Жена без срока годности
Шрифт:
— Ты когда придешь с детьми познакомиться?
— Когда пригласишь.
Боже, я сейчас разревусь… Ну что такое…
— Мам, все хорошо?
— Я просто жутко устала, — потерла я переносицу. — Жутко…
— Ну я пойду тогда. Не буду вам мешать.
И что — Андрей, кроме «привет», ничего сыну так и не скажет?
— Слушайте, можно один вопрос? — сказал сын, так и не повернувшись к нам спиной.
Я подняла на него глаза, очень выжидательно.
— Можете не отвечать… — смутился Алекс от моего прямого взгляда. — Просто… Ну… — запутался он
И в этот момент перевел взгляд с меня на Андрея. И ответил Андрей:
— Да.
— Понятно…
Что ему может быть понятно?! — взрывался мой мозг. Если мне не понятно ничего…
— Потом поговорим об этом, Алекс, — заскрежетала я зубами.
Надо бы тронуть его за руку, но пальцы намертво вцепились в столешницу.
— Просто это сложно объяснить…
— Мам, я задал вопрос и получил простой ответ. Я не просил объяснений. Ну, в общем… Романна сказала, что забирает бэбика себе. Я не понял, зачем?
— Потому что я… — дрожало все мое нутро. — Не имею возможности заботиться о больном ребенке.
— Финансовой возможности? — спрашивал мой сын без тени улыбки.
— Алекс, ёлы-палы! Временной возможности! И это наше с Романной дело, не твое!
— Мне было бы неприятно, если бы у меня забрали сестру. Элис, конечно, прибить временами хотелось. И вообще нахрена ты ее родила… Но если уж родила, то как жить в разных домах? Мам, ты в своем уме?
— Они будут встречаться… — стирала я зубы в порошок.
— Мам, ты не поняла. Ты на нее ребенка переписываешь, скажи, каким образом? Мирра все-таки паралигал. Такой опции у тебя просто нет.
— А я и не собиралась переписывать на нее ребенка…
— Тогда что вы делаете?
— Слушай, Алекс, займись собой! Это мой ребенок, не твой!
— Мама, а что ты орешь?
Я опешила — да, орала, да, сказала то, о чем Алекс и говорил. Мой ребенок. Маша — мой ребенок.
— Извини, мы сами разберемся… — махнула я рукой и теперь держалась за столешницу уже двумя руками.
— Алекс, твоя мама очень устала, — подал голос Андрей. Не очень громко, не очень твердо.
— Я вижу… — ответил наш сын спокойно.
И первое, о чем они как бы поговорили, была я… Я — это единственное связующее звено между ними.
— Мне лучше потом как-нибудь прийти. Машину можешь взять без проблем.
— Я подумаю, спасибо, — ответил Андрей все так же тихо.
— Ладно… — не уходил Алекс. — Точно ничего не надо? В магазин или куда… Чего-нибудь передвинуть?
Он уже все тут подвинул — особенно нас, к стенке. Или вообще в угол поставил. Или загнал — в тупик.
— Точно ничего?
— Алекс, хочешь чаю? — не выдержала я. — Ты ел?
В ответ он пожал плечами.
— Ты ж не еврейская мама. Чего сразу кормить… И не украинская. Меня проверяли каждое утро, обнюхивали и облизывали. В это собачье царство нельзя отдавать маленького ребенка. И извини, мама, я очень люблю Романну, но она чокнутая.
— Нельзя так говорить
про свою крестную мать.— Я знаю. Я же первым делом сказал, что люблю ее, а потом только правду. Ну? — стоял он за спинкой стула и раскачивал его.
— Я не готова заботиться о больном ребенке.
— А она готова?
— Она сказала, что да.
— Мам, она чокнутая…
— Алекс, прекрати! Я никогда ничего не говорила про твою Мирру!
— Так скажи…
— Не скажу. Потому что ты ее любишь такой, какая она есть. И ты ничего не говори про Романну, потому что ее люблю я, ясно? Ты делаешь мне больно, чего тут непонятного!
— Я не хотел сделать тебе больно, мам. Я просто должен был тебе сказать…
— Сказал? Успокоился? И больше ты свое мнение не высказываешь, понял?
— Меня заткнули, понял. Все, как всегда, ты самая умная, мам.
— Не смей со мной в таком тоне разговаривать!
— Да что я такого сказал?
— Тебе сказали замолчать? Вот и замолчи! — подал голос Андрей, еще и повысил его.
— Да пошли вы оба! — я шарахнула ладонью по столешнице.
Знала, что будет больно — специально стремилась причинить себе боль физическую, потому что от душевной меня уже наизнанку вывернуло. Все нутро свое показала — довольны, мальчики? Что млад, что стар! Одного поля ягоды. Яблоко от яблоньки… От осины не родятся апельсины.
Я схватила из вазочки апельсин и швырнула им в Алекса — он его поймал, уж в баскетбол тут каждый мальчишка играет. Теперь я терла здоровой рукой больную.
— Я ухожу, — швырнул он апельсин отцу, но Андрей не поймал.
Нагнулся и поднял фрукт, но к тому времени, Алекс ускакал вниз по лестнице к входной двери. Как я буду с маленькими девочками вверх-вниз ходить? И, елки зеленые, мне нужно тут ворота везде поставить…
— Зачем ты с ним так говорила? Из-за меня? — Андрей прошел мимо, чтобы вернуть апельсин в вазочку.
Я не ответила, жевала язык, но не сопли.
— Я должен был соврать?
— А ты сказал правду, да? Твою правду? Мы вместе только в твоих мечтах!
— Так дай помечтать…
Он схватил меня за плечи. Именно, что схватил — стиснул, но не встряхнул.
— Ты так спятишь, Марин, — стал тереться он ладонями о мои плечи. — Нельзя так… Мы вместе. Вместе со всем справимся. Шаг за шагом.
— Сейчас надо разбудить детей, вымыть их после самолета, накормить… — загибала я мысленно пальцы. — Потом как-нибудь уложить спать. И самим лечь. Встанем с рассветом, если повезет. Или же намного раньше.
— Все это мелочи. У тебя замечательный сын…
Я замерла под его взглядом, но всего на пару секунд.
— А все говно в нем от тебя.
— Согласен.
— Почему вы не поговорили? — спросила с вызовом.
— Потому что… Потому что мужики не говорят друг с другом. Они вместе что-то делают. И я очень надеюсь, что у нас появится с ним в скором будущем какой-нибудь общий проект. С тобой уже появился — спит в машине и ждет, когда мама перестанет ругаться со всем светом.
— Только с тобой.