Жена-беглянка

Геллерт и правда клевал, как птичка. Синица или воробушек. А когда Гица с истинно чурильной экспрессией воскликнула: "Что это вы не едите, господин Геллерт? Ай не угодили?" — вежливо улыбнулся: "Здоровье, знаете ли… Но у вас одним запахом можно насытиться!"

Тадеушу Геллерту было хорошо за семьдесят. Дряблое желтоватое лицо, набрякшие мешки под глазами, неуверенная походка и выпирающий живот — при общей худобе. Не надо иметь диплом врача, чтобы сказать: гость серьёзно болен.

Обладатель диплома, как и весь старший персонал, тоже был зван к обеду — в качестве массовки. Едва все поднялись из-за стола, доктор Спирински придержал нас с Николасом Каунти за локти и авторитетным шёпотом выдал диагноз:

— Не жилец.

— Думаете? — с живым любопытством отозвался бухгалтер.

Спирински пустился в объяснения, а я поспешила догнать Талхара и Геллерта, выходящих из столовой.

Рядом с долговязым гостем мой шеф смотрелся, как бочка на ножках, но выгодно отличался бодростью и здоровым цветом кожи. Пожалуй, при первой встрече я неверно оценила его возраст — чуть за пятьдесят, не больше. Или он хорошо поработал над собой. За три недели нашего знакомства Талхар немного спал с тела, из тугих чурильских кудрей исчезла седина, лицо заметно разгладилось, голос обрёл сок и краски, почти баритональные.

— Давайте спустимся в хранилище, господин Геллерт, — пропел этот почти-баритон. — Уважим ваше любопытство.

Моё воображение мигом нарисовало подземный бункер, доверху заполненный старинными золотыми гольденами и самоцветами с голубиное яйцо.

В коридоре к нам присоединилась Гица. Больше никого не позвали.

Три двери закрылись за нашими спинами, каждая следующая толще предыдущей. Осталась позади гулкая стальная лестница в три пролёта. На третьей ступени Геллерт споткнулся, и дальше мы с Гицей вели его под руки. Ладони у важного гостя были сухие, прохладные и какие-то пергаментные, и запах от него шёл, как от старой шубы.

Внизу ждал короткий светлый коридор, а в его конце — дверь-сейф, которой мог позавидовать Главный банк Чуддвиля.

За этой дверью реальный мир кончался и начиналась сказка.

Две тысячи лет назад Земля столкнулась с уникальным космическим объектом, известным как Облако Грёз. С небес обрушился метеоритный дождь, поток частиц, названных волшебными спорами, прошил планету насквозь, изменив её недра, воды, почвы и живую материю. В кратерах образовались озёра росы, из земли забили родники веселья, больше половины полезных ископаемых изменили свойства, превратившись в добро, зло и туман.

Люди и звери обрели необычные способности. Кошки получили дар проходить сквозь стены и исчезать, оставляя в воздухе лишь улыбку, ящерицы выросли до гигантских размеров, научились летать и изрыгать пламя, огромные трёхголовые псы стерегли клады, могучие кони скакали по небу. Цветы исполняли желания, травы навевали сладкие сны, деревья ходили дозором вдоль лесных границ. Маги мановением руки возводили города и создавали предметы с удивительными свойствами. Племена, жившие рядом с месторождениями субстантов, стали волшебными народами — эльфами, гномами, орками, русалками, троллями…

Со временем большая часть спор выветрилась из тела планеты, маги практически исчезли, волшебные народы остались призраками в душах потомков, а чудесные предметы обернулись бесполезным хламом.

Почти все.

Редкие действующие экземпляры хранились под семью замками — на тайных правительственных складах, в крупных музеях и в частных коллекциях самых богатых людей мира.

Вечи Талхар определённо не принадлежал к их числу, но…

Мы шагнули в бархатную черноту, такую глубокую и необъятную, словно подземелье Талхаров уходило в бездны земли или космическую бесконечность. Свет из коридора лежал под ногами длинным молочно-белым прямоугольником, мы стояли на его краю, как на мостках, выстроенных над океаном ночи, и никто не решался первым ступить в неведомое.

Гица достала из складок юбки шарик размером с теннисный мяч, покатала в ладонях, пока не засветился, и бросила во мрак. Шарик побежал по полу, выписывая огненные круги. Во тьме стали вспыхивать конусы света, озаряя стеклянные колпаки, затянутые изнутри морозными узорами. Три, четыре… шесть штук. Колпаки висели полукругом на высоте в половину человеческого роста, под ними была лишь чернота.

Шарик вернулся, прыгнул Гице в ладонь. По ковру из медленно тускнеющих линий домоправительница вошла в хранилище — и сняла первый колпак. Ничего особенного. Медное деревце с растопыренными ветками, на каждой кожаный шнурок с крупной бусиной цвета мутного льда. Гица надела один себе на шею, и бусина засияла. Чурильские одежды, пёстрые и блестящие, поплыли перед глазами, будто акварель под дождём, на их месте проявилось бальное платье, похожее на розу в брызгах росы. Седые косы Гицы расплелись и сложились в высокую причёску, платок обернулся диадемой.

Геллерт одобрил чудо парой вялых хлопков.

— Впечатляет.

Но неприязненный изгиб его губ сказал другое: когда из декольте торчат оплывшие плечи и дряблая грудь, никакое платье не поможет.

Однако Гица не смутилась.

Шурша юбками и таинственно улыбаясь, она подняла следующий колпак, открыв нашим взглядам овальное зеркальце на подставке. Геллерт за её спиной прерывисто вздохнул: натёртая до идеальной гладкости медь отразила девичье личико с огромными чёрными глазами.

Стоп. Личико было не только в зеркале. Гица отбежала на несколько шагов и с мягким грудным смехом закружилась в невесть откуда взявшемся круге света. Остановилась перед Геллертом, давая себя рассмотреть. Точёная шейка, смуглая бархатистая кожа, осиная талия.

— Потрясающе! — в голосе гостя прозвучал искренний восторг.

Повинуясь жесту Талхара, он сам склонился к зеркалу, а выпрямился уже стройным юношей. Не красавец, и фамильный нос стал ещё острее, зато молод и свеж.

— Эффект длится шесть-восемь часов, — сообщил Талхар. — Можно повторять дважды в сутки.

— Но… — счастливая улыбка Геллерта поблёкла, гладкий лоб нахмурился. — Я не ощущаю изменений… внутри. Не чувствую себя молодым. И я бы не смог вертеться так, как ваша… прелестница.

Юное лицо сыграло с Геллертом шутку: он выглядел мальчишкой, у которого отобрали желанную игрушку.

— Это поправимо, — из-под третьего колпака Гица извлекла дудочку и поднесла к сочным девичьим губам.

Во тьме разлилась с перекатами задорная чурильская мелодия.

Геллерт вскрикнул и пустился в пляс, размахивая руками и высоко подбрасывая длинные ноги.

Я попятилась, давая ему место и старательно отводя глаза от зеркальца. Любопытно, конечно. Но кто знает, что оно делает с молодыми.

Геллерт пошёл вприсядку. Лицо его стало багровым, дыхание со свистом и сипом вырывалось из груди.

— Не могу остановиться… Прекратите это… Хватит!

Гица перестала играть, а Талхар выхватил из-под четвёртого колпака нечто вроде бобового зёрнышка, швырнул оземь. Мгновенно пророс зелёный стебель, разветвился, оделся крупной листвой и сплёлся в живое кресло, подхватившее господина Геллерта в тот момент, когда он стал заваливаться навзничь. Гица брызнула ему в рот из какого-то аптечного пузырька, гость отнял руку от груди и задышал ровнее.