Желтоглазые крокодилы

«Никогда бы не поверила, что Ирис на такое способна», — думала Гортензия, обнимая Гэри и подставляя лицо ветру. И вдруг ужасная мысль пронзила ее мозг: а что, если мать отдала авторские права Ирис? На нее похоже. Как бы узнать?

К кому обратиться? Как получить назад деньги? Этот вопрос терзал ее всю дорогу, пока в голову не пришла совершенно гениальная идея…

Прошло три недели. Анриетта Гробз ожидала в приемной у своего косметолога, к которому ходила на массаж и еженедельную чистку лица, и, скучая, взяла со столика одну из газет. Она привлекла ее внимание, потому что на первой полосе красовалось имя дочери, Ирис Дюпен. Анриетта Гробз наслаждалась литературным успехом дочери, обсасывала его и смаковала, однако порицала организованную дочерью шумиху в прессе. «О тебе слишком много говорят, детка, не следует так выпячивать себя!»

Она открыла газету, полистала, нашла статью, посвященную Ирис, надела очки и начала читать. Статья занимала весь разворот. Заголовок гласил: «Автор „Такой смиренной королевы“ в объятиях своего пажа», был и подзаголовок: «В сорок шесть лет Ирис Дюпен побила рекорд Деми Мур и выходит в свет со своим новым возлюбленным, семнадцатилетним юношей». В качестве иллюстрации были приложены фотографии Ирис с красивым молодым человеком: темные кудри, обворожительная улыбка, чудесные зеленые глаза, гладкая матовая кожа. «Какой симпатичный парнишка», — подумала Анриетта Гробз. На фотографиях Ирис обнимала парня за талию, сжимала в объятиях, клала голову ему на грудь и запрокидывала голову, томно прикрывая глаза.

Анриетта резко сложила газету, кровь прилила к щекам, лицо побагровело. Она огляделась вокруг, не заметил ли кто-нибудь ее смятения, и устремилась к выходу. Шофера не было на месте. Она позвонила ему на мобильный, велела срочно приехать и убрала телефон в сумочку. Тут взгляд ее упал на витрину журнального киоска: и там ее дочь в объятиях юного Адониса!

Она почувствовала, что теряет сознание, и нырнула на заднее сидение машины, не дожидаясь, пока Жиль откроет ей дверь.

— Видели вашу дочь, мадам? — спросил Жиль с широкой улыбкой. — Она сейчас просто повсюду! Вы должны гордиться.

— Жиль, ни слова об этом, иначе мне дурно станет! Когда приедем, вы пойдете и купите все экземпляры этой поганой мерзости во всех киосках вокруг дома, я не хочу, чтобы в нашем районе такое увидели.

— Это не больно-то поможет, мадам… Слухи быстро распространяются.

— Молчите и делайте, что вам говорят.

Головная боль тугим обручем стянула голову. Анриетта вышла из машины и направилась прямиком домой, стараясь не встретиться взглядом с консьержкой.

Жозефина вышла за хлебом. И воспользовалась этим, чтобы позвонить Луке. Она постоянно занималась детьми, поэтому им удавалось видеться только после обеда, когда девочки были в школе. Лука жил на последнем этаже современного дома в Аньере, в большой студии с террасой, откуда открывался потрясающий вид на Париж. Теперь вместо библиотеки Жозефина ездила к нему. Он задергивал занавески на окнах, и получалась ночь.

— Я думаю о вас, — тихо сказала она в трубку.

Продавщица не спускала с нее глаз. «Может ли она догадываться, что я говорю с любимым человеком, с моим послеполуденным любовником?» — задумалась Жозефина, поймав пронизывающий взгляд булочницы. «Семьдесят сантимов!» — пролаяла та.

— Вы где?

— Покупаю хлеб. Гэри, вернувшись из школы, съел два батона.

— Завтра я вам устрою чай с пирожными, вы любите пирожные?

Жозефина зажмурилась от удовольствия. Из задумчивости ее вывела булочница, велевшая забрать батон и не задерживать очередь.

— Я только и думаю, что о завтрашнем дне, — продолжала Жозефина, выйдя на улицу. — Знаете ли вы, что теперь мои дни превратились в ночи?

— Я одновременно и солнце, и луна, вы мне льстите…

Она улыбнулась, подняла голову и увидела портрет сестры в журнальном киоске.

— Боже мой! Лука, если бы вы знали, что я вижу!

— Ну давайте угадаю, — ответил он со смехом.

— Ох, нет. Это совсем не смешно, увы. Я перезвоню…

Она немедленно купила газету и прочитала статью на ходу по пути домой.

Жозиана и Марсель ужинали у Жинетт и Рене. В комнату вошла Софи, их старшая дочь, и сказала, бросив газету на стол: «Посмотрите, порадуйтесь».

Они накинулись на газету и через минуту все катались от хохота. Жозиана смеялась так сильно, что Марсель велел ей прекратить:

— У тебя так начнутся схватки, еще родишь раньше времени!

— Ох, представляю себе рожу Зубочистки! — простонала Жозиана, и тут же умолкла под свирепым взглядом Марселя, который обхватил ее за пузо, чтобы удержать ребенка на месте.

Мадам Бартийе ждала Альберто к ужину. Этого всегда слышно, когда тащится сюда, так топает по лестнице, просто ужас. Она не любила выходить с ним на улицу. Все видят, что она выгуливает калеку. Пусть уж лучше приходит сюда. Жила она на третьем этаже без лифта. Альберто с трудом добирался до квартиры и приходил уже без сил. Она окрестила его Пулидором [68] .

Из магазина мадам Бартийе принесла вино, хлеб и газеты. Она хотела поскорее прочитать свой гороскоп. Узнать, улыбнется ли ей наконец удача? Хромоножка уже достал. Совсем размяк, поговаривал, что разведется и женится на ней! «Вот какая незадача, — думала она, доставая покупки из пакета. — Чем больше я хочу свалить, тем крепче он за меня цепляется».

68

Раймон Пулидор по прозвищу Пупу (1936) — знаменитый французский велогонщик, который ни разу не выиграл велогонку Тур де Франс.

Она засунула замороженные продукты в микроволновку, открыла бутылку вина, метнула две тарелки на стол, смахнула с него сырную корку, прилипшую во время вчерашнего ужина, и присела почитать газету. А там увидела красотку мадам Дюпен в объятиях Гэри. Ну и ну! Она захохотала, хлопая себя по ляжкам. А парень не теряет времени, вот королевское отродье, связался с модной писательницей! Она завопила: «Максик! Максик! Иди сюда, посмотри!» Макс еще не вернулся. Последнее время он бывал дома все реже. Но ее это вполне устраивало, он уже не ребенок… Она зевнула, посмотрела на часы, где он шляется, этот Пулидор? И вновь, почесывая бока, принялась за газету.

Филипп зашел за сыном в школу. По понедельникам Александр заканчивал в шесть тридцать, потому что ходил на дополнительные занятия по английскому. Курс назывался «Английский+». Александр очень этим гордился. «Я все понимаю, папа, до единого слова!» Они шли домой пешком и разговаривали по-английски. Такой у них появился новый ритуал. «Дети более консервативны, чем взрослые», — думал Филипп, сжимая ладошку сына в своей. Его охватывала тихая радость, он старался продлить эти прогулки. Хорошо, что спохватился вовремя, а мог бы упустить парня, даже не заметив.

Александр рассказывал, как играл в футбол и забил два гола подряд. Тут взгляд Филиппа упал на газету с фотографией Ирис в витрине киоска. Он свернул, чтобы Александр не дай Бог ее не заметил. А уже на пороге квартиры Филипп, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

— Oh my God! I forgot to buy «Монд»! Go ahead, son, I’ll be back in a minute… [69]

Он вышел обратно, купил газету, прочел ее на лестнице, положил в карман пальто и надолго задумался.

Гортензия и Зоэ вместе возвращались из школы. Так бывало только раз в неделю, и Зоэ всегда по дороге училась: копировала независимый и высокомерный вид сестры, сходу покорявшей мужские сердца. У Зоэ это плохо получалось, но Гортензия всеми силами старалась добиться нужного результата. «Это же ключ к успеху, Заинька, давай! Ну напрягись, еще одна попытка!» Зоэ заметила, что сестра, узнав ТОТ секрет, стала гораздо серьезней к ней относиться, мягче разговаривать, меньше издеваться. «Да почти совсем издеваться перестала», — думала Зоэ, выпрямляя спину, как требовала сестра.

69

Боже мой! Я забыл купить «Монд»! Заходи, сынок, я на минутку. (англ.).