Желтый саквояж
Шрифт:
У двух незнакомцев на фуражке и пилотке ярко краснели хорошо различимые звёздочки, а глазастый Петро, увидев ещё что-то интересное, затеребил брата за рукав:
– Вицю, той що в шапци з червоною лентой, жид…
То, что один из встреченных явно еврей, говорило о многом, и Виктор, чуть приподнявшись на сиденье, выкрикнул:
– Эй, кто с автоматом, подойди ближе, стрелять не будем!
Те трое переглянулись, а потом автоматчик, выйдя к середине поляны и сняв ППД с плеча, пробасил:
– Вы кто, сечевики? [234]
– Нет, мы сами по себе, – ответил Виктор и с некоторой опаской поинтересовался: – А вы кто?
– Партизаны.
– Мы вроде как тоже… – отозвался Виктор и, показав, что у него нет оружия, слез с сиденья.
Автоматчик с товарищами подошли к самой повозке, в упор рассматривая братьев, и вдруг тот, что был в пилотке, углядел валявшуюся под сиденьем полицейскую повязку.
234
Члены бульбовской Полесской Сечи.
– Ты что, полицай? – он развернул её, читая надпись.
– Был полицай, – возразил Виктор.
– А теперь кто? – настороженно спросил владелец командирской фуражки, видимо, их старший.
– Я не про себя говорю, – усмехнулся Виктор. – Это который хозяин повязки, был полицай.
– Вот даже как… – старший подозрительно сощурился. – А всё-таки сам-то ты кто будешь?
– Я?.. Сержант Мельничук, – спокойно ответил Виктор.
– Сержант, говоришь… – протянул старший и, глядя в упор на Виктора, сказал: – Так сержанты на фронте, а ты тут. Как вышло?
– Обыкновенно, – пожал плечами Виктор. – Плен…
– В плен, значит, попал… А как?
– Как все, – огрызнулся Виктор. – Мне что, стреляться? Так СВТ, она длинная, несподручно.
– Это верно, – партизан усмехнулся. – А из плена немцы, значит, отпустили, и ты пешедралом сразу домой, так?
– Они отпустят… – Виктор вполголоса матюкнулся. – Затолкали в телятник и повезли. Только я ночью проволоку отодрал и в окошко на ходу сиганул. А уже после точно домой.
Партизан некоторое время сосредоточенно молчал, явно что-то обдумывая, а потом вроде как попросил:
– Вот что, сержант, отвези-ка ты нас…
– Куда? – спросил Виктор, влезая на сиденье.
– Мы покажем, – с усмешкой заявил партизан, махнув рукой товарищам, и все трое тут же забрались в повозку.
– Давай, Петре, едем… – Виктор подтолкнул брата, и тот послушно разобрал вожжи.
Просека, по которой распорядился ехать партизан в фуражке, была такой же заросшей, как и те, по которым сюда пробирались братья. Однако повозка шла здесь легко, а когда Виктор заприметил пару свежих пеньков, он догадался, что тут, похоже, дорога…
Стоя на опушке, атаман Довбня рассматривал в бинокль узловую станцию. Левее тянулась насыпь железнодорожного полотна, а дальше, за семафором, просматривались крыши построек и торчавшая над ними водонапорная башня. Оттуда всё время доносился какой-то шум, паровозные гудки и порой еле слышное позванивание станционного колокола.
Наблюдая за тем, что там происходит, атаман обеспокоенно думал, удачно ли проходит в лесу отвлекающая операция по демонстративному нападению на транспортные колонны и куда из местечка, по донесению разведки, уже ушла часть немецкого гарнизона.
Ещё он в который раз прикидывал, хватит ли объединённых сил собранных сюда «Летучих групп» [235] для удачного завершения запланированного наскока на железнодорожную станцию.
Вежливое покашливание заставило атамана отвлечься. Он обернулся и увидел своего, сегодня выглядевшего щёголем, адъютанта Семёна. Одет тот был в зелёную гимнастёрку, синие галифе, хромовые сапоги, а на голове сияла золотым тризубом лихо сдвинутая набок пилотка.
– Ну
как? – атаман подавил улыбку.235
Подвижные отряды, созданные по приказу Бульбы после расформирования частей Полесской Сечи.
– Докладаю слушно, – адъютант вытянулся, – все три группы вышли на исходные, шоссе заминировано, полевая телефонная связь протянута.
– А противотанковые пушки, Семене, ты где треба поставил? – напомнил адъютанту атаман.
– Так, у шоссе. Ни, атамане, нимаки до станции аж нияк [236] не пройдуть, – Семён преданно посмотрел на Довбню.
– Хорошо… – атаман опустил бинокль и в сопровождении адъютанта пошёл в глубь леса.
Командиры ждали атамана на лесной поляне. Довбня оглядел строй и повторил приказ:
236
Никак.
– Нагадую [237] . По сигналу первая боевая группа атакует с севера. Вторая – с северо-востока. Третья штурмует станцию. Главная задача: захватить грузовики, чтобы вывезти с немецких складов продовольствие и боеприпасы. Зерно и скот раздать мешканцям [238] .
– Легковики [239] брать? – уточнил один из командиров.
– Ни, не треба, – твёрдо ответил атаман. Однако немного подумав, добавил: – Разве что всюдыхид [240] попадётся.
237
Напоминаю.
238
Местным жителям.
239
Легковые машины.
240
Вездеход.
Ожидая ещё вопросов, атаман помолчал, но больше никто ничего не спрашивал, и тогда Довбня, став смирно, выкрикнул:
– Друзья! Вперед! За нашу неньку [241] Украину! За наших сестер и братив! Смерть оккупантам!
– На погибель! – Громко враз ответили командиры, и строй распался.
Каждый заспешил к своему подразделению, а Довбня, посмотрев на часы, приказал адъютанту:
– Семене, сигнал дать ровно в 2.30, – и быстрым шагом пошёл на наблюдательный пункт.
241
Матушку.
Адъютант был точен, и в указанное время над лесом поднялись три ракеты, две белых и одна красная. И не успели они ещё с шипением упасть на землю, как вокруг станции со всех сторон загремели выстрелы. Были слышны пулемётные очереди, а потом там зачастили взрывы. Это начала обстрел партизанская миномётная батарея.
Крепко прижимая окуляры бинокля к глазам, атаман пытался разглядеть, что происходит на станции. Сначала выстрелы звучали вроде бы с одной стороны, потом с другой, но одно стало ясно сразу – сильного противодействия там нет. А когда стрельба заметно стихла, над водокачкой вверх взлетели две красные ракеты. Это был сигнал, что станция взята. Довбня облегчённо вздохнул и приказал подать лошадей.