Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса»

Василий и Виктор вытащили из машины гроб, поставили в гараже. Василий решил, что в подвале посторонним делать теперь нечего, поэтому сказал Виктору, что дальше справится сам и пошёл за оставшимися деньгами. Он рассчитался с Виктором. Тот трясущимися руками прятал деньги и уже подумывал о том, чтобы уволиться с работы и начать новую жизнь.

«И правильно, хорошо бы прямо сейчас из города уехать. Это ведь псих, извращенец, завтра он опять на кладбище припрётся, да может и деньги потребует», – думал Виктор, выезжая за ворота и давая полный газ. «А может сдать его ментам? Но тогда он и меня за собой потянет, да и денег лишусь. Нет буду молчать, а завтра же – дёргать отсюда».

Когда звук отъезжающего катафалка растаял в ночи, Василий наконец полностью осознал: Диана здесь, в двух шагах от него. Её белый лакированный гроб, измазанный землёй, стоит сейчас на полу в его собственном гараже. Она умерла, и в его власти это исправить. «Только бы София не подвела», – думал он.

«Уверен, успешное алхимическое делание должны производить два человека, мужчина и женщина. Ведь Фламель не случайно писал, что камень он получил при единственном свидетеле – Пернелль. Он, как и прочие алхимики, любил подпустить тумана. Она, я абсолютно уверен, не просто свидетель. Она – помощник, без которого не видать успеха. Вполне возможно, что она ничего и не делала. Физическая помощь тут, конечно, не повредит, некоторые операции одному выполнять очень уж не с руки. Но дело тут в другом, само присутствие женщины важно в этом процессе», – Василий обдумывал завтрашний эксперимент, присев на стул в гараже у гроба Дианы, который стоял на полу.

Была глубокая ночь, почти утро. «Ведь София приедет через считанные часы, надо перенести её в подвал», – очнулся Василий от размышлений, встал со стула и начал искать отвёртку для того, чтобы открутить крышку гроба.

Глава 21. Отражение с того света

Часы. Прибор большой моральной ценности, облегчающий человеку заботу о будущем напоминанием о том, какая уйма времени еще остается в его распоряжении.

Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»

«Знаю, есть одно зеркало, в музее хранится. О нём говорят, что оно принадлежало Ему, – подумал Семен, читая очередной заголовок, – говорят, что и сегодня не могут делать зеркала такого же качества и стойкости. Этому зеркалу уже больше трёхсот лет, а оно как новое. Уж не о нём ли здесь речь?».

Хорошую вещь редко когда купить можно. Продают обычно ненужное. А настоящие ценности и не показывают никому, прячут. Правда, за очень большие деньги можно достать стоящую вещицу, но обычно, если хочешь чего-то особенного, это приходится самому делать. Или искать как следует там, где всякой дрянью торгуют. Вот, скажем, это зеркало. Не зря его арабский торговец прятал. Для себя, видно держал. Да я не привык только то, что на прилавок выложено, разглядывать. Вот и усмотрел его.

Давно мне казалось, что в зеркалах скрыто больше, чем отражение того, что перед ними. Вот возьмём телескоп. Тот, что Ньютон изобрёл. Зеркало там кривое, да только посмотришь в него на Луну и диву дашься. Чертежи-то Ньютон умеет рисовать, объяснял мне, как телескоп этот работает, да только думаю я, что дело не только в чертежах и проектах. Дело в зеркале. И то, что Ньютон объясняет лучами, оптикой, у того другое объяснение. Какое – пока сказать не могу.

А это вот зеркало, с виду обычное, но торговец, когда я всё же уговорил его зеркало мне продать, возьми, да и скажи: «Оно не простое, в нём умерших видеть можно». Может он зашибить за него больше хотел, не знаю, может запугать стремился, чтобы я его оставил.

Когда я уже купил его, хорошую цену дал, он рассказал, что нужно сделать для того, чтобы поговорить с тем, кто на том свете сейчас: «Пользоваться им можно только раз в году. В ту ночь, когда до конца года останется ровно столько же, сколько прошло с начала. Надо выбрать тихое место, чтобы никто не помешал. Когда покойника вызовешь, нужно не отрываясь на него смотреть до тех пор, пока его не отпустишь. Тогда и он на тебя смотреть будет, да в зеркале и останется. А если окликнет кто тебя, отведешь взгляд, тут и покойник свободу обретет. Его дух потом обратно не вернуть. Так и будет его призрак по тому месту скитаться, где его потревожили, да и тебя изведет. Для того чтобы вызвать покойника, надо взять это зеркало, напротив поставить другое, поменьше и сесть – так, чтобы большое видеть. Там, где делаешь это, темно должно быть. Между зеркалами надо поставить две чёрные свечи. Сначала зажги ту, что слева, потом – ту, что справа. Далее, напиши на длинном узком клочке бумаги имя того, кого призываешь. Возьми бумагу в правую руку и поднеси один конец сначала к правой свече, потом – к левой. И держи ту горящую бумагу до тех пор, пока терпеть сможешь. Когда уже совсем невмоготу станет – бумагу бросай между зеркалами и смотри в зеркальный коридор – оттуда придёт тот, кого ты звал. Поговори с ним. Да не забудь, глаз с него не своди. Когда решишь, что узнал всё, что хотел – затуши руками свечи – сначала левую, потом правую – так, чтобы темнота настала. Тогда он уйдёт и никому вреда не сделает».

Мне много с кем хотелось бы поговорить, да всё время нужное пропускал. А тут случай представился. Ванька-то, слуга мой, помер, как тот пёс, которого мне омолодить удалось. Я ведь и предполагал, что не проживёт он долго. Когда он оклемался малость, денег ему отсыпал. Пусть, думаю, погуляет напоследок. Да только не протянул он и трёх дней с тех пор, слёг, да и конец ему пришёл. Он ведь у меня грамотей был, я его между делом обучил. Потому, думаю, расскажет он мне всё как есть, слова нужные найдёт.

Настало время, когда можно зеркало использовать. Сделал я всё, как тот торговец мне сказал. Смотрю, и правда, тень какая-то в зеркальном коридоре появилась, приближается. Я на неё во все глаза смотрю. Вот приблизилось, не пойму толком, то ли это мой Ванька, то ли еще кто. Спрашиваю его: «Назови себя».

Когда сказал я это, тень начала форму принимать, лицо показалось, остальное как в тумане. Ну, по лицу вижу – Ванька. Когда лицо совсем ясно видно стало, вижу, губы шевелятся, и голос гость мой подал. Сухой, безжизненный голос, будто само зеркало со мной разговаривает.

«Слуга твой прибыл», – отвечает. Я-то знаю, что теням с того света полностью верить нельзя. Называется слугой, а кто на деле пришёл – того точно не скажешь. Ну ладно, думаю, предположим, он это и есть.

Спрашиваю дальше: «Расскажи, как умирал ты?». Мне, конечно, любопытно знать, что он на том свете видел, да только то, что чувствовал, когда умирал, важнее. Я ведь руки-то не опустил после того как его извёл. Может быть, сделал я что не так, потому он и умер. А мне, если удастся состав правильный получить, так и самому не помешало бы моложе сделаться, да и государь, знаю, захочет на себе это испытать.

Отвечает тень: «Должен я тебе признаться, раз уж свиделись. Хозяин ты был хороший, почём зря не наказывал, как у других бывало. А я грешным делом бежать хотел. Ты ведь мне щедро денег отсыпал. Я и десятой части не прогулял, когда в город выходил-то. Остальное во дворе зарыл. У правого столба ворот. Забери, чего добру зря пропадать. И еще, не рассказал я тебе, но хула на тебя от народа идёт, я всякого наслушался. Называют тебя колдуном, сказывают про птиц адских, которых ты с башни запускаешь. Много чего люди говорят, ты поостерегся бы. Негоже, если через то тебя суду предадут. И еще одно. Ты ведь меня грамоте обучил, за что тебе кланяюсь. Мне с той грамоты заработок хороший был. Неграмотных-то полно, а бумажка всякому бывает нужна. И еще, я записки вёл. Я их в твоём же подвале схоронил, где у тебя склянки. Там, если войти, надо у правой стены нижний ряд каменной кладки простучать, один из камней и выдаст мой тайник».

Я ему отвечаю: «Спасибо, Иван, на добром слове. Возьму я и деньги, и записки твои. Только мне больше сейчас интересно узнать, что чувствовал ты, когда умирал. Объясню: это мне нужно для того, чтобы правильный состав изобрести. Самому государю то желательно, так что говори всё как есть».

Он помолчал, потом начал: «Дело было так. Сначала, когда я моложе сделался, стало мне хорошо. И рука у меня болела, так перестала. Видно, сильный состав, если не только молодит, но и хвори лечит. Потом, недолго совсем, чувствовал я себя так, будто и правда, моложе стал. Я всё в зеркала смотрел, не верилось мне. Ну да когда меня знакомцы старые не узнали, тут уж я совсем поверил. Недолго это было, начало меня потом давить изнутри, будто обручами меня стягивают. Голову, грудь сдавливало. Сначала слабо, будто в душной горнице весь день просидел, а дальше – сильнее. Стал я забывать – кто я, где нахожусь. Потом дышать стало тяжело. И такое чувство, будто руки и ноги отнимаются. Тогда я слёг. Лежу, обручи вроде бы остановились, да только будто возвращается ко мне мой возраст. И рука, о которой я говорил, что болеть перестала, снова заныла. И силы меня оставили. Не мог я ни подняться, ни слова сказать, ни есть мне, ни пить не хотелось. Будто иссушило меня что изнутри. Самого момента, когда помер я, не помню. Сначала сделалось мне легко, помню, как дышать перестал, а дальше чернота».