Жена, любовница, подруга...

Степан топтался у машин, не поднимая головы. Нелепые, хулиганистые планы выстраивались в его голове. А что, если взять и позвонить в квартиру? Прямо заявить Дмитрию, что жена неверна ему. Пусть ничего конкретного у него с Татьяной пока не сладилось. Она, как отчаянная рыба, срывалась с крючка в последний момент – совсем не так бы должна вести себя взрослая женщина, давая мужику авансы. Но воображение Степана буксовало, детали действий не вырисовывались. Он представлял лишь момент торжества в разговоре с Дмитрием: «А знаешь, Дмитрий, мы с твоей супружницей… Ты уволил меня из фирмы, так вот – получай!» Степан вдруг поймал себя на том, что разговаривает вслух.

Он снова вскинул голову к верхним этажам, и в этот момент Татьяна выглянула в окно вновь – они встретились взглядами. Татьяна состроила испуганную гримасу и часто-часто замахала расслабленной ладонью, будто ребенок, исполняющий приказ: «Помаши тете ручкой». Только вместо тети во дворе маячила фигура упрямого дяди. Он понял ее сигналы по-своему – подруга зовет его к себе. Достав из кармана чекушку, Степан отхлебнул глоток-другой водки и направился к подъезду. Уверенно набрал на домофоне номер квартиры Беломорцевых.

Татьяна, упреждая звонок и реакцию домочадцев, побежала к двери.

– Степан, – приглушив голос, проговорила она в дырочки микрофона, – жди внизу, у почтовых ящиков, я сейчас спущусь.

– Кто там? – спросил у Татьяны выглянувший в коридор муж. – Разве мы еще кого-то ждем? Я думал, что все в сборе!

– Там квитанции какие-то принесли. Я спущусь возьму.

Татьяна выбежала на лестницу, прикрыв за собой дверь. Одним махом она пролетела несколько этажей и попала в объятия Степана, уже поджидавшего ее на нижней площадке. Он начал целовать ее прямо в губы.

– Сумасшедший! – вырвалась из объятий Татьяна. – Нашел место для нежностей – у самого входа. Дверь с улицы откроется – и глазом моргнуть не успеешь. Давай хотя бы поднимемся на пролет.

Остановились у окна, между этажами – сюда не выходили ничьи двери. Лестница частично сохранила дореволюционный декор: фигурные ограды, кафельные шашечки на полу, венецианские окна с витыми переплетами и с низкими, на уровне коленей, но широченными подоконниками. Однако выкрашены они были в грязно-коричневый цвет, как и стены на лестнице.

– Ах, задрать бы тебе, голуба, – вращая белками, с вожделением воскликнул Степан и толкнул Татьяну на пыльную поверхность подоконника.

Татьяна, изменяя мужу в своих фантазиях, воображала разные ситуации – но не в таких же непристойных условиях этим заниматься! Грязная лестница не вписывалась в ее романтические представления о любви.

– Степушка, милый, остановись. Клянусь, я приду к тебе в сторожку, как только снова приеду на дачу. Ты ведь хочешь, чтобы у нас все было всерьез и надолго?

Степан был не настолько пьян, чтобы не внять ее словам. И сейчас он не столько стремился овладеть женщиной, сколько попугать недотрогу. Овладеть ею здесь, на подоконнике, – не главное. Но если прорваться в квартиру, навести там шороху… Однако – Степан качнул головой – еще не время. С пьяненькой усмешкой наблюдая за расширенными от страха глазами Татьяны, он отошел к ограждению и прислонился спиной к перилам.

– Ладно, беги к гостям, но чтобы в субботу была в моем домике как штык!

Татьяна вскочила на ноги, пригладила волосы, одернула платье и кинула на дружка полный ненависти взгляд. Сейчас бы его за ноги да в пролет! Впрочем, гарантии успешной расправы не было. Самое страшное, что может быть, – пролетев со второго этажа, ноги переломает. Да и не способна Татьяна на такое злодеяние! Опять фантазии!

Не успев достойно ответить на ультиматум Степана, она услышала, что двумя этажами выше открылась дверь. И почти сразу зазвучали голоса Тима и Алисы. Поняла: молодежь вышла на лестницу покурить. Алиса со смехом сказала новому знакомому:

– Мои предки еще не знают, что я, когда выпью, тянусь к сигарете. Давай спустимся ниже, а то ненароком мама-папа на площадку выглянут.

– Ты прямо как ребенок! – подначил ее Тим. – Неужели и заграница тебя не раскрепостила? Там школу закончил, считай, взрослый человек. Ты ведь самостоятельно живешь уже год.

– Ну, зачем мне родителей зря расстраивать, через пару недель укачу обратно и буду жить как нравится. А правда, что ты – байкер? Тетя Лариса рассказывала, что ты гоняешь на мотоциклах так, что дух захватывает. А я, представь себе, ни разу на байке не ездила.

– Это упущение надо восполнить! – горделиво откликнулся Тим. – Оставь номер мобильного. Выдастся свободное время, я тебе позвоню!

– А тетя Лариса не приревнует? У вас ведь с ней все на полном серьезе? – отыграла подначку приятеля Алиса.

– Я же не предлагаю тебе перепихнуться.

Тим не видел ничего предосудительного в дружеском общении с девушкой. Лариса должна это понять. Должна верить ему, иначе их любовь погибнет. А он любит ее по-настоящему. Ему, выросшему без материнской ласки – заботы мачехи не в счет, – приятно было чувствовать себя с Ларисой и мужчиной, и мальчиком. И он готов стать ее мужем. Хотя придется смириться с тем, что ровесники его не поймут. Он вспомнил, как подростки на пляже назвали Ларису старухой. И он принял для себя как правило в байкерский клуб с ней не ездить. А Ларисе заявил, что гонки на байке, особенно ночные, – это занятие мужское. Но были, были пассажирки на задних сиденьях у многих его товарищей! Почему бы и ему разок не показаться в клубе со стильной девушкой!

Новость, что дочь курит, Татьяну не слишком удивила. Что поделать, девочка уже взрослая. Сейчас больше беспокоило, как тихо и незаметно распрощаться со Степаном. Татьяна на цыпочках, приложив палец к губам, подтолкнула его вниз, к двери парадного. Целомудренно поцеловала его в щеку и выпроводила во двор.

Степан вышел на свежий воздух в хорошем настроении. Оглянувшись по сторонам, достал из кармана брюк сапожное шило – он всегда носил его для самообороны – и, пригнувшись за машинами так, чтобы его не увидели из окон, весело ткнул шилом в колесо джипа, принадлежащего Дмитрию. Джип покачнулся, включилась назойливая сирена, но Степан быстро юркнул через подворотню на набережную Фонтанки и двинулся как ни в чем не бывало вдоль ограды реки.

Татьяна, возвратясь к гостям, была рассеяна, на вопросы отвечала невпопад. Тревога не покидала ее: из-за своего легкомыслия, из-за глупых фантазий она попала в зависимость к дурному мужику, даже не переспав с ним. Но в глубине души ей льстила безумная выходка Степана, казалось, что на нелепый поступок и угрозы его толкнула любовь к ней.

* * *

А Ника одиноко слонялась по своей квартире, представляя, как супруги Беломорцевы тешат друг друга. Как Дмитрий кладет руку на плечи жены, как что-то шепчет на ухо… Нет, думать об этом невыносимо. И снова ей захотелось заняться лепкой. После изготовления фигурки младенца из муки она купила пластилин, но только сейчас впервые открыла коробку. Медленно разминала пальцами зеленовато-землистый липкий цилиндр. Затем скатала яйцо – абрис будущей головы. Пластилин разогрелся и уже не прилипал к рукам, а пальцы сами вспоминали лицо Дмитрия, как будто снова скользили по нему, как тогда, в пещере. Выступил хребет ровного носа, впадины глаз, как высохшие озера, и надбровные дуги над ними; изогнутые валики губ в мелких трещинках. Ника прикрыла веки и не смотрела, что получается. Она ваяла своего Дмитрия – этот маленький бюстик всегда будет с ней!