Железный человек

– Осторожно, ступени, – сказал он.

Он спустился вниз, в коридор, похожий на подвал, со сводчатым потолком, скромно побелёнными стенами и без окон. Свинцово-серые пивные бочки штабелями стояли вдоль стены, их было больше, чем я мог сосчитать на ходу, потом мы прошли мимо ящиков с напитками в бутылках, которые казались покрытыми таким слоем пыли, будто их никто не заказывал с незапамятных времён, хоть они и стояли в карте вин.

Финиан вёл меня по какому-то лабиринту. Коридор там и тут разветвлялся, время от времени приходилось открывать запертую дверь, но музыкант либо имел при себе ключ, либо знал, в каком тайнике тот спрятан – в какой тёмной щели в стене или под какой пропылённой картонной коробкой.

Наконец мы очутились в некоем подобии склада или мастерской. В углу там стояли швабры, ведро и пылесос, рядом остов холодильника, а на столе лежало то, что было, наверное, его разобранным мотором. Со второго взгляда я с испугом заметил, что здесь кто-то есть – человек, занятый починкой холодильника. Кажется, он латал его при помощи бинтов и алюминиевой фольги.

– Идёмте, – торопил меня Финиан. – Нам надо спешить.

Он раскрыл дверцы большого стенного шкафа из тёмного дуба, у которого не оказалось задней стенки, а вместо неё в стене была скрыта древняя дверь, сколоченная из бруса. Общими усилиями мы отодвинули тяжёлый, проржавевший засов. Дверь открывалась внутрь, иначе и быть не могло, что мне стало ясно, как только мы выбрались в щель между двух домов, где с трудом можно было протиснуться боком между каменной кладкой и кирпичной стеной. Мы выбрались на улицу, в тот же момент к нам подъехала малолитражка с приглушёнными фарами, она приостановилась ровно на столько, чтобы мы успели забраться на чертовски тесное заднее сиденье, и тут же продолжила путь в прежнем неторопливом темпе.

– Пригнитесь и не двигайтесь, – прошипел Финиан. Это было лишнее, потому что он притиснул меня так плотно, что мне было бы трудно пошевелиться, не поранив его всерьёз.

Мы тащились из Дингла в западном направлении в таком темпе, будто в нашем распоряжении было всё время мира или будто водитель был настолько пьян, что более высокая скорость грозила смертельной опасностью. Однако водитель, квадратного вида мужчина с нестриженой дикой бородой, был уж никак не пьян; он то и дело с тревогой проверял, не едет ли кто-нибудь за нами, и время от времени обменивался с Финианом замечаниями на этот счёт, судя по которым, – он делал это далеко не впервые в своей жизни.

Скрючившись на заднем сиденье японской малолитражки, я был зажат до такой степени, что лишь краем глаза видел обивку сиденья и уголок ночного неба. В таком положении поездка казалась мне нестерпимо долгой. Не утруждая мои электронные внутренности, я достаточно хорошо представлял себе карту дорог графства Керри, чтобы сообразить, что дорога, по которой мы ехали, могла вести в Мюрро, самое большее в Баллидэвид. Однако, по моему чувству, мы должны были уже достигнуть Ньюфаундленда, когда машина наконец остановилась.

Водитель вышел, не сказав ни слова и не заглушив мотор. После того как я выбрался вслед за Финианом на волю, водитель скрылся в тёмном доме, одиноко стоящем посреди пустынного ландшафта.

За руль сел Финиан, подождал, пока я умощусь рядом с ним, и поездка продолжилась, в сторону от укреплённых, гудронированных проселков, какие в Ирландии считаются уже дорогами, по полевым колдобинам, по большему или меньшему бездорожью, в направлении гор, виднеющихся лишь смутной тенью на фоне неба.

– Место, куда мы едем, разумеется, не убежище Бриджит, – сказал он, когда наша машина вымучивала подъём, для какого никогда не была предназначена. – Она там только сегодня, специально для этой встречи. Это моя личная берлога, куда я временами уползаю от мира, чтобы подумать, побыть в удручённом состоянии… или написать новую песню. Иногда всё вместе.

Я только взглянул на него, но не знал, что сказать. Потому и не сказал ничего.

Фары освещали рытвины, колдобины и поблёскивающие камни на краю дороги. Мотор завывал так, что его становилось жалко, не говоря уже о пытках, которые приходилось выдерживать амортизаторам.

– Она уже в курсе, – сказал Финиан через некоторое время, – что бывает с тем, кто слишком много знает. Патрик, её муж… Он был в IRA. Занимал довольно высокое место в тамошней иерархии. Мы даже не знаем точно, что он там делал, но однажды он случайно узнал то, чего ему знать не полагалось. Ему пришлось пуститься в бега, но они его всё равно нашли и убили. Британские агенты. Перед тем как пристрелить его, они разрешили ему последний раз позвонить жене. Бриджит тогда была на пятом месяце беременности, после этого у неё произошёл нервный срыв и случился выкидыш. За одни сутки она потеряла всю свою семью. – Он бросил на меня взгляд, полный боли. – Надеюсь, вы понимаете, почему она так боится.

13

Сколько жизни мне отмерено, решаю не я. От меня зависит лишь, проживу ли я свою жизнь как мужчина. Не требуй от меня, чтобы я влачил бесславное существование вслепую. Требуй, чтобы я сам управлял своей жизнью, а не был влеком ею!

Сенека. Нравственные письма

Последний отрезок пути Финиан ехал без света, по одному лишь чутью, как казалось, и в этом отношении он проявил себя как человек, не наделённый особым чутьём. Хотя в этот вечер я предпочёл бы отказаться от введения в действие моих технических органов, я не удержался и ради безопасности включил ночное зрение. В зеленовато-чёрном, открывшемся вдаль ландшафте я обнаружил холмы и долины, несколько овец, которые повернули головы в нашу сторону, но не заметил ничего, что могло бы хоть отдалённо напоминать дорогу.

Но не успел я сделать соответствующее замечание, как перед нами возникло что-то вроде каменистого кургана в форме полуцилиндра, но почему-то в инфракрасном восприятии это был удивительно тёплый холм.

Финиан на короткое время включил фары и загнал машину в кусты, которые надёжно прятали её днём и, естественно, ночью.

– Ещё одну минутку, – сказал он, заглушив мотор, и остался неподвижно сидеть за рулём, уставившись на светящуюся зелёным приборную панель.

Продлилось это дольше одной минутки. Минуты шли одна за другой, и кто никогда не сидел молча в тёмной машине посреди забытой Богом ночной пустоши, не может себе представить, как долго в такой обстановке тянется минута.

– Можно спросить, чего мы ждём? – тихо вымолвил я.

– Мы не настолько одни, как это кажется, – загадочно ответил Финиан и достал из-под сиденья переговорное устройство, не отрывая взгляда от часов на приборной доске. Он включил устройство, отрегулировал фоновый шум до приемлемого уровня, и потом мы сидели и слушали шорохи и писки местного эфира.

Вдруг послышался мужской голос.

– Один, – произнёс он медленно и отчётливо. – Ясная ночь. Повторяю: один, ясная ночь.

Вскоре после этого возник ещё один, более звонкий голос.

– Два. Ясная ночь. Повторяю: два, ясная ночь.

Таким же образом голос подали Три, Четыре и Пять, поведав нам, что ночь ясная. Финиан довольно выключил прибор, сам не послав в эфир ни единого писка, вынул ключ зажигания и открыл дверцу.

– Идёмте, – сказал он.

Я понял, что люди Финиана были расставлены вдоль нашего пути, чтобы сообщить о возможных преследователях, и это сообщение было запланировано на определённое время – чтобы Финиан был информирован, сам при этом не выдав своей позиции ни единым радиосигналом.

Должно быть, ему уже не раз приходилось это проделывать.

Мы пошли к полукруглому каменному строению.

– Это переделанная овчарня, – вполголоса сказал Финиан, открывая дверь на торце строения. – Так что не ждите особенной роскоши. И осторожнее, тут две ступеньки вниз.

Двумя ступеньками ниже было всё так же темно. Сильно пахло овцами, а ещё то ли навозом, то ли сырым сеном и дымом. Финиан закрыл за собой дверь, запер её на задвижку, а после этого отодвинул тяжёлый занавес, и появилось немного света.