Жена чародея

Глава 14

— Ваша светлость Валледж, я больше не могу! Мне жаль, что вы будете вынуждены пересмотреть свое доброе отношение ко мне, но тут уж ничего не поделаешь. Все кончено.

— Это вы и пришли объявить мне, Бренн? Да будет вам, будет! Не стойте с таким убитым видом, не то я и сам расстроюсь. А я меж тем не сомневаюсь, что нам с вами вдвоем удастся найти то или иное решение проблемы.

Глесс-Валледж и Уэйт-Базеф уселись в кресла в роскошной гостиной дома Валледжей. Все здесь производило художественно утонченное впечатление. Целая стена представляла собой сплошную прозрачную стеклянную панель гигантских размеров, которую ни за что нельзя было бы изготовить, не прибегая к помощи Познания. Сквозь стеклянную стену открывался вид на канал Лурейс и на все великолепие высящихся на его берегу дворцов. Другие, изогнутой формы, стены были искусно расписаны иноземными художниками, которые нанесли на них подлинный городской пейзаж Ланти-Юма, создав тем самым воистину непревзойденную иллюзию. Эта иллюзия приводила гостя — в данном случае, Бренна Уэйт-Базефа — в изрядное смущение, но именно такого эффекта и добивался хозяин дома.

Глесс-Валледж был в голубом бархате, потому что позже в этот же день ему предстояло пообедать с самим герцогом. Вид у него был, как всегда, безупречно элегантный, причем элегантность достигалась без видимых усилий. Бренн Уэйт-Базеф в мятом черном плаще и с нервным выражением беспомощности на лице особенно проигрывал в сравнении с ослепительным Валледжем.

— У этой проблемы не имеется решения, ваша светлость. Я не могу более шпионить ради вас за Фал-Грижни…

— Ради меня? Нет, Бренн. Ради всего Ланти-Юма. Мне казалось, что цели у нас с вами общие, а свобода и безопасность города-государства входят в их число.

— Поначалу и мне так казалось, но сейчас я уже не вполне уверен.

Валледж терпеливо вздохнул.

— Мы с вами все это уже обсуждали. И что же заставило вас снова переменить свое мнение? Или вы так трепещете перед всемогущим Грижни?

— Ничуть. Но выдав себя за его приверженца в ходе совещания Избранных и пристально пронаблюдав за ним на протяжении нескольких последних недель, я начинаю подозревать, что его характер и намерения являются куда менее злокозненными, чем вы мне это успели внушить.

— Значит, он, воспользовавшись вашей неискушенностью, просто-напросто обвел вас вокруг пальца.

— Мне так не кажется, — угрюмо заметил Бренн.

— Понятно. А как ваша тревога за судьбу леди Грижни? Или и эта женщина тоже стала вам теперь безразлична?

— Отнюдь. Но, так или иначе, она его жена, а опасностей, которые я себе навоображал, на самом деле, пожалуй, не существует.

— Не исключено, что они существуют. — Эти слова не произвели на Базефа должного впечатления, и Валледж, насупившись, продолжал: — Ну, а как быть с вашей благодарностью по отношению ко мне? Вы упустили это из виду или предпочитаете накрепко обо всем забыть?

— Я не забываю о своих долгах и не упускаю их из виду. Я благодарен вам за оказанную помощь. Но моя благодарность больше не может торжествовать над совестью. Шпиона из меня не получится, я не хочу бесчестить себя и впредь.

Говорил он несколько мелодраматично, однако с полной серьезностью.

— Это огорчает меня, Бренн. Более того, это глубоко меня ранит. Подумать только, что вы подозреваете меня в подстрекательстве к бесчестным поступкам! Ваш взгляд сейчас настолько затуманен, что вы не видите: то, чего я от вас жду, представляет собой акт высокого и самозабвенного патриотизма.

— Я бессилен исправить собственный взгляд, ваша светлость. Лицемерие и притворство, к которым я вынужден прибегать, вызывают у меня самого глубочайшее отвращение, и я решил с этим раз и навсегда покончить.

— И что же, друг мой, никакие доводы не способны переубедить вас?

— Никакие. Полагаю, дальнейший разговор лишен смысла.

— Может быть, вы и правы.

Валледж произнес это непринужденно, без тени огорчения или злобы.

Бренн удивленно посмотрел на него. Он ожидал от хозяина дома вспышки гнева, обвинений, попреков. Но тонкое интеллигентное лицо его наставника оставалось невозмутимым.

— Мне невыносима даже мысль о том, чтобы обременять муками совести своего молодого идеалистически настроенного коллегу, — самым сердечным тоном продолжил Валледж. — Поэтому я приготовил для вас кое-что, способное успокоить и самую чувствительную совесть. Я с некоторых пор уже заметил ваше беспокойство, поэтому и позволил себе найти для вас окончательное доказательство с тем, чтобы вы раз и навсегда оставили все сомнения.

— Доказательство? Чего — и какого рода?

— Пойдемте. Вы сами увидите. Это в соседней комнате.

— Ваша светлость… — Бренн изумился и растерялся. — Я не хочу понапрасну отнимать у вас драгоценное время. Никакие доказательства не способны изменить моего решения…

— Ну прошу вас. Выполните мою просьбу, а уж потом принимайте окончательное решение. И не беспокойтесь о моем времени. Я не считаю часы, потраченные на моих молодых друзей, прожитыми впустую. Пойдемте.

Пожав плечами, Бренн следом за Валледжем вышел из гостиной, прошел по коридору, изубранному фиолетового цвета каменьями, и наконец очутился у весьма неприметной двери. Валледж открыл эту дверь.

— Сюда, — сказал он.

Бренн сделал шаг вперед и замер на пороге.

— Я не вижу… — начал было он.

Сильный толчок в спину — и он очутился в комнате. Сразу же за ним захлопнулась дверь, и он услышал, как в замке поворачивается ключ. Обернувшись лицом к двери, Бренн яростно закричал:

— Валледж, какого черта вы себе позволяете? Что это за шутки?

— У вас нет причины для беспокойства, Бренн, — послышался через дверь хорошо модулированный голос. — Я не собираюсь причинять вам вреда.

— Немедленно откройте!

Бренн толкнул дверь, но конечно же безуспешно.

— Всему свое время, Бренн.

— Откройте немедленно! — Ответа не последовало. — Вы совершаете серьезную ошибку, Валледж. Должно быть, вы просто рехнулись, если полагаете, будто такое может сойти вам с рук!

— Вы рассержены и взволнованы, друг мой, и это вполне понятно. Через какое-то время вы успокоитесь, начнете смотреть на вещи трезвее и тогда поймете, что я действую в ваших собственных интересах.

— Но чего вы добиваетесь? Чего вы от меня хотите?

— Чего я от вас хочу? Хочу вашей дружбы, хочу вашей преданности, Бренн. Да ведь я и с самого начала хотел исключительно этого!

— Если вы надеетесь продержать меня под замком до тех пор, пока я не соглашусь на ваши условия, то вам скоро придется узнать, как сильно вы ошибаетесь!

Бренну и впрямь казалось, что отпереть запертую дверь — дело элементарное. Какой замок устоит перед Познанием мага из ордена Избранных? Молодой человек сложил руки на груди и, сосредоточившись, уставился на дверь. Медальон, который он носил на шее, бывший его излюбленным и наиболее часто употребляемым орудием Познания, начал светиться. Сперва едва заметно, потом со всевозрастающей яркостью. И когда металлический медальон засверкал, как зеркало, на которое падает солнечный луч, Бренн заговорил тихим голосом. Несколько мгновений Бренн держался спокойно и самоуверенно. Но тут, совершенно неожиданно, медальон вспыхнул, словно взорвавшись, у него на груди, а затем погас. Молодой человек вскрикнул от ярости. Он схватился за голову, словно недавний взрыв продолжался у него в мозгу, прошел по комнате, шатаясь как пьяный, и наконец опустился на пол.