Жена Мэдигана

Его разрядка пришла следом, пока ее внутренние мускулы сжимались вокруг него, пока она дрожала и тихо шептала слова, которые он не вполне понимал.

Он что, свихнулся? У него никогда не может быть с Грейс поверхностных отношений. У них была слишком бурная история, он слишком сильно ее любил. И она причинила ему чудовищную боль.

Она продолжала собственнически обнимать его за шею, но ее тело полностью расслабилось. Она тяжело и глубоко дышала, и казалось, совсем не спешила разорвать их связь.

Рэй поклялся не спрашивать. Он знал, это была ужасная идея.

Но поднял голову и посмотрел на нее. Он устал вглядываться в тени, поэтому протянул руку и включил стоящий у кровати светильник.

Грейс моргнула от резкого света, но все же улыбнулась ему. Он не улыбнулся в ответ.

Отвел волосы с ее лица.

— Почему ты ушла?

Улыбка Грейс увяла. Только не сейчас, пожалуйста, не сейчас.

— Я сказала тебе несколько лет назад.

— Нет, — рявкнул Рэй. — Не сказала.

Он прижал ее к кровати, нависая над ней, окружая ее. Не оставляя спасения.

— Ты попросила меня оставить работу, — прошептал он. — Я ответил отказом, и менее чем неделю спустя ты ушла. С твоей стороны было мило не слоняться поблизости, пока я снова не встану на ноги. Мне так и не выпал шанс поблагодарить тебя за это.

— Рэй, я тысячу раз говорила тебе…

— Ты ничего мне не говорила.

Она объяснила, разве нет? Рэй наблюдал за ней и ждал, а она не знала, что ответить.

— Неважно, — сказал он, откатываясь и быстро выбираясь из постели, после чего направился через прихожую к ванной. — Не знаю, зачем спросил. Должно быть, это какая-то странная реакция на вечерние события.

Грейс села и подняла с пола банный халат. Розовый шелк выглядел фривольно, женственно и сексуально. Она купила его три года назад, повинуясь импульсу, но до сегодняшнего вечера не надевала. Он прикрывал не много, но если она собирается исповедаться перед Рэем так же, как он исповедался перед ней… ну, не могла она сделать это голой. Она все еще размышляла, не лучше ли одеться как следует перед предстоящей конфронтацией, когда Рэй вернулся в комнату.

Жаль, что она не может прочитать его мысли, не может просто всмотреться в любимое лицо и понять, о чем он думает. Он слишком искусно научился прятать эмоции за маской беспечности. Иногда ему удавалось одурачить даже ее.

Не говоря ни слова, Рэй забрался в кровать, натянул простынь до талии и, прислонившись спиной к изголовью, пронзил Грейс взглядом. Легче всего было бы повернуться к нему спиной и спрятать лицо в подушке. И все же она так не сделала. Вместо этого она стремительно сорвалась с места и села рядом с ним, близко, но не касаясь его.

— Когда тебя ранили в третий раз, — без предисловий начала она. — Я сидела дома и смотрела какую-то дурацкую комедию. Я помню и эпизод, и звучавший тогда диалог, когда раздался дверной звонок.

Рэй ничего не ответил, просто смотрел на нее и ждал.

Она отвернулась, глядя теперь в пространство перед собой, и продолжила:

— Увидев Лютера, я поняла, что случилось. Поняла, что ты опять ринулся в центр какой-то переделки и снова поймал пулю. Но на сей раз, я повела себя умнее, чем в предыдущих случаях, по крайней мере, так думала. Я больше не собиралась паниковать, планировала оставаться спокойной. Зрелой. Благоразумной. — Она глубоко вздохнула, выравнивая дыхание. — Я не торопилась, наоборот даже задержалась, чтобы одеться и расчесаться, даже не смотря на то, что Лютер кричал мне поторапливаться. В конце концов, в первые два раза я выставила себя полной дурой, заявившись в больницу в длинной сорочке, пальто и развязанных теннисках. Волновалась до полусмерти, пока ты сидел там… смеялся со своими приятелями и флиртовал с медсестрами.

Ее сердце дрогнуло. Она не хотела вспоминать.

— По пути в больницу Лютер, как всегда, уверял меня, что с тобой все будет в порядке. Он повторял это снова и снова, а я не замечала, что интонации его голоса не такие, как обычно. Я поняла это позже, сидя в коридоре и ожидая, когда тебя вывезут из хирургии.

— Нам не обязательно снова переживать это, — нежно сказал Рэй, несомненно, сожалея о своем импульсивном вопросе.

— Ты спросил, — рявкнула Грейс. Она чувствовала его рядом с собой, видела его очертания уголком глаза, и, тем не менее, не могла заставить себя посмотреть прямо на Рэя. — Теперь слушай, черт возьми, внимательно.

— Да, мэм.

Она смотрела прямо перед собой, не желая видеть его осуждающий взгляд.

— Ты находился под действием болеутоляющих, поэтому, уверена, многого не помнишь, во всяком случае о первых нескольких днях. Доктор полагал, что у тебя мало шансов выкарабкаться. Он считал чудом, что ты не скончался уже по дороге в больницу. — Ее голос задрожал, совсем немного. Она хотела протянуть руку и положить ладонь на укрытую простыней ногу Рэя в поисках поддержки. В поисках утешения. Но не сделала этого.

— Первые два раза, когда тебя ранили, были достаточно скверными. У меня всегда появлялось ощущение, будто кто-то пробрался внутрь меня и вырвал часть души, которая уже никогда не вернется. Впоследствии я всегда чувствовала себя… менее цельной, менее защищенной.

Она, наконец, повернулась к Рэю, и ее взгляд упал на шрам наверху его груди. Грейс протянула руку и коснулась его. Впервые она преднамеренно положила ладонь на свидетельство того ужасного ранения.

— Ты едва не умер, и это чуть не убило меня. Не знаю, как я пережила ту неделю, правда, не знаю. — Она последний раз погладила шрам и опустила руку. — Мы тогда хотели завести детей, помнишь?

Он кивнул.

— У меня была задержка на несколько дней, — прошептала она. — Слишком небольшая, даже чтобы просто упоминать о ней, но той ночью, ожидая, когда тебя вывезут из хирургии, я думала об этом. Я не знала, беременна я или нет, но ожидая, размышляла и спрашивала себя, как пройду через это без тебя, как смогу воспитать без тебя ребенка. — Слезы обожгли глаза, и Грейс безмолвно взмолилась, чтобы они не пролились. — Лютер продолжал твердить, что все будет хорошо. Он повторял это, пока мне не захотелось наорать на него и ударить, лишь бы он просто замолчал. Все было плохо. Я чувствовала себя так, будто кто-то разобрал меня, а потом собрал совершенно неправильно. — На нее нахлынула знакомая истерика. — Мое сердце было разбито, в голове творилась полная неразбериха. Я знала, что не смогу пройти через такое снова, а ты отказался уйти. Что, по-твоему, я должна была сделать?

— Я был полицейским, когда ты вышла за меня, — защищаясь, ответил он. — Ты знала, чем я занимаюсь.

— Но я не знала, что ты окажешься трюкачом, который чувствует себя обязанным находиться в первых рядах каждого сражения, адреналиновым наркоманом, который, не задумываясь будет постоянно рисковать своей жизнью. — Теперь Грейс понимала, почему Рэй чувствовал себя обязанным делать то, что делал. Но это не имело значения. Фактически, это все только усугубляло. От такого невозможно было просто отмахнуться.