Жена для чародея
Шрифт:
– Цезарь, Брут, Пендрагон, лежать!
– Собаки немедленно отскочили от Медлин и улеглись. Анатоль, открыв входную дверь, крикнул:
– Вон отсюда!
Медлин не сразу поняла, к кому относится приказ - к собакам или, может быть, к ней, но, когда гончие с поджатыми хвостами скользнули мимо Анатоля, она решилась возразить:
– Прошу вас, не надо их выгонять из-за меня. Она подумала, что из всех, кого она здесь встретила, лишь эти три собаки проявили приветливость и дружелюбие. Но Анатоль, глядя на гончих, словно на предателей, выпроводил их из кабинета и захлопнул дверь.
Потом он обернулся к Медлин, и они долго в
– Я, пожалуй, тоже пойду, - пробормотал он.
– О нет!
– воскликнула Медлин, напуганная перспективой остаться с Анатолем с глазу на глаз.
– То есть я хотела сказать… неужели вы так скоро нас покинете?
Фитцледж меланхолически улыбнулся.
– Я вам больше не нужен, дитя мое.
– Да уж, вы свое дело сделали, - пробормотал, себе под нос Анатоль.
– А мистер Сентледж должен очень многое вам сказать, - продолжал Фитцледж, бросив сердитый взгляд на Анатоля, и ободряюще сжал руку Медлин.
– Скоро мы снова с вами увидимся. Мистер Сентледж решил окончательно скрепить свой брак завтра же в нашей приходской церкви.
– А-а, - протянула Медлин с вялой улыбкой.
– Это звучит очень… обнадеживающе.
До этого мгновения она и сама не отдавала себе отчета, как сильно надеялась, что путь к отступлению останется открыт, надеялась, что Фитцледжу не удастся уговорить Анатоля. Конечно, было бы весьма унизительно вернуться домой в качестве отвергнутой невесты, но…
«Будь же разумной, - увещевала себя Медлин, - клятвы принесены, обещания даны, а деньги потрачены».
– Если вы считаете, что завтра - это чересчур рано… - начал Анатоль.
– Нет-нет, завтрашний день подходит как нельзя лучше, - пробормотала Медлин, опустив голову.
– Что ж, тогда я оставлю вас, чтобы вы могли получше познакомиться.
– Фитцледж церемонно поднес руку Медлин к губам и шепнул ей на ухо: - Мужайтесь, дитя мое. Все будет хорошо.
«Как бы не так», - с сомнением подумала Медлин. Бог весть почему, но чувство, что священник обманул ее доверие, до сих пор не угасло. Однако, когда тот раскланялся с Анатолем и направился к двери, ей захотелось броситься вслед и вцепиться ему в полу редингота. А когда дверь за стариком закрылась, Медлин показалось, что она только что рассталась с лучшим другом.
Снова воцарилось неловкое молчание. Наконец Анатоль неопределенно махнул рукой.
– Прошу садиться.
Это прозвучало скорее уж приказом, а не приглашением. Медлин огляделась по сторонам. За ее спиной стояло кресло с прекрасной гобеленовой обивкой, только один из когтей на львиной лапе был сломан. Очевидно, по этой причине Анатоль и подложил под ножку кресла толстый том Мильтона.
В голове у Медлин прозвучала фраза Фитцледжа, произнесенная им еще в Лондоне: «Он пользуется книгами».
Медлин вздохнула:
– Нет, благодарю вас. Я, пожалуй, постою.
– Как угодно.
– Анатоль стал расхаживать перед камином, озабоченный и сумрачный.
Медлин прижалась к стене, стараясь держаться от него как можно дальше. Это было все равно, что оказаться запертой в клетке с опасным хищником. Хотя кабинет был весьма просторен, он казался слишком тесным для Анатоля с его телесной мощью и бьющей через край темной внутренней силой. Он должен был мчаться по пустошам на своем храпящем вороном жеребце - плоть от плоти этих мрачных болот, отвесных скал,
бушующего моря… словом, это необузданное существо никак не могло обладать нежной и возвышенной душой, способной навеки слиться с душой Медлин Бертон.– Сожалею, что прервала вашу беседу с преподобным Фитцледжем, - произнесла Медлин.
– Я старалась быть терпеливой, но моя кузина и горничная все еще вынуждены сидеть в каретах, а кучера хотят знать, можно ли распрягать лошадей.
– Что? Лошади до сих пор стоят на ветру?
– По-видимому, это обстоятельство всерьез обеспокоило Анатоля.
– Прошу меня простить. Я сейчас же дам распоряжения Тригхорну, чтобы о них позаботились.
– Благодарю вас. Но моя кузина…
– А что с ней такое?
– Она до сих пор не может прийти в себя от вашего… приветствия.
– Проклятие! Я ведь не изнасиловал ее, а всего-навсего поцеловал.
От такой грубости Медлин покраснела до корней волос. Анатоль нетерпеливо взмахнул рукой.
– Пусть ее проводят в одну из спален.
– Боюсь, мне не удастся уговорить Хэриетт даже ступить в дом, не говоря уже о спальне. Она боится вас, сэр, и просит, чтобы ее отправили обратно в Лондон.
– Так пусть едет, - резко ответил Анатоль. Медлин сжала губы.
– И, наверное, вы думаете, что мне следовало бы поехать вместе с нею?
– Если будет угодно, - холодно бросил Анатоль.
– Верните потраченные мною деньги, и мы найдем способ расторгнуть брак.
Больше всего на свете Медлин хотелось швырнуть каждый пенни из этих денег в его самодовольную физиономию. В ее душе бушевала оскорбленная гордость, но она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, ответила:
– Я… я не могу вернуть ваших денег, милорд. Они истрачены.
– Что?
– Анатоль бросил на Медлин такой свирепый взгляд, что она невольно втянула голову в плечи и еще сильнее вжалась в стену.
– Как вы могли истратить такую огромную сумму за такое… Впрочем, неважно. Не трудитесь отвечать.
– Он с отвращением тряхнул головой.
– Мне следовало самому догадаться, еще когда я увидел, что вам понадобились две кареты. Полагаю, они обе доверху забиты дорогими тряпками.
В действительности вторая карета была нагружена гораздо более ценными для Медлин предметами - ее книгами. Деньги, полагающиеся ей по брачному контракту, весело и беспечно растранжирили ее родители. Но Медлин не пыталась разубедить Анатоля, хотя сама не понимала, что ее удерживало - стыд за семью или гордость.
Впрочем, это не имело никакого значения. Было ясно, что Анатоль проникся к ней презрением с самого первого взгляда. И теперь ничто не силах изменить его мнение о Медлин.
– Я сделаю все возможное, чтобы вернуть ваши деньги, милорд. Даже если мне для этого придется наняться в горничные.
– К черту эти разговоры о деньгах и об отъезде!
– прорычал Анатоль.
– Вы не хуже меня знаете, что никуда не уедете.
Медлин взглянула ему в глаза, и на миг ей показалось, что она смотрится в темное зеркало, где отражается лишь ее собственное отчаяние.
Еще несколько мгновений девушка боролась с собой, а потом благоразумно заметила:
– Я думаю, вы правы, сэр. Нам ничего не остается, как смириться с существующим положением вещей. Мы оба - пленники чести.
– Чести?
– Сардоническая усмешка тронула губы Анатоля.
– В жизни человека есть куда более могущественные силы, чем честь.