Жемчуг северных рек(Рассказы и повесть)

Стратегические планы врага просматривались Тишкой до самой Москвы.

Ну ладно, Тишку не зря в Полежаеве прозвали переполошником. Но Серёжка-то не робкого десятка, а и он присмирел. Оглядывался, вздрагивал даже от вороньей возни. А уж шишка с дерева упадёт, так он плашмя прижимался к земле.

Они где ползком, где перебежками выбрались на николинскую дорогу.

На маслозаводе топилась печь: дым спокойно тянулся к небу.

Поля-маслозаводка на марлевых решётах выносила сушиться на солнышке казеин.

Мария, подручная Поли, ополаскивала у колодца фляги и опрокидывала их вверх дном на жердевые нары, протянутые вдоль стены.

Вот сейчас бери баб врасплох, и на помощь позвать не успеют. Ну и разини всё же! Не оглядываются даже совсем.

А ведь лес-то рядом, ельник прямо в маслозавод упёрся. Слегка пригнётся тот, кому надо, и незамеченным подойдёт: «Хенде хох!» А не поймут, так и по-русски переведёт: «Руки вверх!»

Чего делать-то будут?

Тишка взмок от нехорошего предчувствия. Надо бы маслозаводок предупредить. Пусть караул хоть выставят. Да неплохо бы милицию из района вызвать. А что милиция? Надо войска…

У Тишки зуб на зуб не попадал, и Серёжка сидел белей полотна.

— Ты не проговорись, мало ли кто припрятал! — сказал Серёжка, по-волчьи озираясь по сторонам.

— Да ты что? А если они сегодня нападение устроят?

— А может, они переодетые ходят? Ты тревогу-то будешь поднимать, а они тебе ножиком — рраз!

— «Ножиком»… У них не ножики, а кинжалы.

— Это само собой.

Положение было серьёзное: и тревогу поднимешь — плохо, и не поднимешь — нехорошо.

Тишка всё-таки склонялся к тому, что надо поднять. А Серёжке, по правде-то говоря, и жалко было маслозаводов и не хотелось с Марией встречаться.

— Да ну её! Она опять обниматься полезет…

Он и про ножик-то Тишке сказал специально: Тишка же с перепугу в другую сторону повернёт, переполошит всю деревню.

А уж если и предупреждать кого-то, так не маслозаводок — председателя колхоза хотя бы. Бабы только визг поднимут и врагов вспугнут.

— Ты не давайся, так не обнимет, — посоветовал Тишка. — Я вот молоко ношу сдавать, и не трогает. Ко мне подойди!.. — сказал он угрожающе, а потом, подумав, добавил: — А и обнимет, так чего тут такого? Не ты ведь её, а она тебя… Мне мама говорила, она чужих ребят ласкает, потому что своих нет.

Пока они сидели на канаве и приводили друг другу доводы за и против предупреждения, Поля-маслозаводка запела частушку:

Я у тихоньких-то бойкая Расту, мой дорогой. Надо очень быть умелому Смеяться надо мной.

Мария что-то говорила ей, и они беззаботно смеялись.

— Надо сказать, — решился Тихон.

Они встали и пошли к маслозаводу. Мария заметила их первой.

— Ой, наши кавалеры идут! — задурачилась она. — На жарёху-то хоть несёте? У нас и печь топится, побегу сковороду готовить.

— Нет, мы солонину собирали, — серьёзно сказал Тишка и всё улучал минуту, чтобы предупредить баб об опасности.

Мария заглянула в корзины:

— Ну уж и собиральщики! Все пестерями носят, а у этих и дно не закрыло. Сидели бы дома!

— Побирушки они, а не собиральщики, — добавила Поля, показывая в улыбке щербатый рот.

Тишка никогда не замечал раньше, а тут, обиженный на Полю, сразу увидел, что у неё, кроме широкой щербинки, не хватает ещё и зуба. Поля прицокнула языком и добавила:

— Эти собиральщики хорошо-то собирают только ложками за столом.

— Бабы, вы сегодня остерегайтесь, — сказал Тишка насупленно.

Мария удивлённо вскинула брови.

— Ох ты, ухари какие растут! — Она, заулыбавшись, двинулась на ребят: — Вот я сейчас проверю, боятся ли щекотки они.

— Бабы, я вам без всякого смеха говорю: остерегайтесь.

Маслозаводки легли впокатушку:

— Ой, ой, напугали! Не вас ли остерегаться-то?

Мария сграбастала Тишку в охапку — и ну его тискать. Корзину с грибами чуть не опрокинула.

Тишка вырывался из цепких рук, бил Марию босыми пятками и кусался.

— Ох, какие сердитые!.. Ну, лешой возьми, и мужики пошли. Сердца-то, как у петухов: и пощекотать нельзя.

Серёжка предусмотрительно держался от Марии поодаль.

— Вот подожди, скажу твоему Василию, так он тебе дёру устроит! — пообещал Тишка Марии, приходя в себя после встряски.

Бабы снова захохотали. Поля пригнулась, развела руки в стороны — как разбегавшихся куриц наладилась загонять ребят во двор:

— Вот уж поймаю, так поймаю сейчас!..

Ребята бросились наутёк. Тишка уже от угора обернулся и крикнул:

— Ну и пропадайте тогда, чёрт с вами!

* * *

Посоветовавшись, они решили о кладе лишнего не болтать, а разыскать председателя колхоза Егорова и поставить его в известность, что за маслозаводом затевается нехорошее дело.

— Смотри, ни мамке, ни Славке — ни полсловечка, — предупреждал Серёжка. — Только Егорову. А то вспугнём.

— А если они сегодня ночью выступят?

— Не готовы. Ты видел, оружия нет.

— А если это ба-а-хте-рическое? — заикаясь, спросил Тишка. — Мне Славик рассказывал, оно ещё страшнее.

Серёжка задумался.

Надо было отправляться на поиски Егорова немедленно, Тишка и домой не пошёл, оставил свою корзину у Дресвяниных.

В правлении колхоза председателя не оказалось. Бухгалтер, насмешничая, пригласил:

— Если о заработке хотите справиться, то подсаживайтесь ко мне. Сейчас проверю лицевые счета… Как фамилии-то?

Тишка попятился к дверям. Но там стояла агрономка Шура Лешукова.

— Что вы, дядя Миша, разве не узнали их? Это же Тихон Соколов и Сергей Дресвянин. Наверно, заявления принесли, в колхоз вступать собираются.

Вот ведь, с людьми хочешь серьёзно поговорить, а они всё на смех переводят.

Тишка рванулся на улицу, и Серёжка за ним. Шура уже в распахнутое окно крикнула:

— Егорова в райком партии вызвали! Завтра приедет.

Да, надо было запасаться выдержкой до следующего утра. Не говорить же об опасности с этими пустосмешками. С ними любое дело завалишь. Как только Егоров их терпит…