Жемчужная веста

empty-line/>

Ярило-солнце уже клонилось к горизонту, когда проворная Ладушка, дочь волхва, взобралась на зеленый невысокий холм. Уперлась тонкой ладонью в древний раскидистый дуб и радостно улыбнулась. Через миг она развернулась назад и, помахав рукой своим дружкам, возбужденно закричала:

– Я первая! Первая!

Уже через минуту к ней поднялись четверо ее друзей: двое братьев Бобров, Зибуля и Волк, Белочка с Милашей. Старшая из детей, рыжеволосая девятилетняя Милана, заявила:

– Хорошо, Лада, ты первая, так бысть… но мы еще играть хотим. В горелки. Ты с нами?

Целую неделю стояли теплые деньки, и даже ночью не становилось прохладнее, хотя солнце уже устремилось к встрече с благодатным Хорсом.

– Ага! – кивнула Лада и, улыбнувшись всем, выпалила: – Чур я первая ловлю!

– Кликай нашу заветную! – велел ей Волк, мальчонка десяти лет, проворный и приятный на лицо.

– От дуба-колдуна десять шагов иду на зорьку ясную, там полынь трава растет… – затараторила как можно быстрее Лада.

– А-а-а! – завопили четверо ребятишек и разбежались в стороны, чтобы убежать подальше, пока Лада не выговорила считалку до конца.

Спустя час, убегавшись и наигравшись вдоволь, все пятеро устало уселись на траву в тени раскидистого векового дуба с могучими кронами.

– А давайте в чехарду поиграем еще? – предложила Милаша.

– Нет, довольно! Батюшке я обещалась к вечерней зорьке вернуться домой да пирог с малиной постряпать, – ответила семилетняя Лада. Она обернулась в худенькой девочке с темно-русой длиной косицей и большими бирюзовыми глазами и спросила: – Ты со мной, Белочка, или до дому?

– Не знаю. Матушка с тятей еще не вернулись поди, – пожала плечиками девчушка восьми лет, которой очень подходило прозвище Белка, ибо она была такая же миловидная и проворная, как и лесная прыгунья.

– Айда со мной, – велела бойкая Лада, вставая. – Твои еще когда с торжища вернутся, тогда уж ночь будет. В избе все равно у вас никого. Пойдем к нам, повечеряем. Батюшка ершей сегодня на зорьке наловил. Ушицу наварим к пирогу-то.

Белочка кивнула. Девочки, распрощавшись с друзьями по играм, которые жили на окраине Чернигова, в большом селении у подножья холма, поспешили вниз по тропке. Тропка была узка. Оттого высокая трава то и дело задевала широкие сарафаны девочек своими длинными стеблями, пока они быстро, смеясь и взявшись за руки, следовали в нужную сторону к дому Лады.

– Эй, девки! – услышали они громкий окрик Огнеслава, стоявшего у высокой рябины чуть поодаль.

Мальчик, который в этот миг поднялся из травы, держа в руках смастеренную дудочку, приветливо помахал им рукой. Пятый сын Братмира Бобра, Огнеслав, слыл улыбчивым парнем с огненным нравом. Ему минуло всего одиннадцать зим, но в это лето он прошел обряд имянаречения. От волхва Богумила, отца Лады, получил свое новое имя – Огнеслав. Оттого теперь он гордился тем, что волхв предрек ему стезю охотника.

Девочки обернулись на его голос. Огнеслав стоял в полный рост в белой косоворотке, светлых штанах и босой. Его русые кудри трепал свежий ветер, и он прокричал им:

– Завтра приходите снова играть!

– А тебе-то что за дело?! – громко выкрикнула ему Лада. – Ты все равно с нами в горелки не играешь.

– Зато смотреть за вами любо! – крикнул ей в ответ Огнеслав.

– Вот заполошный, – прыснула недовольно Лада и улыбнулась Белочке, таща ее проворно за руку дальше по тропинке. – Вот расскажу я батюшке, что он вместо игр, которые тот нам велел исполнять, свою дудку мастерит. Ему точно влетит от матушки…

Отец Лады, Богумил, слыл самым мудрым и ведающим волхвом во всем Чернигове. Разменявший восьмой десяток лет, подвижный и моложавый, он был истинным радарем местного поселения Зарницы.

Матушка Лады, красавица Вермина, ведающая знахарка, известная своими чародейными исцелениями на весь град, пропала три года назад. Она пошла в лес собирать целебную траву и не вернулась. Ее искали всем селением, которое состояло из ста дворов и сорока родов и находилось в северной части Чернигова. Но молодую женщину так и не нашли.

Поговаривали, что тридцатилетнюю Вермину загрызли волки, но Богумил не верил в эти сплетни. Он говорил, что Вермина знала язык зверей, и лесные жители любили ее и не могли напасть .

Каждую шестицу Богумил уходил в лес на сутки, пытаясь разыскать пропавшую обожаемую жену или хотя бы найти ее останки. Но все его поиски были безуспешны. Через день, понурый и молчаливый, он возвращался ни с чем в большую светлую избу на краю села к своей маленькой дочке Ладе.

Вермину так более никто не видел ни живой, ни мертвой.

– Не надо рассказывать, Ладушка, – попросила Белочка, – у них батька больно крутой нравом, еще накажет его.

Белка говорила о Братмире Бобре, в роду которого было одиннадцать парней и две девки. Трое из которых Огнеслав, Зибуля и Волк сегодня ходили на учения к волхву Богумилу. И должны были во всем слушаться его и играть в игры, в которые он им велел.

– Так уж и бысть, Белочка, не скажу, – кивнула Лада. – Все ж добрый он, Огнеслав-то.

Выйдя на открытое высокое место, Богумил зорко следил за всеми одиннадцатью пострелятами, кои разбежались по возвышенности. Она знал, что теперь после мудрых наставлений им надо побегать и поиграть. Ведь в игре дети научались тайным древним навыкам своих предков. Горелки учили их побеждать в борьбе и стараться сделаться лучшими. Прятки выживать в трудные времена. Хороводы и «ручейки» быть частью общего рода, где каждый индивидуален и в то же время един со своими родными и соседями.

Ко всему прочему в непосредственных играх чада словно проигрывали предначертанные им при рождении роли, проявляли свой уникальный нрав и готовились исполнять все эти навыки и во взрослой жизни, когда вступят в совершеннолетие. По благословлению волхва тот, кто был быстр и смел, становился воином, кто тих и ладен – родителем многих чад, кто смышлен и умен – мастером по ремеслу, кто мудр и имел способность убеждать – волхвом или ведьмой, кто любил играть с землей и травой – землепашцем.

Именно в играх до отроческого возраста дети проявляли свое я, свой нрав. А после обряда имянаречения получали от волхва имя, наиболее соответствующее их жизненному пути. Становились полноправными частицами своего рода, выбирая ту или иную службу, мастерство или жизненную дорогу. Самым важным и сложным было определить верный путь развития отрока и направить его стремления и дар при рождении в нужное русло. Именно поэтому этим занимались волхвы, самые мудрые и беспристрастные представители жреческого сословия у славян. Ведь неверно выбранный путь мог привести человека к тревогам, слабоумию и угнетающей печали, которые разрушали душу.

Почти всегда волхвы верно определяли будущее и предрасположенность чад, ибо уже с четырех лет следили и научали каждого ребенка из того или иного рода. В итоге своей жизни, а то и раньше, человек становился истинным творцом своего дела. Мастером в том или ином ремесле или навыке. Кто искусным резчиком по дереву, кто кузнецом, кто воином-ордынцем, кто знатной вышивальщицей, кто мудрой ведающей матерью с десятками чад.

До двенадцати лет, до имянеречения, отец семейства давал своему чаду лишь простое благозвучное имя. Часто схожее названием с животным или растительным миром, и малыша охранял своей энергетикой его род, словно оберегом. Ибо никто при рождении не мог знать, какой нрав и чаяния будет иметь чадо. Часто девочки и мальчики играли в одни и те же игры и усваивали одни и те же навыки, оттого и называли всех чадами, без разделения по половому признаку.