Жена Эмина. Его наследник

Жить будешь, парень. Спасибо этой девочке скажи, она у меня умная.

Я схватился за передачу и медленно вырулил отсюда. Увидел и хватит. Дальше табу.

Иначе накроет снова.

А я только научился смотреть на нее без боли. На свободную. На улыбчивую. На чертовски радостную и живую. Интересно, какой он была в первый год?

Чем занималась, чем она дышала, пока я был в бездне и учился жить без нее? Для меня первый год прошел в тумане, слишком много дерьма пришлось разгребать почти в одиночку.

– Коля, «проводи» ее. Проследи, чтобы свет в доме зажегся и только потом уезжай. Машину не свети… твой Хаммер слишком выделяется.

– Я все сделаю. Вы же знаете, я жизнь готов отдать ради вас.

Ради «вас» означало ради нее.

Диана и есть моя жизнь.

Моя стоит копейки, ее дорого.

Я сцепил челюсти. Маленькая никогда ни с кем не говорила. Всегда шла одна или с подружками, но без чьих-либо подкатов. Я знал, с кем она общалась лучше всего – знал их фамилии и биографию, но сегодняшний случай выбил меня из колеи.

Я должен знать, что она по-прежнему свободна. Что она никого не любит. Хотя бы в промежутке от сессии от сессии.

Должен знать.

И что ты будешь делать, Эмин?

Разобьешь лицо очередному, кто посмотрит на твою девочку? На свою бывшую девочку.

Ты ведь даже не знаешь, с какого города ей приходится добираться до университета. Не знаешь где она живет и чем дышит. Замужем или нет – ничего не знаешь.

Ты живешь только в этой ее реальности: университет в северной столице и съемная квартира на время сессии. В этом промежутке у нее никого нет.

Ты знаешь только это.

Почему?

Потому что если узнаешь больше, то свихнешься.

От боли, что твоя девочка может любить кого-то еще. Так сильно, как никогда не любила тебя.

От ненависти к ней свихнешься – ведь она вполне смогла жить без тебя. Смогла дышать в то время, как ты до сих пор задыхаешься без нее. Она улыбается, а ты разучился это делать. Она смеется, а из твоего рта могут вырываться только звериные звуки.

В конце концов, если ты когда-нибудь узнаешь, в каком городе она дышит, ты непременно приедешь туда, чтобы она перестала это делать. Перестала дышать.

Однажды я уже сломал ее. Перекрыл кислород, испортил жизнь.

Сделал ей больно.

– Хозяин, вы слышите меня?

Я вдыхаю морозный воздух. Не заметил, как приехал на окраину города и вышел из машины в одной футболке.

Из салона шипела рация. Коля на связи.

– Докладывай, - велю я.

– Хозяин, она дома. Все безопасно.

Я содрогнулся от мороза, но продолжил стоять возле авто – пусть сердце вновь немного заледенеет. Так проще. Так безопаснее.

– А где она живет? – губы онемели, пока задавал этот вопрос

– Эмин Булатович, вы велели не говорить вам это даже под дулом пистолета.

– Какая часть Питера? Северная, южная?

Немного помедлив, Коля ответил:

– Северная часть, хозяин.

– Северная…

Моя северная девочка.

Когда-нибудь ты отпустишь меня. Когда в мой гроб будут заколачивать гвозди, я уверен, отпустишь. Горбатого ведь только могила исправит, правда? Горбатого от любви к тебе.

Я не могу без тебя дышать.

Говорить не могу.

Но все еще живу. И тебя не трогаю. Удивительно.

– Извините, но я больше ничего не скажу. Завтра у Дианы последний день сессии, после чего она покинет Санкт-Петербург.

Я закрыл глаза, тяжело дыша. Зубы прострелило от боли – слишком холодный воздух я вобрал в рот, чтобы успокоиться.

– Мне хреново, Коля. Хреново без нее.

– Хозяин, нам пора возвращаться в Волгоград. Ваши поездки в Санкт-Петербург могут вызвать подозрения, обстановка по-прежнему напряженная.

Будет лучше больше не возвращаться сюда.

Потому что сердце леденеет все больше, но и трещины от каждого приезда становятся глубже. Опаснее.

Я сел в машину и завел ее. Пора убираться. Ведь если плотина рухнет, девочку уже ничто не спасет. Ей ничего не поможет.

Я думал, стало легче. Оказывается, кроет по-прежнему – до боли адской. До стонов по ночам, до сгибаний в три погибели. До метаний на постели в поисках Дианы рядом.

Но каждый раз вместо живого тела я сжимал пустоту.

И больше не засыпал. Думал, мыслил, пока не отрубался вновь. И тогда все повторялось. По кругу.

– Я больше сюда не вернусь, Коля. До конца обучения ты будешь ее охранять. От дома до университета. И обратно.

– Будет сделано.

– И еще кое-что, Коля, - губы онемели от напряжения, - я хочу знать, если у нее кто-то появится.

– Запрещено, Эмин Булатович!

– Это последняя просьба. Вот увидишь, меня скоро отпустит. Мне уже легче, разве ты не видишь?

Глава 10

– Сдаем зачетки! Кто не сдаст – тот сам будет бегать в деканат!

Староста у нас была боевая и дважды повторять не любила.

Сентябрь подошел к концу, а вместе с ним – и сессия.

Предпоследний семестр я закрыла на отлично, как и все остальные сессии, ведь хлопот в виде неразделенной любви, как у половины группы, у меня не было, а из всех мужчин в голове был один Эльман.

Как бабушка справляется с внуком? Часто ли ссорятся старшие? Слышит ли их ругань маленький Эльман?

Это все, что волновало меня.

– Туманова, я долго буду ждать?

Староста материализовалась из ниоткуда, гневно нависая надо мной. Я задумалась и забыла отдать ей свою зачетку.

– Прости, пожалуйста, - улыбнулась я, - держи. И спасибо, что заботишься о нас.

Одногруппница кивнула, а я быстро покинула стены университета.

Эта сессия была тяжелой.

И совсем не в плане науки.

На груди отчего-то было тягостно. Я часто звонила домой и поэтому знала, что с Эльманом все хорошо. Справляются, в деньгах не нуждаются.

Тогда что это - плохое предчувствие или пережиток прошлого?

– Диана!

Я обернулась, за мной бежал Женя Фролов. Я мысленно застонала: что ему нужно на этот раз? Несмотря на возраст, Женя казался мне несмышленым малым. После Эмина иначе быть не могло.

– Я забыл, что тебя нет в соцсетях. Мы с группой решили отметить закрытие сессии, ты с нами?