Жена чародея

— Смелая женщина, — сказал он. — И не нравится мне шнырять по городу. И женщин убивать тоже не нравится.

— Она была не женщиной, а ведьмой. А нравится тебе или не нравится, на это всем наплевать.

Хаик Ульф едва хрипел, но это не мешало ему заботиться о поддержании дисциплины.

— Ну и чего мы этим добились?

— Мы показали приверженцам Фал-Грижни, на какую судьбу они вправе рассчитывать. А кое-кому из надменных колдунов мы напомнили о том, кто по-настоящему правит в этом городе.

— Так ты полагаешь, что надменный колдун сумеет вычислить имена убийц?

Ульф в ответ разразился страшной бранью. И убийцы поспешили удалиться, оставив на мостовой два трупа.

В разгар утра Верран почувствовала резкую перемену царящей во дворце Грижни атмосферы. Воздух был заряжен такой энергией, что на голове у нее зашевелились волосы, а по спине побежали мурашки. При других обстоятельствах она решила бы, что собирается гроза, но сейчас на небе не было ни облачка. А во дворце царило даже большее безмолвие, чем обычно. Верран поднялась с места, сама не заметив, как уронила с колен шитье. Вроде бы все вокруг было в полном порядке, но у нее появилась гусиная кожа, а ощущение, будто что-то происходит, только усилилось. Поколебавшись минуту, она отправилась на розыски мужа.

Фал-Грижни был у себя в библиотеке. На столе перед ним лежала какая-то рукопись, но он не обращал на нее внимания. Его взор был устремлен в… пустоту. Верран в недоумении уставилась на мужа. А когда вошла в комнату, ее тревога сменилась подлинным страхом. Здесь все та же таинственная энергия ощущалась еще сильнее, гораздо сильнее. Во рту у нее сразу пересохло, но тем не менее она нашла в себе силы сказать:

— Что-то стряслось. Но что?

Грижни повернулся к ней.

— Избранные шлют мне сообщение. И, судя по выбранному ими способу, речь идет о чем-то чрезвычайном.

— В воздухе что-то не так.

— Это Познание. Не бойся.

— А где сообщение?

— Следи.

Верран так и поступила. Хмурый взгляд ее мужа вновь устремился в пустоту. И вот в центре библиотеки появилось легкое свечение. Прошло несколько секунд — и этот свет разгорелся. Свечение изменило окраску и превратилось в красный туман. Туман сгустился, съежился и приобрел форму огненных демонов в трех измерениях, которые плыли на уровне глаз, словно были рождены силой зрительного воображения.

Огненные символы ничего не говорили Верран и она с удивлением и смущением посмотрела на мужа. Фал-Грижни конечно же с легкостью прочитал сообщение, но после этого лицо его пугающе изменилось. Верран коротко вздохнула. Как правило, невозмутимое лицо Фал-Грижни сейчас исказила гримаса страдания и невыносимой боли. Только страшный и совершенно неожиданный удар мог бы повергнуть его в такое смятение. Верран протянула к нему руку, но он этого не заметил.

— В чем дело? — спросила она.

Грижни безмолвствовал. Глаза его следили за сообщением, пока огненные символы не растаяли. — В чем дело? — повторила Верран.

Наконец он ответил ей.

— Гереза Вей-Ненневей умерла.

— Умерла? — Верран пришла в полнейшее замешательство. — Но ведь она ужинала у нас прошлым вечером и была в полном здравии? Что с ней случилось? Сердце?

— Ее убили, — без всякого выражения ответил маг. — Задушили.

— Задушили! — Верран побелела как мел. — Но… почему? И кто? Воры?

— Воры… те воры, что крадут у нас жизнь. Герезу убили враги — точно так же, как Рева Беддефа.

— Что за враги, милорд?

— Когда я найду ответ на этот вопрос, ее смерть будет отомщена.

— Но мадам Ненневей была столь могущественна. Великий маг, да и женщина замечательная. Кому бы пришло в голову с нею расправиться?

— Вопрос о том, замечательная она женщина или нет, не имеет значения, мадам. Что же касается ее могущества в рамках Познания, то оно вовсе не делало неуязвимой. А уж ее «замечательность» — еще менее. Даже самого могущественного мага можно застигнуть врасплох, и уж тут ему даже Познание не поможет. Тело чародея, как и тело любого другого человека, подвержено и, значит, может быть подвергнуто воздействию стали, огня или веревки.

Верран пристально посмотрела на мужа, взволнованная беспредельной горечью его слов.

— Но почему кто-то решил убить мадам Ненневей? По какой причине?

Фал-Грижни понадобилось определенное время, чтобы собраться с мыслями для ответа, и заговорил он с некоторым трудом, тщательно подбирая слова:

— Гереза Вей-Ненневей была моей политической союзницей, равно как и личным другом. И то, и другое было неосторожно с ее стороны — и эта двойная неосторожность привлекла к ней внимание моих врагов и в конечном счете привела ее к смерти. Те же причины привели к гибели и Рева Беддефа. Дружба со мной приносит гибель невинным людям. Смертельный исход практически гарантирован.

— Это не так! Вы не должны так думать.

— Увы, это так. Связь прослеживается однозначно. И не следует ли вам, мадам, подумать о собственной безопасности?

— Нет! — отчаянно выкрикнула Верран, не сомневаясь в том, что он вновь заговорит о необходимости отправить ее в одно из своих поместий. — Мой дорогой лорд, в том, что убили ваших друзей, вы не виноваты. Более того, можно сказать, что они погибли за дело, которое считали необходимым и праведным. И наверняка вы не дали бы им при жизни совета вести себя как-то иначе. Вы ведь и сами поступаете точно так же.

— Вот как?.. Но даже если так, то это не всегда мой осознанный выбор. Такова, мадам, моя натура, о чем вы, к счастью, ничего не знаете. И надеюсь, никогда не узнаете. В последнее время, так или иначе, нарастающий гнев заставил меня выйти за определенные рамки. И я чувствую, что в этом смысле не дошел еще до конца. Но уж если дойду — то горе Ланти-Юму и горе всему Далиону! Потому что у меня есть сила и желание расправиться со своими врагами и их приверженцами так, что наш остров никогда не оправится от полученных ран. А расправлюсь я не только со своими врагами, но и с их потомками.

— С потомками? — Эта фраза повергла ее в трепет. — Но в этом случае вы уничтожите ни в чем не повинных людей!

Грижни едва заметно кивнул.

— Лорд, мне понятны ваш гнев и ваша печаль. Но если вы покараете не только виноватых, но и ни в чем не повинных, то вы сами ступите на тропу зла. Из этого ничего хорошего не выйдет — ни для вас, ни для всех остальных.

— Не печальтесь заранее, мадам. Я умею владеть своими чувствами. Лишь если что-нибудь случится с вами или с нашим ребенком, я, возможно, утрачу контроль над собой.