Желтый Эскадроль

– Кстати, какое там у тебя полное звание?

– Генерал-майор.

– Низко.

– Я генерал-губернатор Централиса, и мне всего лишь тридцать два года.

– Хорошо, Танский. Молодец. Могу заметить, что наша доктрина, в отличие от органицизма, прижилась во всех странах мира. Там же, где не удалось ее воплотить в полной мере, быстро исчезла государственность по понятным причинам. Это как раз признак того, что разбить Эскадру могут. Весь мир заботится только о войне.

– Ох, дворянка… Меня твои темы просто замучили уже, я уже не могу их слушать. Одна тема лучше другой. Про органику зачем-то начинаешь, про чушь какую-то, про доктрину. Что ты несешь вообще, сбоист? Государственность у тебя исчезла, с ума сойти. Что ты вообще можешь знать о доктрине? – выпалил я.

Милославская все тянула разговор о политике, чем вызывала только мое уныние.

– Ха-ха-ха, а ты забавно заводишься.

– Ой, отстань, Милославская.

– А доктрина лишь давняя сказка. Царям Ромеи вздумалось, что прогресс зависит от войны. Это все знают, а Эскадроль торчит на этой гнилой идейке как на сильном наркотике. Торчит сильнее других, оттого и побеждает. Война дает толчок науке и промышленности, при этом замораживает общественность. Но доктрина эта чушь по сравнению с самой Ромеей! Гордый, но израненный золотой орел был съеден кучкой ваших паразитов. Ромея существовала задолго до Эскадроля, исповедовала восточное христианство и была государством чести, права и верности. Ромейская армия состояла из благородных воинов, да и война не была их единственным занятием. Разве что иногда, когда нужно было защитить свои государственные интересы.

– Ха-ха-ха! «Государственные интересы»! Разве не мелочно звучит? Что это такое пред вечным принципом, – я театрально махнул рукой вверх. – Хорошо. Но ромейцы не справились. Потеряли инициативу, силу духа и свою христианскую душу. Ромея была покорена Эскадролем. Мы украли их идею, вернули их территории и убили их людей. Милославские – ромейские аристократы. И ваши цари придумали нашу идею. Такая вот крупица информации для генералитета.

– Серьезно? Впрочем, это не важно. Мои предки ведь должны были быть дворянами какой-нибудь страны, почему бы не ромейскими? В Ромее, на самом деле, не было ничего интересного. Но вот подобное государство сейчас мне бы понравилось.

В этом была ирония. Она пыталась доказать вред органицизма, а сама была безразлична, как и все мы.

– Вот же, вот. Начиталась разной дряни про ромейцев и получила сбой. Тебе можно было и не учиться читать.

– У нашего движения была большая библиотека. Но изучение прошлого нужно для построения будущего – нужно вернуть ромейскую систему. Если мы сместим органицизм, дадим Императору истинную власть, разрушим Фонд, будем вести умеренные войны и прекратим аннигиляции, создадим общественную иерархию и вернем христианство, то Эскадроль будет истинно вечным, как вы пророчите, и истинно будет править этой планетой. И самое главное, хаос не нужен сам по себе, хаос нужен для верного колебания идей, которое движет мир вперед. В противном случае Эскадроль рано или поздно сожрет сам себя. Очень трудно уходить с легкого пути, но все-таки нужно понимать, какой будет конец. Если ты и вправду думаешь, что мы подняли восстание, чтобы добиться мира, то ты, прости за прямоту, дурак. Дурак, который верит нашей «несуществующей» пропаганде. Фонд просто использует те лозунги, которые могут играть на чувствах населения, – она всей своей фигурой демонстрировала, что одна тут поняла мир.

– Интересные размышления, хотя меня совершенно не интересует, какую альтернативу вы предлагали и чего вам не хватало. Да и разве я когда-нибудь верил, что вы хотите мира? Нет, вы хотели изменения общества. Катилина, разумеется, хотел сам поиграть против нас с крапленым тузом в рукаве. Но нет, нет! Только эскадрольцы могут играть. И неужели ты думала, что с помощью глупого восстания можно добиться подобного? – я неожиданно расхохотался. – Вы слишком наивны, сударыня, как и все «зеленые».

– Конечно, я понимала, что ничего не будет, – она тоже повеселела и говорила со смехом. – Нужно было и нам тешить себя призраками. Но у нас призрак был определенным – идти к цели, верить в нее, но знать, что не добьешься. А у вас призрак более знатного рода, у вас абсолютно все призрачно. Нет ни единого столба, ни единой конкретной фразы, ни единого смысла в вашем существовании и деятельности. Органика живет ради органики, но в ней по существу ничего нет, это пыль, пустышка, пустой символ, – я запомнил последнюю фразу. – У вас из конкретики только машина. Потому что вы, эскадрольцы, даже не роботы, вы уже давно умерли и существуете по инерции.

– Мне нравится твое рассуждение. Тебе же оно тоже нравится, да? Ты бы могла выйти на площадь, собрать вокруг себя людей и выкрикивать подобные речи, народу на потеху. Эскадрольцы бы прониклись тем, что они уже мертвы, и получали бы лишь удовольствие от этих фраз. Органицизм ценит искренность, экспрессию и пафосные идеи. А Катилина, чего хотел он?

– Катилина – ремесленник. Он действительно хотел мира, демократии и свободы и верил в это; зря ты именно меня наивной называешь. В Зеленом союзе было очень мало истинных борцов за мир. Этим мы отличались от сопротивления на западе. За свободолюбие мы их сильно презирали. А у Катилины просто был талант организатора, который нам сильно помогал. Я не верила, что он примется крошить вас вашими же методами. Да, использовать машину против вас было его предложением. Оно всем очень понравилось, пусть и звучало фантастично.

– И то верно. Уничтожили бы вы одну машину, мы бы потратили еще пару лет на строительство такой же, а вашего движения бы уже не было. Он это понимал. Поэтому решил сам уничтожить нас с помощью этой машины. Довольно хорошая идея. Да и к тому же у вас действительно не было никаких других возможностей. Это ваше зеленое чудо будет долго обсуждаться в трактирах и светских салонах. И кто вообще придумал вашему движению эпитет «зеленый»? Мой любимый цвет испохабили. А впрочем, вы могли бы и подумать над этим сами. Громадный город-фабрика, производство секретного оружия, восстание «зеленых» повстанцев… Зачем? Гробить все движение, чтобы уничтожить одну машину? Если Катилина и правда был умным человеком, то он понимал, что такая игра – банальный фарс. А вот завладеть машиной и попытаться с ее помощью захватить власть, или хотя бы ослабить нас – это уже красиво, хоть и смешно. И в любом случае безрезультативно. Убил бы Катилина несколько тысяч солдат, но что бы сделал с сотнями миллионов по всему Эскадролю?

– Откуда ты так хорошо его знаешь? Он служил в Фонде, пытался добиться власти во имя своих целей. Вы там встречались?

– Я его не знаю. И в Фонде я никогда не служил, это лишь чистые догадки. Но зато у меня есть кое-что от бывшего фондовского агента, – я, как мог, улыбался голосом.

– О чем ты?

– Об одной безделице, которую он непонятно для чего взял с собой вчера, – я подошел к углу, куда заранее, как зашел, положил два предмета. Одним из них была обычная толстая тетрадь светло-красного оттенка, я поднял ее. А после я сделал то, что пленница совсем не ожидала. Включил электрический фонарик, который все это время спокойно висел у меня на поясе.

– Эй! У тебя все это время был свет, и ты его не включал? Идиот!..

– Ох, не сердись, я тебе почитаю сказку на ночь, – я улыбнулся своей саркастической улыбкой и навел фонарь на лицо, дабы улыбка, наконец, была замечена.

– Что это у тебя в руках? – она кивнула головой на тетрадь, щурясь от света.

– Дневник Катилины. Он не зря взял его, знал, как все может кончиться.

– Ты не имеешь права читать его. Это же частная собственность.

– Имею. Владелец собственности проигравшего – победитель. Ты не чтишь эскадрольские традиции? Они ведь важнее понятий об имуществе.

Милославская молчала с надменно-отрешенным лицом. Теперь, в тусклом свете, ее лицо можно было подробно рассмотреть… но я не стал и опустил взгляд на тетрадь. Не хватало еще мне смотреть на этого смертника. Пусть ее истинное лицо останется для меня загадкой.

– По нашим традициям и ты теперь моя собственность. Пленник – собственность пленившего. Все еще молчишь?

– Вы же отменили рабство? – заметила она без интереса.

– А ты сейчас не человек, ты предмет, – я довольно оскалился. – Итак, дневник. Катилина писал редко и мало, но некоторая информация до нас должна была дойти, – я весьма небрежно пролистал до середины.

– «Как они мне надоели! Как я от них устал! – пишет Катилина. – Фонд оказался совсем не той корпорацией зла, которую я рассчитывал найти в этом окутанном легендами конспирированном учреждении. Это не корпорация, это балаган! Невозможно поверить, что эта секта сумасшедших может управлять нашим пространством. Хотя она и не управляет. Все задания, которые я получал и о которых мог узнать, содержали в себе что-то вроде «подготовки лесной поляны к императорскому прибытию», или «опрос населения насчет работы газеты Администрации», или совсем нелепое «закупка необходимого оборудования в Музыкальный Дворец». Они просто поручили моему знакомому обратиться на рынок поставщиков за всем необходимым и заказать это частным образом. Нонсенс! Так не может работать механизм! Единственные важные задания связаны по большей части с войной, делами генералов, разведкой и прочим, но их обслуживает узкий круг доверенных лиц. Как я понимаю, легче было работать с обществами капиталистов, ибо они имеют больше настоящей власти.