Жена из прошлого
Шрифт:
— Вот так. Твое заявление уже где надо. Так что сегодня твой бывший муж будет ночевать в обезьяннике. Тебе его жалко?
— Нет, — трудно объяснить мои чувства, — просто меня пугает, в кого он превратился. Он все-таки отец Антона.
— Кстати об Антоне. Он звонил мне. Твои родители в панике. Ты же им так и не сообщила, что доехала.
— О боже! Как я могла забыть, — я представляю, что там дома творится, не удивлюсь, если мама уже подъезжает сюда. А если она поедет ко мне домой?
— Не переживай! Все нормально! — уверенно говорит Егор, видимо, прочитав панику в моих глазах. — Я их успокоил, даже с
Очень интересно.
— И как? Выдержал допрос с пристрастием? И что ты им вообще сказал?
— Напрасно переживаешь, у тебя прекрасная мама. Я сказал, что ты забыла зарядку, и телефон у тебя сдох. Правда, пришлось признаться, что ты заболела простудой, поэтому сейчас спишь и ответить не можешь.
— И что? Мама уже в пути?
— Она хотела, но я ее отговорил. Пообещал о тебе позаботиться, а она пусть с Антоном побудет. Так что я теперь еще и твоей маме слово дал, что в обиду тебя не дам. Придется отвечать.
— Понятно! Обложили меня со всех сторон. А откуда у Антона твой номер?
— А как же. Мы номерами обменялись еще в первый день. Мы же друзья! Пойдем на кухню. Покормлю тебя.
— Сначала я хочу принять душ.
— Хорошо. Чистые полотенца здесь, — показывает на шкаф с белыми дверцами. — Тебе что-то еще нужно?
— А фен у тебя есть?
— Не поверишь, есть. Сестра моя двоюродная приезжала летом, забыла, — достает из другого отдела шкафа фен. Розетка вот здесь.
— Спасибо.
— Жду тебя на кухне. Если что, зови!
После душа чувствую себя почти человеком. Выхожу из ванной, осматриваюсь. Квартира довольно большая, но уютная. Кухня совмещена с гостиной. Около окна стоит большой обеденный стол. Егор возится с тарелками, наливает суп, ставит на стол передо мной. Суп куриный, он такой ароматный, со свежей зеленью. У меня аж слюнки текут.
— Ты сам готовил?
— А что тебя удивляет? Я же говорил, что люблю готовить.
— Я думала шашлык — это твой потолок!
— Обижаешь! Я даже блинчики умею жарить, — он точно прикалывается надо мной.
— Ты же все время на работе, когда только научился?
— Ну, я не всегда занимался строительством. И потом был период, когда пришлось научиться, — грусть снова мелькает в его глазах. Видимо, это как-то связано с его женой. Поэтому не спрашиваю больше. При воспоминании о его жене следом вспоминается и Лариса. А от этого аппетит сразу портится.
— Ешь. Тебе надо восстанавливать силы.
— Что, боишься от мамы подзатыльник получить?
— Не знаю как от мамы, а вот подруга твоя обещала вечером зайти. Она, если помнишь, покушалась на более ценные части моего тела.
— Наташка? Она тоже звонила?
— Да. Надеюсь, она сменит гнев на милость.
— Наташка боевая. Ее жизнь такой сделала.
— Главное, что она за тебя горой. Я только поэтому все ее "похвалы" вытерпел.
— А что? Сильно хвалила?
— Я аж заслушался! И так не весело было, а после ее слов ощутил себя совсем конченным козлярой, — он не улыбается. Внимательно смотрит на меня, видимо, пытаясь понять, считаю я сейчас так же или изменила мнение. А я не знаю, что сказать. Решить ничего не могу. Поэтому отвожу глаза и перевожу тему:
— Как там Антон?
— Нормально. Домой ехать не хочет. Спрашивал, а можно в гипсе два
месяца ходить?— Понятно. На учебу совсем забить решил.
— А как мое заявление, которое я не писала, оказалось где надо?
— Ника! Ты же знаешь, в какой стране мы живем. Если бы ты сама пошла подавать заявление в отделение, у тебя его могли и не взять. И по фиг, что оно настоящее с твоей подписью. А если этот процесс толкнут нужные люди, то всем будет наплевать, сама ты писала что-то, или это кошка хвостом намахала.
У Егора звонит телефон.
— А вот, кстати, и они. Нужные люди.
Он отвечает на звонок, быстро перекидывается несколькими фразами, отключается.
— Это мой друг, Костян. Зайдет сейчас. Не хочешь пойти переодеться?
Я по-прежнему сижу в халате Егора, который мне явно велик. Вид у меня, только гостей встречать.
— А можно я посижу в спальне? Я плохо выгляжу, да и настроение не то.
— Нет. Не можно. Он не простит мне. Он очень хочет с тобой познакомиться. И выглядишь ты отлично. Особенно по сравнению с утром.
— Ага. Тогда мной можно было всех подряд пугать, а теперь слабонервных?
— Ну, он точно не слабонервный. Так что не переживай!
— А почему он так хочет познакомиться со мной?
— Не верит, что я, наконец, начал встречаться с живой девушкой.
— Так ты б ему Ларису показал, — не могу удержаться. Оказывается, я еще та стерва. Он хмурится.
— Ларису он и так знает. Причем, не удивлюсь, если еще ближе меня. Он вообще парень свободный и любвеобильный.
— Тоже кобель, короче.
— Тебе нравится обобщать?
— Не очень. А Ларису можно записать в вашу компанию, только в женском роде?
— Можешь записывать ее куда хочешь, только подальше от меня. Кстати, я ее уволил.
— За один день?
— За один час.
— И много у тебя там таких Ларис по офису ходит, или по всем твоим офисам? Если всех уволишь, работать некому будет! — он тяжело вздыхает.
— Ника. На работе я работаю. Там не место для интрижек. С Ларисой мы были знакомы еще до того, как я взял ее на работу. Так получилось. Это было единственное исключение, которое еще больше убедило меня в мысли, что на работе место только рабочим отношениям.
Раздается звонок в дверь. А я еще в халате.
Егор идет открывать, а я иду в спальню. "Как теперь верить тебе, Егор?" — спрашиваю сама у себя.
Глава 21
Захожу в спальню. На кровати нахожу несколько пакетов из фирменных магазинов. Ага, самое необходимое за бешеные деньги. Достаю белье. О Боже! Такое даже страшно надевать. Да! О белье настолько известного бренда еще вчера я даже не мечтала. Такое хочется надеть, покрутиться перед зеркалом, еще бы, чтобы кто-то заценил… Ладно. К слову сказать, здесь целых три комплекта. Молочного, черного и алого цвета. Первых два вполне приличных, а вот третий я едва ли решусь надеть. В других пакетах спортивный костюм кофейного цвета, несколько футболок и банный халат. Выбираю молочный комплект, поверх надеваю футболку и костюм. Размер мой. Быстро расчесываюсь. Блин. Даже резинки нет. И косметики. Сейчас этот друг глянет на меня и не поверит, что я живая женщина. Бледная, как смерть.