Жена наверху

Я выхожу с тротуара на середину дороги, чтобы получше все рассмотреть. В этой части района всегда так тихо, что мне даже не приходит в голову, что стоять посреди дороги не самое безопасное занятие.

Я слышу звук мотора раньше, чем замечаю машину, но даже тогда не двигаюсь с места. Позже я буду вспоминать этот момент и гадать, было ли это предчувствием, не получилось ли так, что все события в моей жизни вели меня к этому самому месту, к этому самому дому.

К нему.

– 2 —

Почти все автомобили в Торнфилд-Эстейтс одинаковы и являются какой-то моделью роскошного внедорожника. Это практически аналоги домов на колесах – невероятно дорогие и чрезмерно большие. В последнее время я редко обращаю на них внимание, просто машинально отмечаю, что по улицам регулярно проезжают танки цвета шампанского или ночного неба.

Но машина, вылетевшая по подъездной дорожке моего любимого дома, не внедорожник. Это спортивная машина старой модели, с рычащим мотором, цвета алого карамельного яблока, яркая, как кровоточащая рана на фоне пасмурного дня.

Медведь лает, пританцовывая на задних лапах, и я пытаюсь убраться с дороги, но пальцы запутываются в поводке, а бампер машины стремительно приближается.

Асфальт скользкий от дождя, и, возможно, именно это меня и спасает: отступая, я поскальзываюсь и падаю, ударившись о землю так сильно, что клацнули зубы. Капюшон накрывает лицо, так что я не вижу ничего, кроме брезента цвета хаки, но слышу визг тормозов, а затем слабый скрежет металла. Медведь лает, лает и лает, нервно прыгая, а кожаный поводок впивается в запястье, заставляя меня морщиться от боли.

– Господи Иисусе! – раздается мужской голос, и я наконец решаюсь отбросить капюшон с лица.

Задняя часть этого великолепного автомобиля теперь упирается в один из причудливых уличных фонарей, расположенных вдоль дороги. Скорость была невысокой, но машина такая легкая, что металл смялся, как бумага, и у меня внезапно пересыхает во рту, а сердце тяжело бьется в груди.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Такая машина стоит больше, чем многие люди зарабатывают за год. При работе в кофейне мне потребовалась бы целая вечность, чтобы накопить хотя бы на первый взнос за что-то подобное, а теперь машина серьезно испорчена, потому что я глазела на дом этого парня, стоя посреди улицы.

Я наконец заставляю себя взглянуть на мужчину, который вышел из машины и теперь стоит, закинув руку на водительскую дверь. Он не похож на других мужчин, которые встречаются в Торнфилд-Эстейтс: те носят рубашки поло и брюки цвета хаки и даже самые молодые и подтянутые из них обладают какой-то мягкостью форм – безвольные подбородки, животы, нависающие над дорогими кожаными ремнями. В этом же человеке нет ничего безвольного или обвисшего. Он одет в джинсы и ботинки, с виду потрепанные, но я-то знаю, что они недешевые. Вся одежда на нем выглядит дорого, даже помятая белая рубашка на пуговицах.

– Вы в порядке? – спрашивает он, делая шаг ко мне. Несмотря на дождь, на мужчине надеты очки-авиаторы, и я вижу в них свое отражение – бледный овал лица на фоне темно-зеленого капюшона.

А когда он снимает очки и небрежно вешает их, зацепив дужкой за воротник рубашки, я вижу, какие пронзительно-синие у него глаза. Три морщинки появляются на его переносице; на меня давно никто не смотрел с такой искренней заботой, и это кажется мне привлекательней хорошей одежды, великолепной машины, идеального телосложения.

Я киваю ему, поднимаясь и дергая за поводок Медведя, чтобы подтянуть поближе.

– В порядке, – отвечаю я. – Мне не следовало стоять на дороге.

Уголок его рта приподнимается, и на щеке появляется ямочка.

– Мне не следовало срываться с подъездной дорожки, как адской летучей мыши.

Он наклоняется и коротким движением почесывает Медведя между ушей. Пес ластится к его руке, высунув язык.

– Полагаю, вы и есть тот самый новый помощник по выгулу собак, о котором все вокруг говорят, – произносит мужчина.

Я откашливаюсь, щеки внезапно вспыхивают.

– Да, – отвечаю я. Мужчина в ожидании смотрит на меня. – Джейн, – выпаливаю я. – Ну… Меня зовут Джейн.

– Джейн, – повторяет он. – В последнее время здесь не часто встретишь девушек по имени Джейн.

Я не спешу рассказывать, что это даже не мое настоящее имя, а имя мертвой девушки из моей прошлой жизни. Мое настоящее имя звучит не менее скучно, но встречается еще чаще, чем Джейн.

– Я Эдди. – Мужчина протягивает мне руку, и я пожимаю ее, горько отмечая, какая влажная, должно быть, у меня ладонь, да еще и чуть пониже большого пальца перепачканная грязью с дороги.

– Мне тоже в последнее время встречается не так уж много мужчин по имени Эдди, – отвечаю я, и он смеется. От этого глубокого, согревающего смеха у меня бегут мурашки по спине.

Возможно, именно поэтому в ответ на приглашение Эдди зайти к нему на чашечку кофе я соглашаюсь.

– 3 —

Вблизи дом еще более впечатляющий, чем с улицы. Входная дверь изгибается аркой высоко над нами – отличительная черта всех здешних домов, огромные двери. У Ридов двери в ванную не ниже двух с половиной метров в высоту, что придает даже самым маленьким комнатам величественный и важный вид.

Эдди пропускает нас с Медведем внутрь, и пес тут же отряхивается, разбрызгивая капли воды по мраморному полу.

– Медведь! – восклицаю я и одергиваю его за ошейник, но Эдди только пожимает плечами.

– Полы ведь высохнут быстрее тебя, а, здоровяк? – Одарив пса очередным поглаживанием, он жестом приглашает меня следовать за собой по коридору.

По правую руку стоит тяжелый стол – еще больше мрамора, больше кованого железа – с замысловатой цветочной композицией на нем, и, проходя мимо, я провожу пальцем по лепесткам ближайшего цветка. Они прохладные и шелковистые, чуть влажные на ощупь, значит, цветы настоящие. Мне становится любопытно, неужели Эдди – или его жена, давайте будем реалистами, – обновляет букет каждый день?

Коридор ведет в просторную гостиную с высокими потолками. Я ожидаю увидеть интерьер как у Ридов, весь в нейтральных оттенках, но мебель здесь подобрана яркая и удобная: пара диванов цвета темной клюквы, три кресла с откидными спинками и ярким рисунком – узор на всех разный, но все вместе смотрится отлично. На светлых деревянных полах несколько ковров, тоже пестрых. Два высоких торшера отбрасывают на пол лужицы теплого золотистого света, а камин обрамлен встроенными книжными полками.

– У вас есть книги, – говорю я, а Эдди останавливается и поворачивается ко мне, засунув руки в карманы и приподняв брови.