Жена фабриканта. Том 2

–Ладно, я смолчал, все ее упреки стерпел. А мог рассказать… Ну, думаю, пускай лучше меня обвиняет, чем из-за этого дурака ещё больше сердце рвет. Петька ведь для неё как гнойный нарыв в душе. А я ещё раз убедился, нельзя делать добро, чтобы не получить зло. Вот и получил я от него. Как он у меня пять тысяч-то взял и не отдал, пропил. А ты говоришь – пожалей, опёку над ним оформи, мать от страданий освободи. Нет, пускай Петька сам несет свой крест. Мне его, как брата, конечно, жалко, все ж таки родная кровь. Но и нянчиться с ним до гробовой доски я не собираюсь. Каждый сам за себя. Никогда ему не прощу распутство и материны слезы, – зло скрипнул зубами Иван Кузьмич.

– Он очень болен, Иван, – тихо промолвила Ольга, –ты вспомни, в прошлый раз, когда я с ним говорила, он мне сказал, что хочет остановиться, а не может.

Хотя она активно защищала Петра, в глубине души не могла не признать правоту мужа и железную логику его слов.

– Такие, как он солгут – недорого возьмут. Вот и тебе он солгал, – холодно отрезал Ухтомцев. Бросил искоса взгляд на жену:

– Что молчишь? Неужели жалеешь?

Ольга грустно кивнула.

– Плакать хочется от твоих слов, – сказала с горечью.

– Так поплачь. Вот мать моя, не тебе чета, зубы сцепила и тащит. Кремень человек, не то что ты, – прищурившись, Ухтомцев смотрел на жену.

– А может нам всем миром на него навалиться? Тогда и удержим человека от погибели. Брат ведь он тебе родной. Ты вот суровый какой, твердый человек, любого под себя подстроишь и подомнёшь. Если бы поговорил с ним, может, он бы тебя послушал. А? – взволнованно спросила она.

Иван Кузьмич скептически усмехнулся, процедил сквозь зубы:

– Ещё раз узнаю, что ты за моей спиной с братом Петькой якшаешься, не поздоровится! Ты поняла, что я сказал?

Ей ничего не оставалось, как только согласно кивнуть. Заметив, что дочери, сидящие напротив них, заерзали и начали перешептываются, спросила:

– А вы о чем там шепчетесь? Расскажите.

– Да мама, это мы просто, – ответила Наташа.

– Устали, наверно?

Девочки отрицательно покачали головами.

– Хорошо. Скоро уже приедем. Соскучились по дому?

Те дружно закивали.

4

Колесо коляски попало в яму, и сидящие в ней пассажиры смешно подпрыгнули, девочки весело запищали, и всё их внимание переключилось на дорогу, по которой они проезжали. Сестры принялись оживленно осуждать, что они видели.

В это время их кучер повернул лошадь направо и оказался на узкой плохой дороге. Они проехали мимо заросшего тиной и ряской, дурно пахнущего застоявшегося пруда, в который с соседних дворов и улиц по земляным канавкам и желобам стекали канализационные нечистоты. Стойкий запах гниющего болота отравлял воздух. Но домашние и дикие утки и селезни радостно крякали, барахтаясь и плавая возле берега в буро-зеленой воде, весело золотящейся в лучах осеннего солнца.

Вдоль тротуара лепились деревянные дома с мезонинами, огороженные заборами, не всегда ровно державшимися. Из печных труб в небо вился белый дымок, за заборами слышались неторопливые разговоры людей, кудахтанье кур. Играли в траве и пыли босоногие ребятишки. На лавочках возле ворот грелись в лучах солнца, слезшие с печей старики и старушки. Прогрохотала, проехав по улице, водовозная телега, и вновь воцарилась пронизанная солнцем и пылью сонная тишина.

Экипажи выехали на площадь, миновали небольшую деревянную будочку городового, окруженную зеленым забором. Внутри такой будочки все было приспособлено для проживания человека: стояла печь, лавка и стол. Во дворе разбит небольшой огород, и висело на протянутой от забора до забора веревке сохнущее белье, бродили в песке куры с цыплятами. Но самого городового было не видно, наверно, спал внутри.

В Китай- городе движение стало ещё более оживленным: загромыхали железными шинами по неровным мостовым кабриолеты. Это была знакомая, как будто ещё средневековая торговая столица, с её неровными и короткими улицами, извилистыми коленчатыми переулками, разросшимися одичавшими садами, родниками, бьющими из-под камней в какой-нибудь рощице, и прудами. Но уже то там, то здесь становились заметны приметы стремительно наступающего нового времени. Камер – Коллежский вал интенсивно застраивался современными и красивыми зданиями из камня и стекла.

Но в центре этой новой капиталистической Москвы уже появились большие колониальные магазины, рестораны и кондитерские с красивыми выставками разных деликатесов. Великолепные зеркальные витрины ярко сверкая огнями, манили проходивших мимо зевак вызывающей роскошью.

В вечернее время центральные улицы освещались керосиновыми или газовыми фонарями. Но на окраинах, в глухих переулках всё ещё горели подслеповатые фонари, заправляемые конопляным маслом.

Промышленные предприятия города, нуждаясь для технических нужд в воде, строились вдоль берегов рек Москвы и Яузы. За Преображенской, Крестьянской, Калужской заставами, на Воробьевых горах также возникали рабочие слободки и кварталы.

Дворянской, чиновничьей стороной считалась та часть Москвы, которая простиралась от Москвы-реки до Малой Дмитровки и Каретного ряда, и находившимися на ней Остоженкой, Пречистенкой, Арбатом, Поварской, Большой и Малой Никитской. На улицах возвышались дворянские особняки, дворцы с колоннами и фронтонами в стиле ампир. Между ними попадались и дома поскромней, с антресолями и мезонинами, на которых красовались гербы с княжескими шапками и мантиями, с дворянскими коронами, рыцарскими шлемами и страусовыми перьями. Улицы Москвы тогда ещё не имели вида двух высоких , смотрящих друг на друга фасадов. Граничившие между собой владения усадеб с садами, были отделены друг от друга невысокими деревянными заборами. Ворота на которых почти ни у кого не запирались днём на засов и были открыты для проезда с улицы к парадному домашнему крыльцу.

Дом Ухтомцевых находился на правом берегу Москвы-реки на удице Малая Якиманка в Замоскворечье. Соседние с ними улицы: Пятницкая, Ордынка, Полянка и Якиманка с большим количеством переходов и переулков были застроены купеческими домами. В этой части города с давних пор царил патриархальный и строгий семейный уклад, который можно охарактеризовать очень выразительной чертой. Когда глава семейства – «сам» или «тятенька» возвращался домой из лавки, он требовал, чтобы вся семья собиралась на ужин под его председательством. Затем ворота тщательно запирались дворником на ключ и приносились «самому». Если же ловкий и сметливый купеческий сынок хотел закатиться на ночь кутить, ему приходилось пролезать под воротами, если это пространство от земли до нижнего края ворот по особому договору с дворником не было заложено доской, называвшейся «подворотней». Возвращение в родительский дом ранним утром совершалось тем же способом. ( Прим.1 стр. 388).

Двухэтажный каменный дом из фигурного светло-розового кирпича, с мезонином, в котором жили Ухтомцевы, окнами смотрел на Малую Якиманку, скромно прятался за каменным забором, раскидистыми яблонями и вишнями в тихом зеленом переулке.

За главным домом стоял ещё один флигель, на первом этаже которого располагалась контора, а на втором жилые комнаты, сдаваемые внаем приказчику Григорьеву с семьей.

Внутреннее расположение комнат в этой усадьбе было почти таким же, как в деревенском доме. На втором этаже правого крыла расположились три гостевые комнаты, за ними большая и малая гостиные. На первом этаже слева – комнаты для работников: управляющего и ключника Тимофея Сергеевича, бойкой девицы Ариши, горничной и стряпухи, и дворника Серафима.

Направо по коридору располагалась столовая, зимняя кухня, буфетная и кладовые.

Сами хозяева с детьми и француженка проживали на втором этаже.

Слева от комнаты Ольги Андреевны находилась горница девочек, рядом с ней – комната гувернантки, справа спальня и кабинет хозяина. Из всех окон в комнатах открывался замечательный вид на восточную окраину Москвы и Малую Якиманку, на сады, разросшиеся за каменными стенами и тесовыми заборами, куда с утра слетались стаями вороны и галки. Сквозь густую темную зелень кое-где видны были крыши и верхние этажи домов, круглые крыши летних беседок. А дальше как будто в небеса устремлялись золотые купола церквей, открывалась панорама из зданий, высоких каштанов и лип. Слева как на ладони – Кремль с башнями, соборами и дворцами. В праздники и царские дни слышалось, как палят с Тайницкой башни пушки, были видны клубы дыма. ( Прим.1 стр. 277)