Желтая роза в ее волосах
Шрифт:
В этот вечер (обычный питерский вечер), панель неожиданно «онемела». По Третьему каналу показывали фильм «Брат-2», в данном случае – без звука.
Ник взял литровый бокал «Балтики», блюдечко с вялеными щупальцами кальмара, пакетик с сухариками, уселся на своё, года полтора как застолблённое место, и огляделся по сторонам.
Знакомых не наблюдалось, поговорить было не с кем. Десяток случайных посетителей усиленно пялились в молчаливый экран. Ник сделал несколько глотков и, зажевав кальмаровой ниткой, перевёл взгляд на плазменную панель.
Удивительно, но звук был совершенно не нужен. Ник помнил каждую фразу из этого фильма, так (без
«Вот, что значит – культовый фильм!» – подумалось с белой завистью. – «Эх, написать бы культовый роман, блин! Чтобы вся страна зачитывалась…».
На экране Данила Багров размеренно поднимался по лестнице, намериваясь в труху покрошить американских уродов.
– В поле – каждый колосок…. Всех люблю на свете я. Это – Родина моя, – с сильным узбекским (армянским, грузинским?), акцентом озвучивал фильм пожилой человек за соседним столиком.
Ник крепко задумался – о превратностях и странностях этой непростой и грубой жизни….
Когда же он снова посмотрел на экран, то там Данила Багров – в компании с русской проституткой, бритой наголо – сидел в салоне самолёта, улетавшего в Россию.
– Мальчик, принеси нам водочки! – увлечённо комментировал восточный человек. – Мальчик, ты, наверное, не понял. Водочки нам. Мы – на Родину летим…
Самолёт грузно оторвался от взлётной полосы и начал уверенно набирать высоту. Пожилой узбек (армянин, грузин?), тут же затянул:
– Прощай, Америка, вах! Мне стали тесны твои старые джинсы…
Странно, но ещё несколько голосов дружно подхватили песню. Сюрреализм, мать его!
Ник машинально посмотрел в окно: дорога, по которой проезжали редкие машины, типовой панельный дом, до которого было метров сорок-пятьдесят, очень большая плюшевая собака в окне второго этажа напротив, неправдоподобно – большая.
«Молодцы, всё же, китайцы!» – мысленно одобрил Ник. – «Очень натурально научились делать мягкие игрушки. Ничего не скажешь…».
Он ещё долго сидел за своим столиком: пил пиво, хрустел сухариками, курил, смотрел на плюшевого пса.
Неожиданно собака повернула голову, смешно мотнула правым ухом и взглянула на Ника. По-доброму взглянула, а потом, словно бы сочувствуя, подмигнула. На душе как-то сразу потеплело, текущие проблемы, уйдя на второй план, стали казаться смешными и надуманными.
Теперь, когда на душе скребли кошки, Ник всегда приходил в «Два капитана», садился на привычное место, пил пиво и переговаривался глазами со «своей» собакой.
Она всегда сидела на подоконнике. Всегда. Словно верный часовой или Ангел-хранитель. Может – даже – Атлант, держащий на лохматых плечах тяжёлое Небо…
Почти два года собака сидела на подоконнике, но, вот, наступил вечер, когда Ник не увидел в окошке знакомого силуэта. Просидел в баре до самого закрытия, но так и не дождался появления заветного талисмана.
И на следующий день повторилась та же история, и на третий…
Ник зашёл в тёмный подъезд, поднялся на второй этаж, выбрал нужную дверь, уверенно нажал на кнопку звонка.
– Кто там? – спросил звонкий девичий голосок.
– Извините. Я из ветеринарной службы, – ответил Ник первое, что пришло в голову.
Дверь приоткрылась, на пороге стояла совсем ещё молоденькая девчушка в коротком ситцевом халате, не скрывавшем загорелых аппетитных коленок. Светленькая такая, симпатичная, с задорно вздёрнутым вверх носиком и парой сотен веснушек на милом личике. А, вот, синие глаза
были очень грустными, бесконечно – грустными и печальными…– Мы уже сами похоронили Джека, ваша помощь не требуется, – холодно сообщила девушка и недвусмысленно взялась за дверную ручку.
– Одну секунду! – взмолился Ник. – Скажите, как вас зовут?
– Ольгой, – дверь захлопнулась.
На следующее утро Оля собиралась в институт, торопилась, боясь опоздать на первую лекцию. Настойчиво прозвенел дверной звонок, на лестнице послышался звонкий весёлый лай.
«Что это?» – сердце рванулось куда-то вниз, а в голове промелькнула мысль о вчерашнем человеке средних лет – с очень странными глазами.
Девушка выбежала в коридор, щёлкнула замком и широко распахнула дверь. На пороге сидел щенок – месячный кавказец, и, слегка подёргивая правым ухом, пристально смотрел ей в глаза.
Ещё через два месяца Никита и Оля поженились.
Свадьба состоялась вчера. А я, присутствуя на ней в качестве гостя, почему-то пошло напился.
Сижу, вот, за компьютером и откровенно маюсь дурью. На ящике монитора пристроился сиамский кот по кличке – «Кукусь», корчит мне уморительные рожицы и тихонько мурлычет, мол: – «Хозяин, совесть поимей! Пошли, сползаем на рыбалку, ратанов мне наловишь…».
Кукусь нынче в авторитете – я его в один из своих романов «ввёл» в качестве второстепенного героя, там даже промысловая яхта названа в честь этого кота. А сам Кукусь принимает непосредственное участие в охоте на моржей, и даже «жадно слизывает ещё дымящуюся кровь с голубоватого льда». Самое смешное, что роман недавно издали, бывает…
Так что, кот имеет полное право – права качать.
– Ладно, где мои сапоги и удочки? – встаю из-за стола. – Кукусь, бродяга, запрыгивай мне на плечо. Пошли за твоими ратанами. Заодно и пивка купим по дороге…
Александра
Хижина была очень старенькой, но ещё крепкой, а главное, тёплой. Это в том смысле, что зимовать в ней было достаточно комфортно и уютно. Для привычного и опытного человека, понятное дело, комфортно. А Егор, как раз, таковым и являлся – тёртым и виды видавшим чукотским охотником. По крайней мере, он сам себя ощущал – таковым.
То есть, был железобетонно уверен в этом. Так было надо. В этом и заключалась задуманная фишка…
Ещё несколько слов о старой хижине, вернее, об охотничьей землянке-каменке.
Когда-то – лет так пятьдесят-шестьдесят назад – кто-то глазастый и шустрый высмотрел в местных гранитных скалах аккуратную прямоугольную нишу подходящих размеров – девять метров на четыре с половиной. Высмотрел, и решил приспособить под надёжное и долговечное жильё.
Тщательно укрепил в земле, то есть, в вечной полярной мерзлоте несколько толстых сосновых брёвен, принесённых к берегу морскими южными течениями, обшил брёвна – с двух сторон – крепкими досками, а пространство между ними засыпал мелким гравием и песком – вперемешку с обрывками сухого ягеля. Получилась четвёртая стена хижины. Три, понятное дело, остались каменными. Естественно, что в этой четвёртой стене имелась надёжная и приземистая (тоже засыпная), дверь, а также крохотное квадратное окно. Односкатная же крыша строения была сооружена самым простейшим образом-методом. На аккуратно уложенные жерди и доски были настелены толстые моржовые шкуры, поверх которых разместился полуметровый слой мха. Крыша – с течением времени – густо заросла карликовой берёзой, ивой и высокими кустиками голубики.