всего один день у нас, а я здесь работаю три года. И за три года не было еще на всем этом участке такого медведя. Упустить его... Товарищ начальник?
– закричал он в трубку и затем вполголоса заговорил на непонятном языке, в котором все слова были русские, а смысла никакого.
– Лев просит макарон, - говорил взволнованно лейтенант, - зарезали двух индюков, а воробей даже не чирикнул. Спички целы, полная коробка. Ждать дождя? Хорошо, есть!
Лейтенант повесил трубку.
– Ничего не делать!
– объявил он.
– Ждать, рассвета. Утром приедет сам.
Боец молча вышел.
– Странно, - рассуждал лейтенант, расхаживая по комнате.
– Первый раз за все время такой случай. И инструкции непонятные... Но приказ есть приказ. Наша работа такая...
* * *
На рассвете подул ветерок, дрожь пробежала по лесу. Застывшие в ночной сырости деревья медленно отогревались в лучах раннего солнца. С неумолчным шорохом скатывались с листьев капли влаги и, попав в полосу солнечного света, вспыхивали разноцветными огоньками.