Железный гром 2

В чуланах, в леднике и в старой кладовой хранились исключительно продовольственные товары на любой вкус от ягод, грибов и мяса до немолотого зерна.

Некоторые, в том числе и пожароопасные товары, вроде скипидара, масла, красок, спирта и т.п. хранились в отдельной постройке, стоящей наособицу.

Новая партия рабов отдыхала у меня после утомительного похода несколько дней к ряду. А затем балтов, за это время хорошо отъевшихся овсяными и пшеничными кашами, печеными линями да окунями, отвез на свой хутор к их собратьям по несчастью, по традиции оставив у себя заложников — их детей.

Низенький, вросший в землю дом-полуземлянка старых рабов из первой завезенной сюда партии, хотя внешне и смотрелся неказисто, но внутри был довольно обихожен, наличествовали лежанки, плетеные корзины со всяким добром, инструменты, а самое главное имелся не просто очаг, а сложенная из камней печь. Ещё больше поражали закрома галиндов. Их чуланы хранили запас соли, сушеной рыбы, много всякого другого, и, конечно же, зерно.

А уже на месте не только новых «ссыльнопоселенцев», но и сопровождающих меня братьев сильно перепугал, когда показал им кожевенное производство, стоявшее чуть наособицу от поселения. Этому смрадному делу своих балтов я надоумил еще зимой, при этом всерьез усовершенствовал современный для нынешних славян технологический процесс. Кожу сейчас, прямо говоря, обрабатывали отвратно, а мех на ней и вовсе выводить не умели, за исключением опаливания и стрижки. Тут же у меня были внедрены новые, доступные здесь и сейчас технологии.

В частности, за хлипкой изгородью размещались под навесами деревянные чаны, где и дубили кожу, заливая ее мочой и фекалиями содержащими, как известно, азот, сейчас мне в чистом виде, к сожалению, недоступный. А затем остатки волос и плоти удалялись едкой щелочью получаемой мною из извести непосредственно в Лугово. И если убрать из носа всю царящую здесь отвратительную вонь и смахнуть слезы из глаз от паров извести, то результат выходил отменный. В этом я смог лично убедится по заполненному складу с прекрасно выделанными кожами. Их, в смысле кожи, в обратный путь я с собой и забрал с целью дальнейшей их окраски и последующей продажи. Но кое-что, естественно, придется оставить своим женушкам и себе грешному.

* * *

Плещей возился на своем складе, проводя инвентаризацию имеющегося у него товара, когда с шумом дверь открылась, а на пороге он увидел хорошо знакомую фигуру своего помощника, учащенно дышащего после быстрой ходьбы.

— Случилось чего, Недач?

— Можно, пожалуй, и так сказать, — немного интригующе подтвердил ближайший друг и сподвижник купца.

— Ну, не телись, говори уже, что стряслось?!

— А догадайся-ка лучше сам с трех раз, — и, узрев в выражении лица своего приятеля проявившиеся заговорщицкие нотки, Плещей все понял без гадания и с первой попытки.

— Дивислав, к ведунам не ходи, опять чем-то отличился? От этого прохиндея чего угодно можно ожидать.

— Верно мыслишь, Плещей. Говорит, что изготовил то, что давно тебе обещал, какую-то новую краску…

— Слава всем богам! Черт!!! — купец чуть не упал, спотыкнувшись о набор чугунных сковород, что собирался сбывать через западные драговитские рода в западных же землях тамошних славянских племен, а возможно, что и еще дальше, в закатных землях населенных немцами.

Плещей мигом сообразил о чем идет речь, точнее говоря какие прибыли им сулит краска, которую Дивислав обзывал ультрамарином.

— Откуда то тебе ведомо?

— Сам Дивислав и попросил тебе передать, да вдобавок еще и подумать, как с нашими луговскими вождями будете сговариваться, чтобы в возможно больший прибыток себе работать? — Недач, сразу поправился, добавил. — Ты не подумай, это не я так домысливаю, просто дословно передаю тебе речь Дива.

— Да понял я, — отмахнулся купец, — вы с Дивиславом после той сечи с сарматами близко сошлись, он теперь тебе доверяет также как мне, но все же, почему он не сообщил эту весть мне лично?

— Известно чего, из Кочкарника ставить на плотине водяное колесо и по другим плотницким работам пришли сегодня нанятые Яробудом люди. В том селении славные лодочники, сам знаешь. Вот они сейчас у Тинной речки работать начали, да и наши гончары с кузнецами рядом с тем местом печи домницу и еще что-то, больно уж названия мудреные, не припомню сразу, складывать начали. А Тинную Дивислав перекрыл хорошо, словно бобер ручей… — дальнейшую речь Недача купец слушал в пол-уха, размышляя про себя.

— Значит раньше вечера он домой не вернется… Тогда придется самому до него пройтись. Обожди немножко Недач, сейчас до Дивислава схожу, надо мне все-таки с ним самому перекинуться парой слов, прежде чем что-то о Гремиславе и иже с ним — Яробуде и Яролике думать.

У Дружинной избы спозаранку уже толпился народ, как ночевавшие здесь приехавшие накануне мастера, так и присоединившиеся к ним луговские умельцы. Здесь строилось жилье для балтских заложников. Наскоро поприветствовал всю эту мастеровую компанию, Плещей двинулся к месту строительства новой дивиславовой выдумки — какой-то большой бобровой запруды. Он прошел к крепостному частоколу, и, пройдя через ворота собранные из крепкого дубового теса, минуя скотные дворы и ремесленную слободу по деревянному настилу перекинутого через ров моста, вышел в уже прибранные от урожая поля.

На стройке плотины нам толком побеседовать с Плещеем никак не получалось, меня все время дергали, то лопасти водяного колеса не получалось нормально подогнать, то еще чего, хотя о цели его визита я догадывался. И самое главное, готовая к использованию краска и окрашенная ею ткань находилась у меня дома. И только вечером того же дня полученные образцы удалось предоставить на суд общественности в лице купца Плещея.

Это были выкрашенные узорчатым орнаментом двумя цветами ультрамарина — синим и красным ворот с оборкой рубахи и кожаный пояс. На бородатом лице купца от созерцания сего рукотворного чуда за секунды проскочила вся гамма чувств: недоумение, восхищение, радость и, наконец, задумчивость — что же теперь со всем этим добром делать и как дальше быть.

Уже за полночь, после позднего ужина, все такой же погруженный в свои мысли, обремененный новой информацией, купец положил на стол ложку рядом с опустошенной тарелкой и завалился на спинку лавки.

Отпив компота из раскрашенного красками лубяного туеса, он, наконец, подал голос:

— Так… теперь о делах… — при этом Плещей искоса поглядел на некстати торчащую возле печи Ружицу.

Заметив реакцию купца, та лишь недовольно повела плечами, а потом и вовсе, как бы бросая ему вызов, сложила руки и подперла ими грудь.

— Говори при ней, она вместе с Зорицей лучше меня разбирается в моих торговых делах.

— Правильно речет мой муж! Хватит тебе тайны разводить.

— Но так то наше дело с Дивом, действительно тайное.

— Уже нет, Гремиславу я обрисовал ситуацию в общих чертах ещё в походе.

— Как!? Зачем!?

— Дабы мы смогли взять под свою руку земли галиндов, разместив войска в их градах. Иначе пришлось бы как всегда пограбить, пожечь и уйти.

— А наша краска здесь причем?

— А за чей счет содержать безработных мужиков? А продавая же краску, мы сможем закупать зерно, живность и прочую еду у соседей.