Жена Кукловода

Людмиле стало страшно. Она никогда не видела Руслана таким. Ей показалось, что он сейчас ее ударит.

– Пусти, - выдохнула она, - Больно… пусти…

– Пап?! Отпусти маму!

На пороге кухни стоял испуганный, взъерошенный как воробушек, заспанный Антошка.

Руслан немедленно опустил руки, выскочил из кухни, заперся в ванной.

Людмила судорожно прижала к себе сына, погладила по голове и чуть не вскрикнула от ужаса.

Лоб Антошки пылал.

Схватила за руку, отвела в спальню, уложила в постель, метнулась за градусником. Еле дождалась положенного времени. По короткому тревожному писку уже поняла, что дело плохо. В окошечке горели зеленые цифры: сорок и шесть.

– Рус! Антошка! У него жар! Сорок с половиной...

Руслан тут же оказался рядом с постелью сына.

– Что болит?

Антошка жалобно посмотрел на отца мутными глазами и просипел:

– Горло…

Руслан быстро и уверенно ощупал его шею. Повернул настольную лампу.

– Открой…Понятно… только бы не дифтерия.

Быстро встал, принес аптечку и фонендоскоп. Налил в ложечку панадол, Антошка послушно проглотил, поморщился от боли.

Руслан вставил в уши фонендоскоп, внимательно прослушал легкие сына.

– Хрипов нет. Бронхи в порядке. Легкие чистые.

Потом схватился за телефон.

Вышел в зал, стал расхаживать по комнате, бросая в трубку короткие фразы:

– Маргарита… Да, Сикорский. Дежуришь? Сын… Двенадцать…Лихорадка… Боль в горле. Слизистая, миндалины сильно гиперемированы. Похоже.. да…

– Мила! – крикнул Людмиле, - Антошку ведь прививали от дифтерии?

– Конечно, - отозвалась она.

– Привит. Спасибо. Успокоила. Ангина… Скорее всего, но фебрилитет уж очень высок. Может? Ладно. В стационар… не знаю. Понаблюдаю до утра. Не будет динамики или ухудшится – сразу привезу.

Людмила сидела рядом с постелью сына на полу, сжимала его горячую ладошку, убирала со лба прилипшие прядки.

– Мила, измерь температуру. Должна уже спадать.

Людмила тут же поставила градусник.

Руслан снова кому-то позвонил, вышел в зал.

– Мам, - просипел Антошка. – Прости…

– Ну что ты… - голос Людмилы дрогнул, - за что простить?

– Папе не говори только, - сын отвернулся к стенке, помолчал. – Я специально. У Макса лед из холодильника ел… Думал… Прости…

Людмила обняла его, прижала крепко-крепко. Даже сквозь футболку ощутила, какой он горячий.

– Вот глупыш… Ну зачем?!

– Вы… вы… совсем про меня забыли…- Антошка всхлипнул.

Людмила поцеловала его в лоб, влажный от испарины.

Запищал термометр. Все также коротко и тревожно.

– Сколько? – озабоченно спросил вернувшийся Руслан.

– Тридцать восемь, - облегченно выдохнула Людмила, - спадает.

– Отлично. Через час можно повторить. Антибиотиков как назло нет. Я в круглосуточную аптеку. Сделай ему теплый морс – клюкву, малину, лимон. Пусть пьет понемногу, но часто.

Руслан одевался и отдавал короткие приказы. Людмила тут же пошла на кухню готовить морс. Услышала, как уходя, муж сказал Антошке:

– Держись, не раскисай. Ты же мужчина! Не пугай маму.

На душе потеплело.

Выглянула в коридор, Руслан уже надевал пальто. Посмотрел на Людмилу, вдруг подошел к ней, обнял:

– Успокойся. Ничего страшного. Просто ангина. Все будет в порядке.

До утра они так и не сомкнули глаз. Температура еще дважды поднималась до сорока, Руслан сразу начал давать Антону антибиотики, заставлял полоскать горло. Антон терпел все экзекуции мужественно и молча, не жалуясь. Только смотрел на маму виноватыми глазами.

Людмила не отходила от постели сына, так и уснула на полу, положив голову поверх его одеяла.

Проснулась оттого, что Руслан осторожно поднял ее и отнес на диван. Укрыл заботливо одеялом. Людмила встрепенулась.

– Нет…я должна…

– Антошка спит. Температура спала. Тебе тоже нужно отдохнуть. Я посижу с ним, все равно скоро на работу. А ты, поспи, потом вызывай участкового педиатра, оформляй больничный.

Людмила пробормотала что-то невнятное, соглашаясь, и уснула.

Разбудил ее настойчивый звонок в дверь.

Вскочила, еле разлепила глаза, бросилась в коридор. Уже по дороге поняла – Руслана уже нет, ушел на работу. Боже, сколько она спала? И как Антошка?!

Пока судорожно искала в сумочке ключи, пока не с первого раза попала в замочную скважину, звонок продолжал выдавать оглушительную тревожную трель.

Открыла дверь, и в квартиру шагнул, отстраняя ее с дороги, Сикорский-старший. Судя по грозно насупленным бровям и побагровевшим щекам, профессор был в ярости. Людмилу словно окатило ледяной волной презрения и раздражения.

– Где мой внук? – вопросил Николай Аскольдович, не дожидаясь приглашения, разулся, бросил на руки опешившей Людмиле пальто и прошел в ванную, мыть руки.

– Спит, - не сразу ответила Людмила.

– Здравствуй, Мила, - следом за профессором появилась Мария Ивановна. – Тут вот варенье, малиновое и клюква с брусникой. С сахаром, перетертая. Как Тошенька?

– Уже лучше, - ответила Людмила, принимая из маленьких ручек Марии Ивановны пакет с банками. – Руслан сказал, что это ангина.

– Я так и знал! – голос профессора уже гремел в спальне.
– Безобразие! Вот что бывает, когда женщина вместо семьи занимается всякой ерундой! Так запустить ребенка! Лакунарная ангина! Жесточайшая! Фолликулы на миндалинах с пятак!

Людмила было метнулась в спальню, чтобы возразить, но Мария Ивановна остановила.

– Согрей-ка чайник. Пусть выбесится. Ты ж его знаешь. Только еще больше разойдется.

Профессор продолжил гневную тираду насчет того, какая преступная халатность проявляется Людмилой при воспитании его драгоценного единственного внука, и как мог его сын, одаренный и подающий надежды врач, проморгать собственного ребенка.

Людмила, переглядываясь с Марией Ивановной, поставила на плиту чайник, достала чашки, чай в пакетиках. Не спеша развела для Антошки клюквенный морс, взяла оставленные Русланом таблетки, пошла в спальню.

Профессор уже немного успокоился и сидел на краешке кровати, озабоченно сжав запястье Антошки, видимо считая пульс.

Людмила поставила кружку с морсом на стол, подошла к Антошке, помогла ему сесть, подложила под спину подушку.

– Давай-ка лекарства примем. Потом горло полоскать будем.