Жена чужого мужа. Счастье взаймы

Не задерживаясь дольше необходимого, выхожу и вытершись полотенцем, надеваю свой шелковый халат, висящий на крючке еще с утра, а потом сушу волосы феном. К тому времени, как дело сделано, я совершенно спокойна. Не в тревожном смысле спокойна, как запершая эмоции внутри женщина, которой часто становилась в прошлом, а просто как человек, принявший для себя решение и не нуждающийся в дальнейшем обдумывании. Все просто, когда внутри есть уверенность и желание. Я знаю, чего хочу. Мне плевать, что подумает по этому поводу мой психолог или Лиза. Даже плевать, что подумает Булат. Потому что после всего, через что я прошла, я имею право хоть раз сделать то, чего хочется именно мне, правильно это или нет, хорошо или плохо. Я просто сделаю то, что принесет мне счастье. На своих условиях. Но сначала отдохну.

Выйдя из ванной, проверяю радионяню, которая стоит на прикроватной тумбочке круглосуточно, и взобравшись на высокую кровать, скольжу под одеяло, позволяя мягкому кокону окутать себя. Мне не составляет труда заснуть, потому что меня не мучает обида или гнев. Я впервые за долгое время просто стопроцентно счастлива.

Глава 27

Я просыпаюсь от внутренней тревоги, которая кричит о том, что я проспала. Резко сев в кровати, смотрю на часы и увидев, что уже одиннадцать ночи, вспоминаю о львенке, паникуя, что не услышала радионяню. Вскочив с кровати, я несусь в детскую, но кроватка пуста. Значит, Булат его взял, других вариантов нет. Фух!

Поправив свой халат и собрав волосы в хвост, я иду в гостиную, где обнаруживаю мужчин за просмотром телевизора. Булат лежит на ковре, опершись головой о подушку с дивана, а малыш полусидит на его животе и с энтузиазмом грызет одну из своих игрушек. Его рыжие волосы очаровательно растрепаны, а щечки налились румянцем.

– Привет, – тихо говорю я, давая знать о своем присутствии.

– Эй, ты проснулась, – улыбается Булат, поднимая на меня взгляд.

Я подхожу к ним и подхватываю на руки радостно дрыгающегося сыночка, утыкаясь губами в его щечку. Мой рыжик пахнет молочком, наверное, Булат его кормил, но я все равно спрашиваю, получая утвердительный ответ.

– Ты остался, – говорю я, с удобством устраиваясь на кресле с Асадом на руках.

– Не уйду, пока не прогонишь, – выжидающе смотрит на меня Тагиров.

– Я не думала, что так крепко усну. Хотела просто подремать, чтобы привести голову в порядок. Спасибо, что присмотрел за ребенком. Ты мог бы уйти, а не ждать, пока…

– Так, Вита, стоп! – хмурится мужчина. – Что ты сейчас делаешь, а?

– Ничего, я просто пытаюсь быть вежливой… – растерянно говорю я.

На его лице отражается досада.

– Еще одна вещь, которая изменилась между нами, – вздыхает Булат. – Ты так нелепо вежлива лишь с теми людьми, которых мало знаешь или которых предпочитаешь держать на расстоянии. Ты не должна благодарить меня за то, что я позаботился о собственном сыне, Вита. Сказать честно, даже когда ты ругала и кричала на меня, было как-то легче. Не делай так, пожалуйста. Не отгораживайся…

Черт, он слишком хорошо меня знает! Мне неловко от того, как откровенно я высказала свои чувства ранее. Моя гордость лежит где-то на дне и я инстинктивно пытаюсь перейти к формальному общению, которое не требует никаких эмоциональных высеров.

– Я не знаю, как с тобой общаться, когда между нами нет конфликта, – прибегаю к честности.

Он, кажется, испытывает облегчение после моих слов. Встав с пола, Булат садится на край журнального столика, лицом ко мне. Наши колени слегка соприкасаются друг с другом, а его глаза прямо напротив моих. Я чувствую легкую панику внутри от такой близости, от открытости, но заставляю себя не убегать от него снова. Мы должны решить все здесь и сейчас, чтобы двигаться дальше. Я люблю его, действительно люблю. И жить без него все еще больно.

Львенок, видимо, находит ситуацию интересной, потому что, бросив своего силиконового зверя на пол, он тянет ручки к отцу, пытаясь перелезть обратно к нему. Булат переводит на него взгляд и с улыбкой подхватывает непоседливого малыша, щипая его за складочку на толстеньком животике, отчего Асад весело хихикает, вызывая улыбку и у меня.

– Как давно он проснулся? – спрашиваю я.

– Два часа назад, – отвечает Булат, позволяя львенку подпрыгивать на своих бедрах.

– У нас немного сбился режим, но к полуночи он, наверное, уснет, – вздыхаю я. – Пойдем на кухню. Я приготовлю чай, заодно и поговорим. У меня остались пирожные в холодильнике.

Тагиров с готовностью идет за мной и сев за стол, устраивает малыша на столешнице, давая ему чистую ложку для отвлечения внимания от вазы, пока я ставлю чайник и достаю пирожные, которые принесла Лиза, из холодильника.

– Я хочу, чтобы ты переехал к нам, – говорю я между делом, потому что вести этот разговор лицом к лицу куда тяжелее, а так, я даже не вижу его реакции. – Пока в гостевую спальню.

– Хорошо, – без заминки соглашается мужчина.

– Я не знаю, что с тобой делать, Булат, – продолжаю говорить, пока не растеряла свою храбрость. – Мы не можем просто вернуться к своим прежним отношениям. Мы оба изменились с тех пор и я не чувствую, что могу доверять тебе. Я тебя, кажется, и не знаю вовсе, поэтому мне нужно время, чтобы пожить рядом и понять, чего я хочу от тебя и от отношений с тобой в целом.

– Никакого секса, я понял, – говорит он и это заставляет меня, наконец, посмотреть на него.

Булат выглядит веселым. Нет, не так. Он выглядит как человек, у которого гора упала с плеч. Расслабленным. Счастливым – вот это слово! Булат выглядит счастливым. И это кажется странным, учитывая, что я отказала ему в близости, а он при каждом удобном случае пытался прикоснуться ко мне, поцеловать, вернуться к тому бешенному сексу, который связывал нас в прошлом.

– Это значит, что и с другими у тебя его быть не может, – вспоминая о его красотке-няне, хмурюсь я. – И уволь няню.

– Я никогда не изменял тебе, Вита, и впредь не собираюсь, – помрачнев, чеканит он. – С этой няней я тоже не спал, если тебе интересно, но я ее уволю, раз она тебе не нравится.

– Не нравится, – подтверждаю я, чувствуя облегчение. – И вовсе не из-за тебя, не думай, что я что-то надумываю о вас. Я и так собиралась с тобой этот вопрос обсудить, потому что у Асада появляется сыпь каждый раз, когда он возвращается от тебя.

– Сыпь? – хмурится он, глядя на веселого ребенка в своих руках с большим беспокойством, чем эта проблема требует, что я нахожу очень милым. Все-таки, несмотря на его слова и первоначальные сомнения, в которых он признался, Булат действительно заботливый отец. – Вот ведь ленивая су… Черт! Это может быть от того, что она подтирала его салфетками, вместо мытья? А еще заверяла меня, что это нормально, тупая су… корова! – во второй раз осекается он, бросив взгляд на сына.

– Вполне возможно, – вздыхаю я. – Если она делала так постоянно. У Асада чувствительная кожа, так что я даже подгузниками не всегда пользуюсь, хоть это и добавляет хлопот со стиркой. И контролируй себя лучше в плане ругательств, Булат. Лучше вообще замени маты на что-то нейтральное, так будет легче. Я не хочу, чтобы у львенка был лексикон подзаборного пьяницы, а ты слишком любишь выражать эмоции через старый добрый русский мат.

– Я постараюсь, – ворчит он. – И няню уволю, к черту ее! Некомпетентная дрянь!