Жена для Главы Ковена
Шрифт:
– Что такое, что случилось? Болит, болит? Где болит? – она спешно стала оглядывать мага, который, кривясь от боли, тряс кистью левой руки
Большой палец мага на глазах наливался синевой и стремительно опухал.
Тася бережно взяла пострадавший палец, и стала на него дуть, приговаривая, как когда-то бабуля:
– У кошки заболи, у собачки заболи, а у лорда все пройди..
– Какой же я бред несу! – мысленно ужаснулась девушка, но непослушные губы гнули свое.
Как ни странно, ее причитания принесли нужный эффект.
Лорд жалобно проговорил, жалуясь,
– Чертов артефакт…
Чертов артефакт молчал, но дело свое знал туго. Спасибо деду Киото, не понаслышке, а исключительно на собственном опыте познавшему, что маг может впадать в неадекватное состояние при сочетании нескольких стрессовых факторов.
Кивали Сияющий перестал трясти рукой, и почувствовал, как к нему возвращается стабильность. Он ужаснулся, вспоминая свои недавние мысли и решения.
– А какой сильнейший источник! Нет, пожалуй, она сразу второй уровень покажет.
– Спасибо, дедуля! – очередной раз маг поблагодарил многоопытного и многомудрого предка.
Ну, дедуля… Теперь маг восхищенно зацокал языком. Предусмотреть возможность переполнения ведущего магического канала в случае, чего греха таить, истинной страсти!
Лорду было все еще больно, но мысль о том, что его страсть, его чувство к девушке – истинное, безмерно грела истомившееся сердце.
– Компресс надо, холодный! – строго сказала Тася, увидев, что маг пришел в себя.
Девушка сразу принялась действовать, забыв о своей недавней слабости. Она быстро оглядела комнаты, которые шли анфиладой, и кинулась сквозь них, глядя по сторонам. Как Тася и предполагала, ванная находилась прямо рядом со спальней.
– Мило тут, очень, – подумала она, не сдержав радостной улыбки. Девушка забежала в ванную, намочила холодной водой маленькое сиреневое полотенчико, да хорошенько отжала.
Бегом вернулась к лорду, который все еще баюкал укушенный бдительным кольцом палец. Кивали с готовностью протянул руку девушке. И вид имел при этом ну совершенного мальчишки, который набегался, наигрался и с синяками вернулся домой.
Тася бережно обертывала руку мага мокрым полотенцем, а тот смотрел на нее, не отрываясь. Он уже почти не чувствовал боли. Ведь на магах все заживает почти как на собаках.
А когда о тебе заботится такая девушка… такая необыкновенная…такая родная… – Кивали тихо млел, но больше не давал возможности своему желанию провести инициацию быстро, сегодня, прямо здесь и сейчас.
Все-таки нет ничего более результативного для приведения мага в чувство, чем определенное физическое воздействие. Как-то сразу прочищаются мозги, и быстро наступает трезвость, столь необходимая при общении с неинициированным магом.
Да и вообще при общении.
А что же с нежданными гостями мага? Неужели они до сих пор в бывшей комнате Таси? Да, они все еще там, наверху. В комнате, казалось, сгустились тучи и молнии уже были готовы нанести свой удар по ветреному лорду Ниоко.
Сети Лована сверкала очами, наступая на съежившегося под грозным взором Немезиды, ставшего в один
момент худеньким и невзрачным лорда Фемини-младшего. Маг пятился от разгневанной женщины, пока спина его не вжалась в стену.Все, дальше хода нет.
Женщина уперла руки и бока, и негромко, но с сильным напором сказала:
– Рассказывайте, милорд!
Лорд Ниоко тихо выдохнул, потихоньку выпрямился, глядя в глаза сети Лованы. Его Лави. Глаза, ее глаза остались такими же. Будто и не было этих двадцати пяти лет. Маг сглотнул, огладил неверными руками парадный камзол и спросил:
– О чем, Лави?
Пожилая женщина, услышав как он ее назвал, замерла. – Вот ты ж котяра, – даже восхитилась сети Лована. А на глаза опять набежала предательская слеза. И сердце забилось, и в груди стеснение появилось.
– Тьфу ты, прямо наваждение какое, – отругала она себя. И еще более грозно, но тихо, чтобы ни словечка не долетало до сына, который блаженствовал в ванной, прошептала:
– Про то, что батюшка ваш писывал. Про дар. Я ведь потом только узнала, потом поняла. И то, спасибо лорду Кивали, – при этих словах Ниоко перекосило очередной раз.
– Что ж ты, котяра высокородный, не знал, что к сыну-то дар твой перейдет? И какой, Сияющая Мать! Самый что ни есть поганый, – тут сети Лована всхлипнула, – Перемещений, чтоб ему и вовсе не проявляться!
Лорд, который, как мы помним, об этом в конце концов узнал, молчал, понурив обычно гордо задранную голову. Даже его все еще яркие, несмотря на седину, которой, кстати сказать, было не так уж и много, рыжие непослушными волосы поникли, и покорно лежали на плечах.
Послышался звук открываемой двери, и оба родителя отошли друг от друга на безопасное расстояние.
Из ванной вышел молодой, худой и веселый очередной лорд Ниоко. Его непослушные рыжие волосы торчали вихрами в разные стороны. Бороды, щедро обрамлявшей заросшее лицо, как не бывало. На мир радостно и невинно взирали глубоко посаженные синие глаза.
Сети Лована охнула, а лорд Ниоко опять прислонился к стенке, взирая на молодого самого себя, забыв и дышать
Локко был вылитый он в молодости. Даже и сейчас их можно было принять скорее не за отца с сыном, а за братьев-близнецов. Ну, с некоторой натяжкой.
И в груди лорда Фемини-младшего вдруг появилось глубоко ему не свойственное чувство. Чувство завершенности, законченности. Спокойствия, уверенности.
Он смотрел на своего сына, о котором старался не думать и забыть все эти годы. Да что там старался. Он и забыл.
– Это немыслимо, как на меня похож! – и Ниоко вдруг вздрогнул, представив широко раскрытые глаза матушки и тетушек, если бы они могли увидеть Локко. Однако род лордов Фемини угасал, и в живых была только одна престарелая тетушка, которая всякий раз при встрече смотрела на Ниоко укоряющим взором. Еще бы. Лорд всячески избегал женитьбы, мало беспокоясь о продлении рода.
А тут…
В его голове мигом промелькнули душераздирающие картины воссоединения семьи и представления в Совете сына как наследника! И лорд Ниоко в очередной раз кинулся с объятиями к молодому человеку: