Жемчужина императора

– Тем не менее в этом кабинете они стояли всегда, и я всего лишь продолжаю традицию моего предшественника, который был и моим наставником: комиссар Ланжевен, чей портрет вы видите перед собой. Великий сыщик, сейчас он уже на пенсии.

– О, месье Ланжевена я знаю!

И, поскольку брови Ланглуа поползли вверх, Альдо пояснил:

– Он старинный друг моей тетушки, маркизы де Соммьер. И я даже кое-чем ему обязан: комиссар дал мне несколько хороших советов в одном трудном деле. Может быть, передадите ему привет?

– Не премину это сделать, будьте уверены. А теперь не хотите ли объяснить, что вас привело?

– Вот это! Альдо достал из кармана кожаный футляр, в который поместили «Регентшу» после аукциона, открыл его и положил на стол.

– Я вам ее принес, – вздохнул князь. – И делайте с ней теперь что хотите!

Отложив трубку, Ланглуа взял футляр и поднес его поближе к лампе, заливавшей рабочий стол холодным светом. Потом осторожно поднял жемчужину за бриллиантовую подвеску:

– Столько крови пролито из-за нескольких граммов роскоши! Поверить трудно.

– Благодаря моему ремеслу мне слишком хорошо известно, что подобные вещи случаются гораздо чаще, чем вы думаете, но, похоже, эта вещь особенно опасна. Сегодня утром, едва рассвело, меня разбудил мэтр Лэр-Дюбрей...

– ... сегодня ночью ставший жертвой попытки ограбления. Если это действительно можно так назвать! Его, главным образом, пытались напугать, подбросив сообщение помешанного, дерзнувшего подписаться Наполеоном VI. Если оценщик не хочет поплатиться жизнью, ему следует вернуть жемчужину владельцу или отдать тому, кто выставил ее на торги. Значит, Лэр-Дюбрей вам позвонил?

– Совершенно верно, и теперь я пришел к вам, потому что с меня хватит, я сыт по горло этой историей, комиссар! Дела требуют моего присутствия дома, да и мне самому очень хочется поскорее вернуться в Венецию.

– Вы могли это сделать и раньше. Достаточно было сказать мне правду вместо того, чтобы играть со мной в прятки. Но для порядка давайте вернемся немного назад: значит, именно этот предмет и искали убийцы Петра Васильева в его квартире?

– Да, так. Его сестра хотела отдать мне жемчужину, чтобы я ее продал. Мы нашли ее вместе, а что было дальше, вы уже знаете. Зная, что последним владельцем «Регентши» был князь Юсупов, я отправился к нему, чтобы вернуть ему жемчужину, но он не захотел ее взять. Это человек... в высшей степени привлекательный и немного странный...

– Я с ним встречался и полностью с вами согласен. Я знаю также, что он продал кое-какие драгоценности, вывезенные им из России, а эту вещь, если я вас правильно понял, взять отказался? Но почему?

– Не хотел к ней прикасаться. Суеверие или предчувствие, называйте как вам будет угодно, но, как бы там ни было, он сказал, чтобы я сам занялся ею и поскорее ее продал. Вырученные деньги должны были помочь облегчить участь его соотечественников и обеспечить будущее малыша Лебре, того самого мальчика, который не побоялся выследить похитителей цыгана. Так что мне пришлось забрать «Регентшу», но оставлять у себя я ее не захотел – доверил мэтру Лэр-Дюбрею. И вот к чему все это привело.

– Почему бы вам самому не купить жемчужину или не уговорить вашего тестя? Вы ведь оба коллекционеры и, скорее всего, богаты?

– Потому что я тоже ее не хочу. Можете, если угодно, назвать меня суеверным венецианцем, но я не хочу впускать «Регентшу» в дом, где живут моя жена и мои дети. Вчерашние события только еще раз подтвердили то, в чем я совершенно убежден: любому человеку, который будет обладать «Регентшей», угрожает опасность. По крайней мере, до тех пор, пока вы не схватите этого маньяка, помешанного на короне!

– Не сомневайтесь, я приложу к этому все силы. А пока вы хотели бы, чтобы она оставалась у меня?

– Вот именно. Собственно говоря, это ведь вещественное доказательство, и я не думаю, чтобы убийца обнаглел до того, чтобы проникнуть в вашу крепость. Что касается маленького Лебре, его будущим я займусь безотлагательно. А беженцам придется подождать возможности обратить в деньги это проклятое украшение...

– Да, прекрасно вас понимаю. И все же я не могу оставить ее у себя.

– Но... почему? – Альдо не скрывал глубочайшего разочарования.

– Я мог бы вам сказать, что наши сейфы недостаточно надежны, но главная причина заключается в том, что закон не позволяет нам обременять себя тем, что в действительности не является вещественным доказательством, поскольку убийца не держал эту вещь в руках. Может быть, вы перед отъездом доверите ее Французскому банку? Поскольку вам, несомненно, хочется, чтобы я вернул вам свободу, – с легкой улыбкой прибавил Ланглуа.

– Вы будете ближе к истине, если скажете, что я только об этом и мечтаю!

– Что ж, уезжайте! Если вы мне понадобитесь, я всегда смогу вас найти! Я даже опасаюсь, что несколько превысил свои полномочия...

Морозини испытал такое облегчение, что готов был расцеловать комиссара, но все-таки ограничился тем, что горячо пожал ему руку. И, не заставляя себя упрашивать, немедленно забрал футляр.

– Вы последуете моему совету? – спросил Ланглуа.

– Насчет Французского банка? Возможно, если мне не удастся в ближайшее время от нее избавиться. Кстати, завтра приглашен на вечер у магараджи Капурталы и...

Комиссар внезапно расхохотался:

– Эй, полегче на поворотах! Я прекрасно знаю, что вы готовы на все, лишь бы избавиться от этой проклятой жемчужины, но хочу напомнить вам, что раджа – давний друг Франции и более того – это замечательный друг. Вы ведь не хотите, чтобы его здесь у нас убили? Если вам не жаль магараджу, пожалейте хотя бы меня, – прибавил он, снова сделавшись серьезным.
– И потому, если вы возьмете свою проклятую побрякушку на этот прием, постарайтесь, чтобы вечер не закончился в луже крови! Ну, а теперь позвольте пожелать вам благополучного возвращения в вашу чудесную Венецию. Если вы вдруг снова мне понадобитесь, – позвоню...

Ланглуа проводил посетителя до двери, у порога они обменялись рукопожатием.

– Честно говоря, очень рад, что познакомился с вами, – произнес комиссар. – Возможно, до скорой встречи...

– Лично я был бы этому очень рад, но все зависит от обстоятельств...

– Разумеется. Да, вот еще, пока не забыл: можно задать вам один вопрос?

– Но... конечно же!

– Вы смогли бы узнать женщину, за которой следили до Сент-Уана?

– Да.

– И... у вас нет никаких соображений насчет того, кто она такая?